– Ну, я бы предпочел, чтобы ты сразу ко мне переехала, – невозмутимо проговорил Хин и заботливо похлопал по спинке подавившуюся меня, а после продолжил: – Но что-то подсказывает, что ты не согласишься, потому я согласен на конфетно-букетный период. Начнем сразу как вернемся в Малахит, что, кстати, произойдет утром. У меня появились срочные дела.
– Но сегодня ты никуда уходить не собираешься? – мрачно уточнила я.
– А ты у меня умненькая, – Лель подмигнул синим глазом, подхватил брошенную мной надкушенную пироженку и закинул в рот. – Но на отдельное одеяло, так и быть, можешь сегодня рассчитывать. Но только сегодня!
Я решила благоразумно не спорить и не упорствовать.
– И все же вернемся к другом моему вопросу. Откуда ты? О Хранителях я знаю только то, что вы пришли из других миров, призванные стихией.
Мужчина промолчал. Не торопясь доел свой десерт, так же никуда не спеша встал, обошел крохотный столик за которым мы ужинали, и подхватил внезапно пискнувшую меня на руки.
– Рассказ долгий, – невозмутимо поведал Лель, неся меня к кровати. – А в ногах правды нет.
– Я вообще-то сидела, – не удержавшись, с иронией напомнила в ответ.
– Ничего, лежа еще лучше информация усваивается, – «утешил» меня Лель. – А уж если лежишь с рассказчиком, то вообще шикарно!
Меня опустили на покрывало, и оно заскользило под руками.
– Я прям вот ощущаю твой богатейший педагогический опыт, – пропыхтела я, стараясь отползти подальше. – Ой!
Это Мастер ухитрился поймать мою ступню, быстро снял мягкую домашнюю туфельку, а после проделал все то же самое со второй ногой.
И я затихла, уже не пытаясь вырваться, лишь ощущая хватку горячей руки на своей лодыжке. Наши взгляды встретились и нечаянно попав в плен синих, как закатное небо, глаз феникса, я не могла освободиться. А может и не хотела?
Пальцы скользнули ниже, с нажимом провели по подьему стопы, и я судорожно выдохнула, ощущая, как от этого простого, почти невинного прикосновения по телу рассыпаются огненные искры. Почему-то с каждым мгновением становилось все сложнее дышать, но мне было в радость это кислородное голодание. Я не хотела, чтобы этот миг кончался. В нем была лишь я, этот темный взгляд, в котором одновременно переплелись нежность и темный, злой голод, от которого тело вздрагивало в предвкушении.
– О чем это я? – хрипло нарушил молчание Лель, выпуская мою ступню.
– О п-п-педагогике, – запнувшись, напомнила я.
В голове плавали обрывочные мысли, и все, что было до этого, казалось таким мелким и неважным. Мне хотелось вернуться в бесконечное как море напряжение между нами. Которое в любой момент могло взорваться. И этот взрыв обещал фейерверк.
– Точно… – медленно кивнул блондин, и запустив ладонь в и так растрепанные белые волосы, слабо улыбнувшись, признал: – Это будет сложнее, чем я думал.
Я постаралась как можно более незаметно ущипнуть себя, чтобы хоть как-то прийти в чувство. Вернее в мозги! Из чувств нам как раз не помешало бы хоть чуть-чуть выползти. Хоть нос показать! Раз на полноценный выход рассчитывать не приходится.
– Ладно, – словно падая в пропасть и разрешая себе все, Лель рухнул спиной на подушки. – Иди сюда, буду сказки рассказывать.
– Страшные? – улыбнулась я, и подтянув повыше широкие домашние штаны, подползла чуть ближе.
– Пока нет. Страшные сказки положено рассказывать ночью и под одеялом. Ночь у нас в наличии имеется, за одеялом тоже не заржавеет… но думаю, что эту часть программы пока лучше опустить.
От более чем откровенного намека в душе проснулись неловкость и… злость. Потому что, судя по всему, Хину очень нравилось меня смущать, он прекрасно понимал, что делал, стало быть надо переставать на все это вестись.
– Ну и чудесно, не люблю ужастики, – я забрала несколько подушек, и устроилась поудобнее в метре от Мастера. – Итак, слушаю.
– С начала? – лукаво прищурился Лель, вновь став до невозможного похожим на ту свою иллюзорную маску обаятельного негодяя.
– С самого начала!
– Ну тогда в одном далеком мире, в древнем клане Белых появился на свет птенец… – надолго пафоса Леля, к счастью, не хватило и продолжил он уже куда менее пафосно. – Как ты уже знаешь, я феникс, и как все Хранители действительно переселенец. Вот только будет ошибкой считать, что стихия падает к тебе в руки сразу же после перехода. Я не знаю, как именно покровители выбирают себе воплощения, но со многими это случается далеко не сразу. Я прожил в Аквамарине несколько лет.
– В Аквамарине?!
– Да, сектором моего переселения оказалась страна эльфов.
– А город? – с живым интересом задала вопрос я.
Вдруг мы ходили по одним улицам? Да, он это делал раньше меня, потому как старше, но все же почему-то идея казалась весьма привлекательной.
Раньше я думала, что у нас совсем нет ничего общего, но все оказалось иначе. В общем прошлом у нас был Аквамарин.
– Серебряный Град.
Мужчина говорил спокойно и даже улыбался, но почему-то его синие глаза с каждым мгновением казались все холоднее. Словно из теплого течения в океане ты внезапно попадаешь в холодное. Оно подхватывает тебя мощным потоком и несет все дальше и дальше… в обжигающе ледяное море.
– Когда я оказался в этом мире, мне было то ли шестнадцать, то ли семнадцать лет, – продолжал свой рассказ Лель. – Первое время я жил достаточно легкомысленно. Собственно это практически не отличалось от моего времяпровождения дома, благо программы переселенцев в Аквамарине достаточно хорошие и первое время закрывают потребности нового гражданина в насущном. Так что я жадно изучал мир, окунался в новые знакомства и в целом ни в чем себе не отказывал.
Еще одна кривая усмешка на красивых губах Мастера и мое сердце пропустило удар.
Вдруг подумалось, что вряд ли все юные фениксы отличаются от юношей из других рас, по крайней мере по описанию это не заметно. И что же должно было случиться, чтобы тот веселый парень, наверняка душа компании и любимец женщин превратился в Мастера Пытки?
Судя по всему, у эльфов Лелю было весьма хорошо, а потом его избрала Тьма, соответственно его передали подручным Гудвина и сотворили… да страшно представить как нужно было ломать живого человека!
Я крепко стиснула кулаки от внезапно нахлынувшей злости и спросила:
– Это в Малахите тебя сделали… таким?
Мое эмоциональное предположение вызвало неожиданную реакцию. Хин изумленно приподнял бровь, а после с усмешкой покачал головой.
– Нет, детка, в Малахите меня как раз пытались лечить. И как видишь, у них даже получилось, хоть на это и ушло много лет.
– Лечить? От чего?!
Мне всегда казалось, что вредный характер, игнорирование мнения окружающих и склонность агрессии – это не болезнь.
– Не забегай вперед, – мне погрозили пальцем, а после Лель вновь погрузился в рассказ. – В общем все было почти прекрасно, Мия. А потом… потом я влюбился. Сильно, страстно, до полной потери головы и понимания о хорошем и плохом.
Я прерывисто вздохнула и ощутила как этот воздух словно выморозил легкие и быстро добрался до сердца.
Конечно, это очевидно, что у всех есть свое прошлое и в нем есть другие мужчины и женщины. Но одно дело это понимать, а другое дело слушать, как мужчина, в которого ты влюблена, когда-то безумно любил другую.
Это оказалось… больно. И неожиданно. Словно ты брала в руки клубок нежной и шелковистой пряжи, сжимала ее в пальцах, наслаждалась гладкостью… а из глубины клубка в кожу впилась старая, ржавая и кривая игла.
В сердце впилась.
– Знаешь Мия, притяжение бывает очень разным. Есть легкое, как флер духов, как дым благовоний. Оно манит, заставляет фантазировать о деталях и будоражит воображение, – мужчина коснулся моей руки, осторожно погладил пальцы, и в его глазах вспыхнули искры… чтобы почти сразу погаснуть под слоем льда из воспоминаний. – А есть иное. Больное, злое. Словно альпинистская кошка с размаху вошла в грудину, подцепила ребра и волочет вперед. Острые грани впиваются в сердце, и оно, истекая кровью, бьется и живет, хотя больше всего на свете хочется сдохнуть. Мои чувства были именно такими. Не убежать, не избавиться, ты словно наркоман на «Алмазной пыли». Тебе ослепительно хорошо с ней сначала и очень плохо потом. А через некоторое время боль и наслаждение переплетаются настолько туго, что уже непонятно где начинается одно и заканчивается другое. И финалом может стать лишь смерть.
Он замолчал, невидяще глядя перед собой и, ощущая потребность хоть как-то разбить эту звенящую тишину, от которой хотелось заорать, я проговорила:
– Но ты жив, и это главное.
– Я умер, Мия. Я истек кровью и умер во имя радости моей госпожи, но фениксы – удобные игрушки. Мы воскресаем. Минус разве что в том, что меняемся. Внешность пластична и подстраивается под состояние души. Даже то лицо, что ты видишь сейчас – досталось мне после второй смерти. Поверь, после первой я выглядел гораздо хуже… и старше. Того красивого мальчика уже не существовало. Из огня смерти вышел злой, и весьма отвратительный на взыскательный эльфийский вкус мужчина. Еще и безумный. Но так как после этого маленького приключения во мне проснулась Тьма, то я стал проблемой Малахита. И поверь, они со мной намучились!
Мне так хотелось прижаться к нему, обнять, взять это узкое, скуластое лицо в ладони и сказать что… дура и психопатка эта его первая любовь!
Отношения, это про комфорт, взаимопонимание, нежность и, конечно, про любовь и страсть, куда же без них. Они как перец в блюде.
Но если перец в это самое блюдо швырять горстями, то есть будет невозможно, какими бы идеальными не были основные ингредиенты.
С другой стороны, кроме исконно-женского желания окутать теплом, спасти и исправить своими, конечно же, правильными чувствами, у меня в голове эхом звучали голоса матери и сестры.
Что Мастер Хин – это не только высокая должность, но ее и куча тараканов в блондинистой голове. И смогу ли я с ними разобраться? Нужно ли мне это?..