Бот как, например, описывали летописцы-монахи обстоятельства организованного им похода 1111 года.
Когда полки столкнулись, раздался гром, и «брань была лютая». Половцы бросились бежать, но падали пред полком Владимировым, невидимо поражаемые ангелом. Многие люди видели, как головы степняков летели, отсекаемые невидимой рукою! Потом победители спрашивали пленных: «Как это вас была такая сила, и вы не могли бороться с нами, а тотчас побежали?» Те отвечали: «Как нам с вами биться? Другие ездят над вами в бронях светлых и страшных и помогают вам».
Летописец объясняет, что это были ангелы, от Бога посланные помогать христианам. В резюме прямо сказано: это ангел вложил в сердце Владимиру Мономаху мысль возбудить братьев своих на иноплеменников. А вот и идеологический хеппи-энд: «Так, с Божьей помощью, пришли русские князья домой, к своим людям со славою великою, и разнеслась слава их по всем странам дальним, дошла до греков, венгров, ляхов, чехов, дошла даже до Рима».
Трудно представить, какое воздействие мог оказать этот рассказ на человека XII века, который верил искреннее и проще нас. В неиспорченном рациональностью сознании средневекового человека жила святая вера в чудеса. Мономах закрепился в народной памяти как главный и единственный герой донского похода. И долго по Руси ходило предание о том, как пил он Дон золотым шеломом.
Было ли это? Пил ли? Если да — это гениальный пиар-ход. Если не пил, но об этом ходили рассказы, — надо поставить памятник пиарщику, который это выдумал. Возник прекрасный образ воина и правителя, достигшего некоего дальнего водного рубежа, и символически овладевающего этим рубежом. Представьте: громадное войско, и князь на глазах тысяч человек зачерпывает своим золотым, сверкающим на солнце шлемом воду из Дона... Войско кричит славу князю, а разойдется по домам — и долго еще в зимние вечера каждый будет рассказывать, как на его глазах князь (символ русской государственности!) буквально овладел Доном.
Из числа таких символических актов и ставшее классикой яркое: «мыть сапоги в Индийском океане».
А ведь мелко... По сравнению с пиаром Мономаха пиар Владимира Вольфовича как-то «не катит»... Не говоря о том, что Жириновский только грозился, сидя в Москве, а Мономах-то если и не пил из Дона, то на берегах его со своим войском вполне определенно побывал...
Реальные дела Мономаха по защите южных рубежей Руси и его попытки объединить все русские силы, отражаясь в общественном сознании, достигли уже критической массы.
А пиар Мономаха был «круче» любого другого князя: ангелы, ясное дело, летали не у всех. Вот мы и помним не всех.
ЖИРИНОВСКИЙ Владимир Вольфович (р. 1946). Талантливый политик, превративший свое имя в предельно узнаваемую товарную марку. Водка, папиросы, чай — все, к чему приклеивается бренд «Жириновский», раскупается вне зависимости от внутреннего содержания гак минимум из прикола. К тому же ВВЖ — безусловно, лучший публичный оратор в современной России. Прочитав мою книгу «Мифы о России», Владимир Вольфович неожиданно прислал мне теплое письмо. В нем Жириновский предположил, что, родись мы лет на 100 пораньше, то могли бы с ним стать Марксом-Энгельсом. Причем почему-то почетное место Маркса отдал мне. Я вежливо отказался
Владимир. Счастливый 1113 год
В 1113 году умер Святополк. В Киеве собралось вече, на котором решили, что быть князем Владимиру. К нему прибыли послы: «Ступай, князь, на стол отцовский и дедовский».
Но Мономах не пошел в Киев! Он оплакивал Святополка — это стало широко известно, и говорил, что старшинство за Святославичами. Киевляне, которые дважды не пускали его на «златой престол», теперь вынуждены были уже не приглашать, а вымаливать его согласие.
Рисковал ли Владимир тем, что заносчивый Киев передумает, а Святославичи решат реализовать свое династическое право?
Конечно, нет.
У него слишком хорошо была налажена служба сбора информации, чтобы сомневаться в своем успехе в Киеве. После смерти великого князя в городе начались беспорядки. Сначала толпа разграбила двор тысяцкого (по современной терминологии — мэра), за то, что он держал сторону Святославичей. Потом пострадали дворы сотских-префектов и еврейских ростовщиков, которым при Святополке дали большие льготы (тут из современных аналогий возможны только офисы банков). Стольный град был опутан займами так же, как сейчас столица опутана потребительскими кредитами. После грабежа, как отмечает историк Соловьев, киевляне послали опять к Владимиру с такими словами: «Приходи, князь, в Киев; если же не придешь, то знай, что много зла сделается: ограбят уже не один Путятин двор или сотских и жидов, но пойдут на княгиню Святополкову, на бояр, на монастыри, и тогда ты, князь, дашь Богу ответ, если монастыри разграбят».
Владимира на пути в Киев встречал митрополит с епископами и со всеми киевлянами. Они приняли его власть как избавление, и порядок в городе был восстановлен.
Академик Рыбаков отмечает, что в вокняжении Мономаха немалую роль сыграла именно PR-составляющая его кипучей деятельности: «Киевское восстание 1113 года напугало феодальные верхи и заставило их обратиться к единственно возможной кандидатуре популярного князя».
Владимиру Всеволодовичу Мономаху было 60 лет.
Возраст расцвета для политика, сказали бы мы сегодня. Возможно, он считал, что достиг высшей власти слишком поздно: недаром его PR-акции при всей своей успешности носили в последние годы эпизодический характер (в отличие от периода, когда он занимался автопиаром последовательно, практически ежедневно).
А может быть, умудренный опытом шестидесятилетний великий князь с удовлетворением воспринимал утверждение в Киеве именно как итог всей свой предыдущей деятельности. В пользу последнего предположения говорит то, как умело разыграл он эндшпиль этой затянувшейся партии[43].
В качестве главы государства он продолжал активную внешнеполитическую линию, которая в XII веке выражалась в основном в военных походах. Во внутренних делах Владимир ввел новое законодательство — «Устав Мономаха».
Он остался в народной памяти «Владимиром Красно Солнышко» (в этом образе, как мы помним, он смешался с Владимиром Святым), а в трудах историков — творцом «самого цветущего в древней истории Киевской Руси» периода.
Идиллический образ
Этот идиллический образ защитника Руси и ее народа — результат явления, которое мы определяем как постпиар.
Влиянием постпиара можно объяснить то, что ныне надежно забыто следующее: политика наступления на степь для переяславского князя была продиктована не абстрактными патриотическими соображениями и отнюдь не стремлением создать великую «КиевРУСЬ, единую и неделимую». Это была просто вынужденная мера для ограждения своих владений от половецкого разорения.
Никто не помнит ныне, насколько жесток был былинный «ласковый князь Владимир» в своем Мономаховом воплощении. Приказ убить пленного половецкого хана и рассечь на части его тело — это еще что. Когда во время одного из своих бесконечных походов он вместе с половецкой ордой взял Минск, то «изъехахом город и не оставихом у него ни челядина, ни скотины». Наконец, первым, кто показал половцам дорогу на Русь для участия в междоусобицах, то есть «навел» бандитов на родные земли, был сам же Владимир Мономах. По его собственному признанию, еще при жизни своего дяди Святослава Ярославича водил он половцев на Русскую землю.
«Он был лицемерен и умел демагогически представить свои поступки в выгодном свете современникам и потомкам», — без обиняков заявляет Рыбаков. Это сработало тогда (впрочем, как правило, работает и сейчас).
Постпиар Мономаха
Девять веков спустя его имя связывается в бытовой речи только со знаменитым головным убором. Но еще 100 лет назад былины были живым жанром народного творчества, и он воспевался в них как Владимир Красно Солнышко.
Стать фольклорным героем — высшее достижение для любого политического деятеля. А кому это удалось? Если не считать героев анекдотов, от Брежнева до Чапаева, то только двум Владимирам: Владимиру Святому, крестителю Руси, и его правнуку, Владимиру Мономаху. Да и то, правда, им досталось на двоих одно место — былинного князя Владимира Красно Солнышко.
Ведя подробный реестр собственных свершений, Владимир Мономах решал политические задачи своего времени. И решал успешно. Он стал восприниматься обществом XII столетия как нужный человек, оказавшийся в нужном месте в нужное время, защитник и объединитель Руси.
При этом Мономах фиксировал свою деятельность в письменном виде (и, естественно, в исключительно позитивном ключе). Это сделало его свершения долговечными, и его фигура пригодилась в будущем. В государственном PR Руси-России как наследницы Византии, Третьего Рима, использовалась история деяний и сама личность Мономаха. В результате его образ перешагнул границы своего времени, постепенно обрастая все более и более легендарными чертами.
Для современного образованного читателя наш князь Владимир, безусловно, положительный исторический персонаж. О нем пишут романы и исследования. Стоит еще появиться телесериалу[44], в котором он будет действующим лицом, и Мономах вновь станет всенародно популярной фигурой. Такое может случиться в любой момент: его постпиар продолжает работать.
Берладник и Долгорукий — имидж утраченный и обретенный
В исторической перспективе мы наблюдаем любопытную вещь. Мы можем назвать это PR-преображением (или PReoбpaжeниeм — красиво звучит и пишется хорошо). Деятели, которые не обладали ни популярностью, ни позитивным имиджем в современные им времена, вдруг оказываются центральными историческими фигурами для нас, их далеких потомков. И наоборот, русские князья, о которых мы почти ничего и не слышали, как выясняется, по-настоящему владели умами своих соотечественников в XII веке. Постпиар оказывается сильнее пиара.