В итоге «во всех губерниях открыты были губернские комитеты… они составились под председательством губернского предводителя (дворянства. — А. Щ.) из депутатов — по одному из уездного дворянства — и из назначенных (курсив мой. — А. Щ.) особо местным губернатором помещиков. Эти губернские комитеты и работали около года, выработав местные положения об устройстве быта помещичьих крестьян. Так пущено было в ход неясно задуманное, недостаточно подготовленное дело, которое повело к громадному законодательному перевороту» (В.О. Ключевский).
Знакомая картина? На местах организуется поддержка правительственных инициатив. Пусть себе говорят. А чиновники наверху делают свое дело…
Разработку главного дела — освобождения крестьян, как и в прошлый раз, готовили в строжайшей тайне, в секретных комитетах. Но только на этот раз действовали не любители, а ребята из МВД. Конечно, кое-что все-таки просочилось. Недаром шефом жандармов был князь В.А. Долгорукий, противник реформ. Они начинают действовать. Так Долгорукий целенаправленно подкидывает царю материалы, из которых следует, что в случае проведения реформ начнется полный хаос. «Ввиду общего неудовольствия дворянства, ежедневно заявляемого получаемыми на Высочайшее имя письмами, он, Долгорукий, не отвечает за общественное спокойствие, если предложения редакционных комиссий будут утверждены».
Впрочем, Долгорукий тоже довольно быстро оказался не у дел.
Чем дальше, тем более кипели страсти, которые стали выплескивать в кулуары коридоров власти. Как-то граф Бобринский, противник перемен, откровенно «наехал» на Милютина: «Неужели вы думаете, что мы вам дадим кончить это дело? Неужели вы серьезно это думаете?.. Не пройдет и месяца, как вы все в трубу вылетите, а мы сядем на ваше место».
Когда все было готово, 28 января 1861 года на заседании Государственного Совета Александр поставил на обсуждение вопрос об освобождении крестьян. Вернее, формулировался он не так, речь шла о том, что лучше — «добровольное» или «обязательное» (то есть подписанное государством) освобождение. Но уже было понятно, что без приказа сверху помещики будут держаться за свои права, как панфиловцы. Итак, 45 голосовавших — 15 были за «добровольность», 17 — за «обязательность», 13 заняли промежуточную позицию. Разумеется, это было никакое не обсуждение, а выявление противников. Потому что Александр, выслушав всех, изрек:
— Крепостное право установлено самодержавной властью, и только самодержавная власть может его уничтожить, а на это есть моя прямая воля.
После этого все противники генерального курса были высланы в имения.
В губерниях господа дворяне продолжали спорить. На то все было и рассчитано. Потому что по большому счету никто у них так ничего и не спросил. А зря. Потому что говорили они порой верные вещи. Некоторые люди в России придерживаются идиотской схемы: есть «прогрессивные» деятели и есть консерваторы, которых и слушать-то не стоит. Это породило и обратную точку зрения, которая не менее идиотская. На самом-то деле все непросто в этом мире…
Как бы то ни было, 11 февраля 1861 года Александр при большом стечении народа прочитал Манифест об освобождении. Приняли его тихо. Полиция, опасаясь эксцессов, запретила бурные выражения чувств. Но все прошло тихо. Начиналась новая эра.
Капитальная реформа, проведенная чисто бюрократическими методами, всегда проводится по принципу «и нашим, и вашим». Я не буду останавливаться на условиях, на которых были освобождены крестьяне, — об этом сказано в любом учебнике. Но в результате, как всегда случается в подобных случаях, все оказались недовольны. Дворяне лишились привычной халявы — и с этих пор их постепенное экономическое угасание превратилось в обвал. Они это припомнят (об этом в следующей главе). Крестьяне рассчитывали на большее — им дали не всю землю и за выкуп. Это громко аукнется в 1905 и 1917 годах, когда запылают помещичьи усадьбы.
Можно ли было провести реформу лучше? Теоретически — да. Но теми силами, которыми она проводилась, — вряд ли. Высшие чиновники почувствовали опасность и в пожарном порядке бросились организовывать выход с «лавиноопасного» места. Вышли. Ну и все. Теперь можно было расслабиться и неспешно доделать все остальное.
Правда, на горизонте появилась опасность «слева». Высунули свои головы борцы за народное дело. Что им было надо, они и сами четко не знали. Главное — это сломать проклятое государство, а там все будет хорошо. До реформы они очень рассчитывали на то, чего боялись люди у власти — на большой народный бунт. Я до сих пор не могу понять, с чего революционеры полагали, что из этого выйдет хоть что-то хорошее. После освобождения крестьян они довольно быстро решили пойти другим путем: открыли огонь на поражение. Идея была все та же: «Кровь прольется, совесть народная проснется. Еще неизвестно, но что-то будет» (В. Шинкарев).
Развязанный профессиональными народолюбцами терроризм показал, что у Александра II нет иного выхода, кроме как продолжать опираться на бюрократию. Так что следующие реформы продолжались в том же самом чиновничьем варианте. Стоит упомянуть о реорганизации суда. Систему, как водится, передрали с «просвещенной Европы». Такая уж у нас традиция модернизаций. Петр I — ладно. Он это делал в первый раз и многого не мог понимать в принципе. Но уж через 120 лет после Петра Великого можно было понять, что в России западные схемы работают как-то странно? Впрочем, западничество — оно не лечится.
Хотя, возможно, дело тут не только в западничестве, а во все той же бюрократической логике. Зачем изобретать свое, если можно скопировать уже готовое? На бумаге-то все гладко выглядит. А такое понятие, как «менталитет», на канцелярском языке не выражается.
Вроде все сделали грамотно. Судебные власти разделили. Судей сделали несменяемыми. Ввели суд присяжных. Судебные заседания стали открытыми и состязательными. И как?
Начнем с присяжных. В России ведь судят не по закону, а по совести. В итоге появился совершенно омерзительный тип русского «либерального адвоката», цель которого — растрогать присяжных. К своим западным коллегам эти господа не имели никакого отношения. Перечитайте Гарднера — автор был адвокатом, он знал, о чем писал, там все точно. А после этого, если не лень, перечитайте речь адвоката из «Братьев Карамазовых». Это, конечно, сатира. Но я читал и подлинные речи российских адвокатов, и отвечаю — сатира очень точная. Знаете, почему присяжные оправдали террористку Веру Засулич? Потому что адвокат их «взял на слезу». Из его речи эта стерва вышла такой хорошей — хоть живой на небо бери. Присяжные и пустили слезу… Вот такой уж мы народ, что поделаешь…
Разделение ветвей власти и несменяемость судей в стране, где чиновники всегда воровали… Независимость суда была понята очень просто — можно делать что угодно и на всех плевать. И плевали.
Между прочим, довольно скоро всплыли и веселые моменты бюрократического освобождения крестьян. А ведь о них предупреждали люди из губернских дворянских комитетов. Вот что еще в 1860 году писали Александру II из Твери.
«Несмотря на все зло крепостного права, власть помещика, его местное значение, его влияние и на крестьян, и на должностных лиц служили, с одной стороны, огромным пособием в управлении, с другой — ограничением произвола чиновников. Если уничтожить его (крепостное право) только в частном порядке, оставив все прежнее по-старому, это не будет уничтожением крепостного права, а только передача его из рук помещика в руки чиновника и расширение его пределов. Это будет разделение всех сословии в государстве на два враждебных лагеря: на лагерь полноправных чиновников и на лагерь бесправных и безгласных жителей».
Так ведь оно и вышло. Мало того. Несмотря на то, что чиновничий аппарат продолжал расти, контролировать провинцию ему стало трудно. В итоге бурно разрослись местные начальники. Возникшим в ходе реформы «земствам» справиться с ними было трудно. Наметилась тенденция к росту сепаратизма. Недаром Александр II в момент плохого настроения сказал, что Россия вскоре развалится на куски.
Характерно, кстати, что нужный как воздух закон о военной реформе чиновники вводили с диким скрипом. Это понятно. Ведь что означает всеобщая воинская повинность? Что каждый, кто отслужил, может при нужде снова стать солдатом. Или повстанцем. Тогда не имелось ни танков, ни пулеметов, ни всяких спецназов. Именно поэтому разнообразные западные радикальные социалисты и анархисты так лелеяли мысль о вооруженном восстании. В те времена это было очень даже реально. Воевать учились все, остается лишь достать винтовки, поднять народ — и дело пойдет.
Перспектива всеобщего военного обучения народа сильно напрягала российских чиновников. Они все тянули и тянули. Но в 1870-м разразилась франко-прусская война, которая показала преимущества новой системы комплектования армии. В Пруссии всеобщая воинская повинность существовала, а во Франции, где, кстати, до войны цвела и пахла типичная бюрократическая монархия Наполеона III, ее ввести не решились. В результате пруссаки лупили тогдашнюю главную европейскую сверхдержаву в хвост и в гриву. В итоге Александр II провел-таки военную реформу.
Не стоит, конечно, все мазать черной краской. Главное все-таки Александр II сделал — сломал застывшую систему. И тут же сразу стремительно начали развиваться промышленность и прочее частное предпринимательство. С этим в бюрократическом механизме появилась еще одна новая черта, которая уже была присуща всем индустриальным странам. В чиновничьей среде появились «группы влияния», лоббисты, которые пробивали те или иные решения. Назову несколько из них. Группу «экономистов», специалистов в области финансов и статистики, возглавлял министр финансов М.Х. Рейтерн. Разумеется, имелись в ней людишки на разных уровнях в разных ведомствах. Их цель лучше всего характеризует такое обращение к императору: «Одного росчерка пера Вашего величества достаточно для того, чтобы отменить весь Свод законов Российской империи, но никакое высочайшее повеление не сможет ни поднять, ни понизить курс государственных кредитных бумаг на Санкт-Петербургской бирже». Имелись также инженеры, сторонники активной роли государства в экономике во главе со ставшим в 1862 г. министром путей сообщения П. Мельниковым. Были «военные», их возглавлял военный министр Д. Милютин. В качестве иллюстрации борьбы лоббистов можно привести так называемый «железнодорожный конфликт». Во второй половине XIX века в России началось бурное строительство железных дорог. И вот тут началась свара. «Экономисты» призвали взять пример с «передового Запада» и передать строительство дорог в частные руки. «Инженеры» и «военные» были против. Суть спора была в следующем. «Экономисты» говорили: частники построят быстрее и дешевле. А так опять половину разворуют. На что представители двух других возражали: частники будут строить в первую очередь коммерчески выгодные линии, а стране требуются, прежде всего, стратегические железные дороги. Но спор был, как вы догадываетесь, не только об этом. Железнодорожное строительство — это огромные деньги. Бедных железнодорожных инженеров-строителей в конце XIX — начале ХХ века не водилось. В этом деле имелось множество сравнительно законных способов хорошо заработать. Так что за каждым из лоббистов стояли определенные силы.