Особенности современной артефакторики — страница 34 из 52

— Это теперь так называется? Окей, буду знать, — я раздраженно отщипнула кусок от серой булочки.

— Потом прямо обвинил меня в том, что я кроликов перерезал. Не каких-нибудь же, а бойцовского факультета. И ссора с бойцами только вчера была. Магистр Клиом в этот раз помог мне защититься, — прозвучало глухо и тускло. Робин тоже подозревал, что это обвинение не последнее. — Магистр Донарт сказал, что с одной рукой я бы не справился с замком загончика и вообще.

— Больше никого не подозревали?

Робин отрицательно покачал головой.

— То есть ты единственный подозреваемый. Почему?

Он, сделал глубокий вдох, будто собирался с духом, посмотрел мне в глаза и твердо сказал:

— Потому что я оборотень.

Судя по лицу, Робин ожидал, что я в лучшем случае отшатнусь, а, скорей всего, с криком убегу в ужасе.

— Я знаю.

Он нахмурился, долго молчал, не сводя с меня взгляда.

— И? — выдавил он, наконец.

Я поцеловала его в губы, а когда снова посмотрела ему в глаза, увидела, что в них блестят слезы.

— Господи… — прошептал Робин. — Лина, я так боялся потерять тебя…

— Ты чудесный, Робин. Я тоже не хочу тебя терять.

Он обнял меня, и, прижимаясь к его груди, я чувствовала, как его аура наполняется силой и светом, ощущала тепло, затапливающее меня волнами. Невесомое, искрящееся радостью, сияющее счастьем чувство стало моей сущностью, дыханием, сердцебиением. Казалось, мы с Робином в тот момент освещали всю Юмну, не меньше!

— Подумать только, моя страшная тайна оказалась не такой и страшной, — улыбнулся Робин, выпустив меня из объятий.

— И не такой уж тайной, — хмыкнула я.

— Тебе кто-то сказал?

— Нет, сама догадалась. Правда, только час назад на алхимии, но лучше поздно, чем никогда.

— Я бы раньше сказал, но… — он смутился, заметно покраснел. — Понимаешь… Ты мне очень дорога, Лина. Очень. Я правда боялся, ты не захочешь со мной даже разговаривать, когда узнаешь.

— Если даже фея боялась разоблачения, то тебе в разы тяжелей.

— Это точно. Феи признаны безопасными, не то что такие, как я, — он снова помрачнел. — Боюсь представить, что будет, когда на факультете узнают.

— Ты не станешь изгоем, Робин, — с чувством заверила я.

Он только грустно усмехнулся, покачал головой.

— Главное, чтобы из школы не исключили.

— Не исключат. Ты отлично учишься, магистр Клиом явно на твоей стороне. Другие преподаватели тоже.

— Меня чудом зачислили в последний момент. С условием, что если я не буду справляться, то моей сестре тоже учиться не дадут.

— Гадство какое! Это вообще законно? — моему возмущению не было предела.

— Департамент — маленькая контора, — хмыкнул Робин. — Им указы с законами через правительство протаскивать не надо. Принимают, что нужно, когда хотят. И все дела.

— Это узаконенный беспредел!

— Ага, особенно последние десять лет. Хотя таких, как я, ещё раньше прижимать начали. Румыны с венграми потому и делали то, что делали, потому что у них землю отнимали. Большие куски, не газончик у дома. И налогами дополнительными еще сто лет назад обложили по всей Европе, запретили избираться, а тех, кто уже в правлении был, повыкидывали.

— Но почему?

— Объявили опасными, чуть ли не потенциальными террористами. Но дело во власти, конечно. И в деньгах, как всегда.

Мы долго молчали, ели, я думала обо всем, что сказал Робин. Получается, магическому сообществу несколько десятилетий внушали, что оборотней надо бояться. Не удивительно, что Робин ожидал увидеть мой страх, считает, что станет изгоем на факультете. Оборотней систематически грабили, вгоняли в нищету. Понятно, что в семье Робина с деньгами туго, а он старается подрабатывать. Оборотней лишили возможности законодательно изменить ситуацию к лучшему, а число их столь мало, что даже для участия в пресловутых волнениях в Румынии и Венгрии оборотни съезжались со всей Европы.

— Знаешь, до этих откровений о произволе департамента мир казался мне более справедливым местом, — вздохнула я.

— Понимаю, — Робин взял меня за руку. — Ты не представляешь, как прекрасно то, что ты их не оправдываешь.

— Неужели кто-то считает этот кошмар справедливым? — поразилась я.

— Очень многие, к сожалению. Иначе давно бы возмущались.

Пожалуй, больше самого беззакония меня ранил тон Робина, ощущение бесправности и неспособности хоть что-то изменить. Ужасное чувство!

На лекции после обеда нам объявили, что в происшествии виноваты одичавшие домашние кошки.

— Вы, разумеется, понимаете, что как на поверхности, так и здесь многие хозяева выпускали кошек бегать на свободе. Кошки свободолюбивые создания, — улыбнулся директор. — Пока людей не было, они промышляли охотой на мышей и мелких птиц, которые тоже живут в Юмне для поддержания экосистемы. Вернулись люди, и одичавшие кошки обнаружили кроликов.

Οн развел руками, будто объяснение было исчерпывающим и единственно правильным.

— Видите, ничего сверхъестественного, а слухи о глубоководной чупакабре преувеличены.

— А жаль! — громко сказал кто-то с последнего ряда.

Многие рассмеялись, лектор поблагодарил господина Йонтаха за важное разъяснение, и мы вернулись к занятиям. Мне очень хотелось верить улыбчивому и такому располагающему к себе директору, но я видела облегчение на лицах Тобиаса и Свена, взгляды, которыми они обменялись. Парни добились, чего хотели. Робина заподозрили, прямо обвинили, а настоящие преступники никого не интересовали. Оставалось лишь надеяться, что во время вчерашней беседы директор сам не навел подлецов на мысль расправиться с кроликами.

Глава 20

О диких кошках школа гудела еще пару дней, а потом все успокоилось, утихло. С поверхности привезли новых кроликов для бойцов, загончик полностью вычистили, всех заверили, что новые охранные чары не допустят повторения такой ситуации. Оговорку о том, что чары действуют только на животных, большинство пропустило мимо ушей.

К тренировке в среду магистр Донарт освободил Робина от повязки и, велев ничего тяжелого не поднимать, пожелал удачи на занятии. Οна ой как понадобилась и Робину, и всем артефакторам вообще.

Щиты и атаки сменяли друг друга. Воздух искрил от чар и напряжения. Магистр Фойербах гонял нещадно, подстегивая разными ироничными фразочками. Он был прав в одном: нам на поле боя никто не сделает поблажек.

После боев один-на-один настал черед боев по парам. И тогда случилось невероятное! Робин, не делавший раньше щит на напарника, потому что для этого нужны две руки, прикрыл меня, а магистр Фойербах его похвалил.

Я думала, в этот момент купол Юмны обрушится! Или земля разверзнется! Но нет, ничего такого не произошло. Декан бойцов, бросив «Отлично, господин Штальцан!», переключил свое внимание на Кору.

— Так, с вас хватит на сегодня, госпожа Лёдер, — жестко заявил он. — Вам пора отдохнуть.

— Но я…

— Нет, — магистр покачал головой. — Вы прелестная девушка, и я бы с удовольствием носил подобную вам нимфу на руках, но не в медпункт же.

Послышались смешки, Кора зарделась, робко улыбнулась. Магистр Фойербах продолжал как ни в чем не бывало.

— Учитесь не только колдовать, но и чутко чувствовать свой резерв. Растратите слишком много — окажетесь в медпункте с истощением. Не расстраивайтесь, ощущение резерва придет со временем, а сейчас просто отдохните.

Кора кивнула и отошла на скамейку у стены. Вскоре к ней присоединилась Сабина, через пару минут Луиза, почти сразу за ней отдыхать отослали Марка и Кевина. Магистр Фойербах отсеивал уставших одного за другим, пока не осталось только двое. Робин и я.

Сердце противно колотилось, пальцы дрожали от напряжения и расхода магии. Я ждала новыx нападок, какой-нибудь гадости в исполнении декана бойцов. И ошиблась. Магистр вполне доброжелательно поправил Робина, когда тот снова прикрыл меня щитом.

— Больше упор на «аск» во втором слове. Этот слог нужно произносить энергично. Попробуйте ещё раз, господин Штальцан.

Заклинание, достаточно резкое движение — передо мной поблескивает щит.

- Οчень хорошо. Даже не сказал бы, что повязку вам сняли только сегодня, и вы это заклинание выполняете впервые, — одобрил магистр Фойербах.

Пока я терялась в догадках, что же такое случилось со спецназовцем, он закончил занятие и, пожелав приятного вечера, простился до завтрашнего урока.

«Что это с ним такое?» стало вопросом вечера. Первое нормальное, проведенное в благожелательном ключе занятие показало, наконец, зачем магистра Фойербаха позвали в школу.

— К таким классным тренировкам неплохо бы и привыкнуть, — хмыкнул Кевин.

— И не говори! Может же, когда хочет, — согласилась Луиза. — Вот что ему стоило с самого начала так, а?

— Действительно, в чем радость постоянно нервы нам и себе трепать? Он больше ни с каким факультетом так себя не вел, — вставил Марк. — Его хвалили все, у нас же будто другой препод был.

— А мы, увидев его в хорошем настроении, думаем, а не приготовил ли он нам какую-нибудь феерическую пакость, — не сдержалась я.

— Точно, есть такие мысли, — подтвердил Кевин. — Хочется ошибаться.

— Не тебе одному, — задумчиво согласился Робин.

Мы ужинали, долго пили чай. Кора, засыпающая над чашкой, нехотя признала, что магистр был прав, отправив ее на скамейку.

— Я так старалась, что перестаралась, — вздохнула девушка. — Он сегодня был даже милым.

— Я бы не поверила, если бы сама не присутствовала, — хмыкнула Луиза. — Нужно отметить этот день в календаре. Вдруг это больше не повторится?

Прислонившись к плечу Робина, я слушала вялые разговоры артефакторов, вдыхала чудесную смесь древесного аромата, меда и лимона, поглядывала в сторону стола преподавателей. Отрешенно поняла, что через несколько минут меня можно уже будет уносить в общежитие, сама я вряд ли дойду.

— Я подумал над твоими словами, Штефан, — раздался рядом голос задумчивого магистра Φойербаха. — Ты был прав, а я вел себя глупо.