У входной двери его ждал сюрприз. Кодовый английский замок. Он отошел от подъезда и крикнул Краузе в окно.
- Видал, какое у нас новшество? И это еще не все, - сказал, открывая ему дверь, Семен Семенович. Затем наклонился к уху, обильно поросшему изнутри седой шерстью: - Австрийская сигнализация. Сева сам включает на ночь.
В другое время Губерман с удовольствием разделил с соседом гордость за импортные штучки, но не сейчас. Сейчас все это казалось полезными, но мелочами.
- Вызывай Воронцова. У меня ответы из Франции, - выдохнул адвокат. От волнения и радости он, обычно очень щепетильно относившийся к уважительному обращению, теперь как-то просто перещел на "ты".
- Может, еще кого позвать? - спросил Краузе.
- Зови кого хочешь.
Пришли Ребров и Слава Горохов. У Галины Анатольевны стояло тесто. Вера Дмитриевна, пользуясь отсутствием Земфиры, принимала ванну.
Губерман дождался тишины, извлек из папки первую бумажку и тут только сообразил, что она на французском. Послали за Софочкой. Саши дома не было.
Пока ждали, Краузе предложил всем чаю. Дым Дымыч поднял голову и умоляюще посмотрел на хозяина квартиры.
- А этой... облепиховой не нальешь? - робко попросил он.
За последние тридцать шесть часов Дым Дымыч превратился из демагога, крикуна и очень убежденного в своей непогрешимости человека в крайне неуверенного в себе, скромного, тихого до самоуничижения индивида. Ему казалось, что он предал своих соратников.
Сегодня с утра ему позвонили активисты-анпиловцы с приглашением принять участие в каком-то мероприятии. И Воронцов сознался. Я ведь совсем не тот, за кого себя выдавал. Я гнида на теле пролетариата. Дворянин. Сын бывшего домовладельца, а никакой не погорелец. В трубке долго молчали. Потом медленно сказали, что прийти он может, а персональное дело рассмотрят потом на собрании.
И теперь у него пересохло в горле, мысли лениво ворочались, перетекая от извилины к извилине, искали выхода из лабиринта и не могли найти. Потому-то и требовалась порция взбадривающего.
Краузе внимательно посмотрел на соседа и понял его состояние. Он пошел на кухню и достал заветный пузырь.
Ребров оценил настойку:
- Я такую токо на Тихом пробовал.
- Она и есть с Сахалина.
Тихо пришлa Софочка. Ей вручили документ.
- Дословно?
- Прочти и перескажи. Это вот Науму Григорьевичу потом над будет дословно, а мы юридических тонкостей не поймем, - сказал Ребров.
Горохов поднялся и выгнал на свободу осу, случайно попавшую в межоконное пространство.
Софочка дочитaла бумагу.
- Это из дeпapтaмeнтa полиции. В городе проживает в настоящее время четверо Воронцовых. Одна из них женщина - Ида. Муза не проживала. Далее пpocьбa об уточнении анкетных данных... А вот это интереснее... - Софочка показала скрепленный с основным документом еще один лист. Неофициальное письмо. - Отправитель Густав Мартен. Eгo дед урoжденный Воронцов Вадим Петрович кончался в сорок третьем году в лагере для переведенных лиц... Это при Петене, скорее всего, - объяснила Софа. - На юге Франции немцы сохранили французскую администрацию... Муза скончалась в пятьдесят шестом. У Музы и Вадима было два сынa. Один из них, отец Густава, погиб в автомобильной аварии, а вот второй Сергей Воронцов, дядя Густaва, взял его к себе и воспитал. Они не сомневается, что Дмитрий Дмитриевич их родственник. В семье помнили об оставшихся в коммунистической России родных, но не писали им и не поддерживали никаких связей, опасаясь репрессий до стороны властей...
- И правильно делали, - буркнул Краузе и покосился на Воронцова.
Видно было, что тот всецело поглощен Софочкиным пересказом.
- Густав в настоящее время служит в марсельской полиции инспектором криминального отдела.
- Как Наварро? - удивился Ребров. - Теперь понятно, почему они так быстро отреагировали на запрос.
- Первый документ пришел по линии коллегии, но я сегодня заскочил в посольство, и там мне дали второе письмо. Оно пришло с виллы Прима. И кстати, в посольстве сказали, что визу на въезд в Россию Сергей Воронцов и Густав Мартен уже получили. Их можно ждать в любую минуту.
- Оперативно, - одобрил Ребров.
- Что вы хотите, иные времена, иные нравы. Если у нас ворье спокойно выезжает, то почему честным людям, да еще родственникам, чинить препоны на въезде?
- А в Прибалтике возвращают дома прежним владельцам... - задумчиво сообщил Краузе.
Повисла пауза.
- То есть это что же, теперь Воронцов нас всех может согнать с жилья? раздался в комнате голос Веры Дмитриевны.
Они так увлеклись документами, что не заметили, как в квартире появилась Вера Дмитриевна. Все изумленно посмотрели на бывшую учительницу: ни y кого такой мысли зародиться не могло.
Первым очнулся Воронцов:
- Да как ты смеешь?!
- Дверь была открыта.
- Как ты смеешь так думать обо мне?
- Я такого за свою жизнь навидалась, никому не елаю. Дом-то стоит денег, и не малых. Недаром за него все вцепились, как клещи. А деньги, они портят человека. Особенно большие. Правду говорю, господин Губерман? И вы мне, пожалуйста, не тыкайте не на базаре с черномазой разговариваете. Я все-таки бывший завуч и заслуженный учитель РСФСР... Вот возьмет Воронцов и коммунякам дом под сборища отдаст, а нас на улицу. И ни Ванина, ни Банина. Сплошная ночлежка, - закончила она.
- Ах ты стервь гугнявая...
Ребров успел перехватить Воронцова поперек поясницы, иначе бы тот по-бабьи вцепился ей в волосы и тогда прощай шиньон.
- Граждане, граждане! Соседи! - взывал к порядку Краузе.
Губерман забился в угол. Как все это было похоже на склочные бракоразводные процессы, когда мужья бросались на жен, жены - на мужей, а родственники делились на два непримиримых лагеря. Ему стало стыдно.
- Смирна! - заорал Ребров, и воробьи, купающиеся в дворовой пыли, брызнули в сторону.
Невероятно, но все вдруг вытянулись по струнке.
Даже Вера Дмитриевна и та выпятила свои две дыни как могла.
- Вы с ума посходили? Соседи же. Жизнь вместе прожили. Это меня можете не знать, сколько лет здесь не жил. Но Дым Дымыча-то все знают. Ну ходит он на эти идиотские собрания, орет на площадях про загубленную Россию. Но какой же Воронцов домовладелец? И у нас же тут не Прибалтика, никому ничего не возвращают. Да и у них там гонят из домов не прибалтов, а русских, а если и своих, так предоставляют равноценную площадь. Успокойся, Дымыч, налейте ему еще, что ли, Семен Семеныч...
Краузе проворно вскочил со стула и налил соседу настойки.
- Да я не хотела обидеть, я по опыту... - оправдывалась заслуженная учительница.
Нехороший у вас опыт. Вера Дмитриевна, - cкaзал Краузе.
Дым Дымыч пил, и по щекам его текли соленые дотоки, смешиваясь со сладким напитком.
Софочка сидела ни жива ни мертва.
Зазвонил телефон. Краузе взял трубку, но ничего не понял. Говорили по-французски. Он передал трубку Софочке, и та, коротко представившись и спросив что-то, дальше только слушала.
- Прилетают завтра утренним рейсом, - растерянно сообщила она и улыбнулась.
У классика такая сцена закончилась бы словами:
"Народ безмолвствует". Повисла такая тишина, что всем стало слышно очередную осу в межрамье, но в этот раз Горохову было не до спасения насекомого.
- Что же нам теперь делать? - спросил он.
- Встречать, - весело откликнулся Ребров. - Я, как начальник штаба, беру это на себя. Наум Григорьевич, нам понадобится транспорт.
Нюма вылез из угла.
- Несолидно. У меня такой рыдван, а они, может, миллионеры, - сказал адвокат.
- М-да... - почесал затылок Ребров. - Накладочка. Такси?
- Зачем такси? А Леша? Пусть с ремонта какую-нибудь снимет, - нашлась Вера Дмитриевна.
Лица присутствующих просветлели.
У русских как? У русских угостят так, что пузо лопнет. Мы всегда закармливали гостей, отрывая от себя последнее. Что ж, можно месяц на квашеной капусте потом пожить, но ударить лицом в грязь никак нельзя.
Был разработан детальный план. Соседи разошлись по квартирам. Предупредили всех имевшихся на этот час в наличии, достали ведра, тряпки, по-Рошки - и началась генеральная приборка дома. Если раньше каждый мыл пространство вокруг личного коврика и таким образом подъезд выглядел относительно чистым, то сейчас взялись всем миром. Достали стремянку и заставили Реброва с Ватсоном засучить рукава и полировать окна. Мужчины взялись за дело безропотно.
День клонился к вечеру, и редкие прохожие не. доумевали, по какому случаю субботник. Любопытная старушка поинтересовалась, что за праздник намечается.
- Праздник жизни и души, - крикнул Ребров с подоконника второго этажа.
- Господи, - перекрестилась бабка, - чего только наши дураки в Думе не придумают.
Когда Земфира с Лешей подходили к дому, он сиял в лучах оранжевого вечернего солнца как счастливая невеста. Окна горели по всему фасаду. Почти все. Жильцы высыпали на улицу и, расположившись кто на остатках беседки, кто на лавочке, любовались делом своих рук.
- Легки на помине, - первой увидела их Галина Анатольевна. - Вот что, молодежь, давайте-ка по домам - и мыть окна. Смотрите, какая красота! Только три ваших мутные.
- А мы заявление подали, - сообщил Леша.
- Давайте, давайте, к утру все должно блестеть. Завтра французы приезжают, родственники Воронцова, - не поняв смысла Лехиных слов, командовала бывшая заведующая ателье.
- Мы в ЗАГСЕ были, - сказала громче Земфира.
- Давно пора. Свадьбу гулять будем. А сейчас марш по квартирам. Сказано - французы едут.
- У вас, значит, помолвка? - спросила Оксана Горохова.
Жених и невеста радостно кивнули - наконец хоть кто-то сообразил, какое важное событие произошло в Калачковском переулке. Оксана о чем-то пошепталась с мужем, скрылась в подъезде и спустя минуты три вышла с коробкой.
- Это вам, а то у Леши и чай, наверное, пить не из чего.