– У меня есть сосед по дому, – решительно ответила я, боясь все испортить произнесенным вслух именем Джека. – Полагаю, что у вас никаких соседей нет.
Марк пару мгновений поколебался, но затем протянул мне руку.
– Тогда идем. Холодает.
Мгновение поколебавшись, я взяла его руку. Мы быстрым шагом вернулись к машине. Его рука лежала у меня на плече, я же лицом прижималась к нему и, крепко зажмурившись, старалась не вспоминать ни фотографию, которую Амелия показала мне, ни пронзительно-голубые глаза Джека.
Глава 17
Когда я на следующее утро собралась назад, в дом на Трэдд-стрит, было уже около семи часов. Марк, похоже, тоже привык вставать рано и разбудил меня в постели французским тостом. Марк был тих и задумчив, пристально глядя на меня из-под полуопущенных век. Впрочем, он тотчас поспешил отвернуться. Не знаю, показалось мне это или нет, но я заметила в его глазах нечто вроде сожаления. Я бы точно смутилась под его молчаливым взглядом, если бы увидела в нем укор.
Впрочем, его внимательность развеяла любые сомнения. Марк наклонился и поцеловал меня, слизывая сироп с моих губ.
– Какие планы на сегодня?
Я на минуту задумалась, прежде чем вспомнить, что сегодня суббота.
– Я планировала вместе с Джеком счищать краску с дверных карнизов в прихожей.
– С Джеком?
– Да. Он помогает мне в обмен на доступ ко всему, что он сможет найти про исчезновение Луизы. У него есть опыт восстановления собственного дома, поэтому я включила его в график работ.
Угол рта Марка пополз вверх.
– У тебя для этого имеется график?
Я запила кусочек французского тоста глотком кофе и махнула рукой.
– Долгая история. Сегодня там задействована масса народа, и, если я сама не появлюсь, это тотчас бросится в глаза.
– Потому что твое имя тоже в графике.
Судя по голосу, Марк даже не думал скрывать, что ему смешно.
– Точно. – Я подалась вперед, чтобы поцеловать его, довольная тем, что он готов провести день в моем обществе. – Как насчет завтра? Может, ужин и кино?
Он слегка поморщился.
– Не получится. Мне нужно на несколько дней уехать из города. Но я позвоню, как только вернусь, договорились?
Он поцеловал меня в нос. Я взялась доедать свой завтрак.
Я жевала медленно, разочарованная и, если честно, одновременно слегка обрадованная. Прежде чем снова увидеться с Марком, мне требовалось время, чтобы разобраться в своих чувствах и мыслях. И самое главное, понять, почему всякий раз, когда Марк целовал меня, я видела перед собой Джека. Ведь это так глупо. Джек вообще не мой типаж. Чересчур самоуверенный, чересчур дерзкий, чересчур насмешливый. И эмоционально недоступный. С моей стороны было бы огромной ошибкой дать понять Джеку, что меня влечет к нему. Даже если уровень этого влечения самый примитивный и глупый и не имеет никакого отношения к подлинным чувствам. Я решила: если все время твердить себе это, то в конечном итоге я в это сама поверю. Ведь мне не впервой заниматься самообманом.
Марк свернул на Трэдд-стрит; я невольно съежилась, увидев не только пикап водопроводчика, но и припаркованную у тротуара машину отца. Я предположила, что «Порше» Джека стоит на своем обычном месте, в отдельном гараже в дальнем конце участка. Это был гараж на одну машину, переделанный из бывшего каретного сарая, и моя единственная уступка Джеку – чтобы он мог использовать его для своего драгоценного авто.
Марк открыл мне дверь машины и тоже шевельнулся, как будто хотел проводить меня до входной двери. Я покачала головой.
– Будет лучше, если я пойду одна. Мой отец здесь.
– Понимаю, – сказал Марк, легонько поцеловав меня в губы. – Неважно, сколько лет женщине, для отца она всегда маленькая девочка.
Я кивнула. Зачем ему знать, что я никогда не считала себя «маленькой папиной дочкой». Впрочем, мои сомнения в большей степени объяснялись нежеланием войти в дом и, проведя вечер с другим мужчиной, столкнуться лицом к лицу с Джеком.
Марк дождался, пока я дойду до передней калитки, и лишь затем открыл дверь машины.
– Позвоню тебе через несколько дней.
Я помахала ему и проводила взглядом, пока его автомобиль не скрылся из виду. Мысленно опоясав чресла, я порылась в сумочке и, найдя ключи, открыла входную дверь.
– Где вас носило? Мы уже собирались звонить в полицию.
Эти слова я услышала от Джека, а вовсе не от отца. Тот стоял с ним рядом с точно таким же неодобрительным выражением лица. Водопроводчик Рич застыл у основания лестницы с гаечным ключом в руке и, похоже, тоже был недоволен мной.
– Я была с Марком. Можно подумать, вы этого не знали, Джек. – Я одарила его колючим взглядом, скорее рассерженная на него за то, что он вторгался в мои мысли, чем за то, что он отчитывает меня за ночные похождения.
– Именно поэтому я и волновался. Почему вы не отвечали на звонки?
Я гордо выпятила подбородок, пытаясь за воинственностью скрыть смущение.
– Он не влезал в мою сумочку, поэтому я выключила его и оставила в своей комнате.
Джек сделал шаг ко мне, его лицо пошло багровыми пятнами.
– Вы оставили свой телефон дома, потому что он не влезал в вашу сумочку? Первый раз слышу такую глупость! А вам не приходило в голову, что мы, будучи не в состоянии дозвониться до вас, можем подумать все, что угодно?
– Мы бы волновались гораздо меньше, мисс Миддлтон, будь у вас телефон.
Мы втроем, как по команде, повернулись к водопроводчику. Тот стоял подбоченясь, в этакой прокурорской позе. Он посмотрел на меня, затем – на Джека, затем – на моего отца и снова на меня. Никто из нас не проронил ни слова. Рич опустил руки.
– Ладно, пойду займусь работой в ванной. Дайте мне знать, мисс Миддлтон, если я вам понадоблюсь.
– Спасибо, Рич. – Я подождала, когда он скроется на верхней площадке лестницы, и снова взглянула на Джека. – Даже если вы живете со мной под одной крышей, это не дает вам права указывать, как мне жить. Советую вам перестать это делать, иначе вы начнете меня раздражать.
Отец успокаивающе положил руку на локоть Джека.
– Мы все страшно переволновались, Мелани. И мы рады, что с тобой все в порядке. Но ты должна была позвонить.
Я сердито повернулась к нему, не желая признавать его правоту. Не знаю, что я чувствовала в эти минуты острее – неловкость или раздражение по поводу того, что он впервые отчитывает меня, словно подростка, и это при том, что мне вот-вот стукнет сорок.
– Не поздно ли изображать из себя заботливого отца?
Он вздрогнул. Ага, значит, мой удар попал в цель. Я подняла руку в знак перемирия.
– Ладно, извините. Но я жутко устала, а теперь у меня такое ощущение, будто на меня напали в моем собственном доме. Я ценю вашу заботу, но мне, вообще-то, уже тридцать девять лет. Мне не нужны няньки. – Я немного помолчала. – Тем более что я с ним не спала, если вы это подумали.
Я даже не задумалась о том, откуда взялась эта потребность солгать. Знаю только, что я сделала это скорее ради Джека, чем ради отца. От меня не ускользнуло, как они переглянулись. Я с тревогой перевела взгляд с одного на другого.
– В чем дело?
Они снова переглянулись, как бы решая, кто вытащил самую короткую соломинку и потому должен сообщить малоприятную новость.
Джек шагнул мне навстречу.
– Пойдемте в гостиную. Думаю, вам лучше сесть.
Я оттолкнула его руку.
– Зачем? Чтобы вы рассказали мне, что у Марка вновь что-то на уме? Нет, спасибо. Я это уже слышала. Если вы не против, я бы хотела подняться наверх и, прежде чем приступать к работе, переодеться.
Я сделала шаг к лестнице, но отец окликнул меня:
– Нет, Мелани. Думаю, сначала тебе нужно выслушать Джека.
Я медленно повернулась к нему лицом. Я хорошо знала этот голос, отполированный долгими годами командирства. Тот самый голос, которым я когда-то восхищалась, и которому даже пыталась подражать, и который так давно не слышала. Раздираемая восхищением и упрямством, я в конце концов последовала за Джеком в гостиную, пусть даже лишь потому, что услышала голос того отца, которого когда-то знала.
Я села на один из складных стульев, привезенных в опустевшую гостиную в качестве временных сидений, пока полным ходом штукатурились и красились стены, и скрестила руки на груди.
– Только, пожалуйста, побыстрее. В восемь часов мы, согласно графику работ, должны приступить к покраске стен.
Отец остался стоять рядом с напольными часами. Джек подтащил стул и сел напротив. Я избегала смотреть на него, опасаясь, что снова увижу лицо с той фотографии. Будь я честна сама с собой, я бы сказала, что это фото подействовало на меня гораздо сильнее, чем я была готова это признать. И возможно, даже стало причиной того, почему я поцеловала Марка на углу Арчдейл- и Маркет-стрит.
– Это будет нелегко сделать, и мне жаль, что вы услышите это от меня, но вы должны знать.
– Что именно? – Моя переброшенная через колено нога яростно дернулась, и я, чтобы ее утихомирить, положила на нее ладонь. Джек поднял взгляд на моего отца, а затем уставился на свои колени. – Как вы знаете, я собирал материал о семействе Вандерхорст. Тут ничего нового – как я уже говорил, все свидетельства указывают на то, что это была счастливая, дружная семья.
Он взглянул на меня с легким намеком на свою убийственную улыбочку, а затем откинулся назад и посмотрел мне прямо в лицо, правда, уже без тени улыбки.
– Вы также знаете, что одновременно я собирал материал и о семействе Лонго, чтобы увидеть, где эти две семьи могли пересечься. Пока что я ничего не нашел, хотя и убежден, что наверняка что-то есть. Думается, это как-то связано с тем фактом, что ни Вандерхорсты, ни Лонго не понесли финансовых потерь после краха фондового рынка в 1929 году.
– Это весьма увлекательно, Джек, но что из этого имеет отношение ко мне?
– Сейчас доберусь и до этого. – Он встал и принялся расхаживать по гостиной, трогая то каминную полку, то стены. Наконец Джек остановился и, рассеянно погладив плексиглас, которым был прикрыт ростомер Невина, снова повернулся ко мне. – Изучая сделки, совершенные семьей Лонго, я получил в свое распоряжение ряд текущих документов, отражающих финансовое состояние семьи.