Мысленно встряхнувшись, я заставила мозг вспомнить, что последние четыре месяца мое тело подвергалось изнурительным перегрузкам. На мои ногти нельзя было смотреть без содрогания, как, впрочем, и на волосы, но теперь я знала об удалении краски с различных поверхностей больше, чем то положено знать любой женщине в возрасте тридцати девяти лет.
Если хорошенько задуматься, то в голову невольно закрадывался вопрос: а можно ли считать мою безликую, скорее похожую на гостиничный номер квартиру домом в полном смысле этого слова?
Щелкнул определитель номера. Я посмотрела на маленький экран на трубке. Звонил отец. Я несколько секунд таращилась на номер. Еще пара трелей, и номер исчез с экрана.
– Мелани? Ты меня слушаешь? – прозвучал в моем ухе голос Нэнси.
– Да, слушаю. Мне больше нечего добавить – просто отмени мои встречи.
– Я отменю их до конца недели. Последнее время ты слишком много работала, и тебе срочно требуется отдых. Я сейчас изучаю твое расписание, хочу попробовать передвинуть ряд встреч на следующую неделю. Главное, не волнуйся. Я скажу мистеру Гендерсону, что у тебя грипп или что-то в этом роде. – Было слышно, как Нэнси постукивает карандашом по столу. Не иначе, как ей не терпелось вернуться к отработке ударов клюшкой.
– Но…
– Никаких «но», – перебила она. – И не обвиняй меня в материнской заботе. Это идея Джека. Погоди, у меня тут звонок по другой линии, я должна его принять. А ты пока отдыхай и ни о чем не думай.
Зажав в руке телефон, я слушала гудок и не знала, то ли мне сердиться, то ли радоваться. Я поймала себя на том, что в данный момент не хочу иметь дело с домами, старыми или новыми. Но идея Джека на неделю уложить меня в постель показалась мне такой возмутительной, что я была готова, сердито топая ногами, вернуться в офис. Или, еще хуже, – в дом на Трэдд-стрит с ведром краски.
Но затем я вспомнила бриллианты, ложь Джека и слова отца о том, что у нас нет денег, чтобы закончить реставрацию, и мой гнев тотчас переплавился в нечто похожее на разочарование. Я заползла обратно в постель, натянула на голову покрывало и уснула.
Следующие три дня я провела в постели, в основном спала. Я выползала из-под одеял лишь затем, чтобы заплатить доставщику пиццы или взять айпад, после чего возвращалась в свой кокон и нежилась в собственных страданиях. Я очистила адресную книгу на своем «БлэкБерри», рассортировала коллекцию компакт-дисков по названиям, а не по фамилии исполнителя и создала таблицу перекрестных ссылок. Я даже рассортировала по сезону макияж, группируя тени для век и оттенки помады. Увы, не знаю почему, но все это не принесло мне того чувства удовлетворения, как обычно бывало раньше.
Телефон беспрестанно трезвонил; бесконечный круг – Софи, Джек, отец, Марк. Однажды позвонила даже Амелия Тренхольм. Моя рука в нерешительности застыла над трубкой, пока телефон не умолк сам. Я не сердилась на нее; она пыталась заставить Джека с самого начала рассказать мне правду. Я даже признавала, что Джек должен был рассказать мне все сам, без ее подсказки. Но я избегала думать о неприятных вещах, а если поговорить с Амелией, это тотчас напомнило бы мне о наших трудах в доме на Трэдд-стрит и всей той работе, которую еще предстояло выполнить. И о том, что первый мужчина, проявивший за последний год интерес ко мне, на самом деле интересовался лишь этим проклятым домом.
В конце концов все они решили позвонить Нэнси, абсолютно правильно предположив, что она мой, так сказать, привратник, и были проинформированы о том, что я приболела и не хочу, чтобы меня беспокоили. Джек – единственный, кто продолжал звонить, но только раз в день. Он никогда не оставлял сообщения. Как будто просто хотел напомнить мне о своем существовании. Как ни странно, мне это было приятно. Хотя и не в той степени, чтобы взять трубку и поговорить с ним.
В первый же день по возвращении на работу я чувствовала себя не более отдохнувшей или бодрой, чем в тот, когда я сказала Джеку, что больше не желаю его видеть. Я четко и ясно довела до сведения Нэнси, что не хочу никого видеть хотя бы полдня, пока не разберусь с делами. Каково же было мое удивление, когда она позвонила мне в кабинет и сообщила, что в приемной меня ждет Марк и вряд ли будет рад получить отказ.
Я встретила его у стойки Нэнси. Собственный язык показался мне опухшим и неповоротливым, то ли потому, что он отвык говорить, то ли потому, что я не знала, что сказать.
Марк шагнул вперед и, взяв мои руки, поцеловал в щеку.
– Я скучал по тебе. Надеюсь, тебе лучше?
Я заглянула в его темные глаза, пытаясь увидеть в них уловку, но увидела лишь подлинную тревогу.
– Немного, – ответила я.
– Хорошо. Я боялся… – Он посмотрел на Нэнси, затем понизил голос и продолжил: – Я боялся, что ты избегаешь меня.
Чтобы он не прочел в моих глазах правду, я посмотрела вниз, на его мокасины от «Гуччи», и, высвободив руки, сказала:
– Выйдем на минутку, нам надо поговорить.
Он кивнул и пошел за мной.
Мы зашагали по Брод-стрит, к зданию старой Биржи. Считалось, что в нем обитает самое большое количество привидений Чарльстона, потому что в течение многих лет оно использовалось в качестве военной тюрьмы. В мои планы не входило публично опровергать этот факт – какой смысл предоставлять доказательства, противоречащие народному убеждению? Но поверьте мне, куда больше потерянных душ блуждало по садам и залам в доме моей бабушки на Легар-стрит, нежели под каменными сводами старой тюрьмы.
Мы остановились перед пустой скамейкой. Марк поднял руку, чтобы я подождала, пока он вытрет сиденье бумажным носовым платком. Я улыбнулась и села. Он сел рядом со мной и потянулся за моими руками. Заметив, что я предусмотрительно сунула их под себя, он положил свои руки на колени.
– Так в чем дело, Мелани? Мне казалось, что… нам было приятно в обществе друг друга.
Я встретилась с ним взглядом и даже слегка покраснела, вспомнив, как приятно это было. Но работа научила меня не терять время на сантименты, что я решила сделать и сейчас, прежде чем окончательно растаю.
– Когда ты сказал, что тебе нужно уехать из города, ты имел в виду Лас-Вегас и покер с высокими ставками?
Если Марк и был неприятно удивлен или разочарован, то быстро взял себя в руки.
– Да. – Он тяжело вздохнул. – У моего младшего брата Энтони проблема с азартными играми. Всякий раз, когда я слышу, что он собрался на какую-то большую игру, я тоже еду, чтобы присматривать за ним. Чтобы, если он и проиграет, сумма была в пределах разумного. – Марк пожал плечами. – Я не говорил тебе об этом, потому что не привык обсуждать личные проблемы нашей семьи. – Он с прищуром посмотрел на меня. – Ты поэтому молчишь? Потому что не одобряешь азартные игры?
Я покачала головой.
– Нет. Скорее, я не одобряю, когда лгут и притворяются, чтобы получить желаемое.
Он повернулся ко мне лицом.
– О чем ты?
Я ждала, что он отведет глаза или иным образом признает вину, но этого не произошло.
– Ты знаком с легендой о золоте конфедератов?
Похоже, мой вопрос смутил его.
– Конечно, разве есть хоть кто-то, кто о ней не слыхал? Отступая из Ричмонда в конце Гражданской войны, Джефферсон Дэвис взял с собой золото. В какой-то момент оно загадочно исчезло, и никто не знает, что с ним случилось. Но какое отношение это имеет к нам с тобой?
Зайдя уже довольно далеко, я отказывалась сдаваться.
– А ты слышал, что часть казны, может быть, спрятана в моем доме на Трэдд-стрит?
– Золото? Спрятано в твоем доме? У тебя ведь там полным ходом идет реконструкция. Будь оно там, ты бы давно уже нашла его, разве не так?
Я снова покачала головой.
– Не золото – бриллианты. – Я посмотрела ему в глаза, чтобы понять, дошло до него, наконец, или нет, но, похоже, на его лице читалась искренняя растерянность. Я продолжила: – Султан Брунея якобы подарил Конфедерации шесть ценных бриллиантов, и они были частью пропавшей казны. Предок мистера Вандерхорста был последним, кто их видел, но он погиб на войне. С тех пор они как будто сгинули.
Губ Марка коснулась легкая улыбка.
– Совсем как Луиза и Джозеф.
– Почему ты это говоришь?
Он пожал плечами.
– Просто исторические события, имеющие вполне логичные объяснения, с годами превращаются в легенды. Гораздо романтичнее предполагать нечто волшебное или мистическое, чем признать, что домохозяйка заскучала с мужем и убежала с другим мужчиной или что уважаемый чарльстонский джентльмен прикарманил деньги хлипкого правительства, чтобы гарантировать выживание своей семьи в тяжелые времена, которые, как известно, были не за горами. – Марк снова пожал плечами и улыбнулся. – Это называется жизнью. Никакой тайны здесь нет.
– То есть ты никогда не слышал о бриллиантах султана? – не унималась я.
Марку удалось вытащить из-под меня одну мою руку.
– Послушай, Мелани. Смею предположить, что эти идеи вбил тебе в голову твой друг Джек. В силу своей деятельности, он имеет крайне богатое воображение и видит зебру, когда перед ним обыкновенная лошадь. Успех его карьеры зависит от того, сумеет ли он сделать из рядовых событий нечто захватывающее, достойное того, чтобы писать книгу. Как говорится, флаг ему в руки – нам всем время от времени хочется убежать от реальности. Но при этом мы не должны забывать, что все это в лучшем случае основано на гипотезе и довольно поверхностном исследовании.
Я промолчала, все еще ожидая, что он ответит на мой вопрос.
Снова вздохнув, Марк продолжил:
– Это просто очередная легенда, связанная с Чарльстоном, я таких в свое время слышал немало. Так что вполне возможно, я слышал и об алмазах. Как я понял, ты хочешь знать, верю я в нее или нет, и если да, то не потому ли оказываю тебе знаки внимания, чтобы получить доступ в твой дом?
Я посмотрела на его руку с ухоженными ногтями, держащую мою, и вспомнила о том, как приятно было ощущать эти руки на других частях моего тела. Мне стоило немалых усилий заставить себя вновь посмотреть ему в глаза.