Анвар сорвал с себя пиджак, несколько раз ударил им по стене, сбивая огонь с одежды. Накрыв пиджаком голову и пряча лицо, он побежал по задымленному коридору. Он ничего не видел вокруг, не считал шаги. Он повернул по наитию и точно попал в дверной проем. Еще несколько шагов – и он оказался в середине приемной. Сбросил с головы снова занявшийся огнем пиджак, быстрыми движениями рук сбил пламя с затрещавших волос, в два шага оказался в своем кабинете и кинулся к хранилищу. И даже не посмотрел на то место, где долгие годы находился драгоценный камень.
Небольшое помещение все сильнее наполнялось дымом. Огонь, словно преследуя Анвара, вторгся в приемную и подступал к кабинету, пожирая все на своем пути. Вспыхнула атласная драпировка стен, за ней загорелся подвесной потолок, имитирующий верх восточного шатра. Анвар сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, будто видел спасительную воду и собирался погрузиться в пучину. Он пытался выровнять, сдержать бешеное сердцебиение, унять дрожь в руках. И это ему удалось. Когда огонь вплотную подступил к кабинету и прошелся по ковру до рабочего стола, хозяин этого умирающего дома потянулся рукой к небольшой панели. Нажав на клавишу, он отступил в глубь хранилища, еще и потому, что неожиданный вал дыма закрутился у самого порога. Рассекая его надвое, тяжелая дверь закрылась, спасая Анвара. В подвальном помещении заработал двигатель, приводя в действие механизмы подъемника. Бронированный лифт медленно стал опускаться в шахту по жестким направляющим. Второй этаж остался наверху, на очереди первый.
Кабина могла выдержать и сильный пожар, но Анвар не собирался отсиживаться в ней. Он воспользовался хранилищем как эвакуационным средством. Кабина остановилась, дверь автоматически открылась. До просторного тамбура, образованного лицевой частью кабины и воротами подземного гаража, пять-шесть шагов. Анвар снял со стеллажа коробку, в которой хранились несколько паспортов, наличные. На другой полке содержались в специальных упаковках драгоценные украшения, включая шатлены работы Джона Куинси. Открыв гаражную дверь, Анвар вышел в просторное помещение, где стояло несколько машин. Оставив «Роллс-Ройс» без внимания, он подошел к мини-вэну марки «Мерседес» неприметного голубоватого цвета и погрузил в него коробки.
У него было два варианта избавиться от документов и вещей, уличающих его в финансировании и содержании террористической группировки и убийстве как минимум пятнадцати человек: или облить бензином стеллажи хранилища и поджечь, или вернуть хранилище на второй этаж, где бушевал огонь. Он остановился на первом. Наскоро облив бензином бумаги на стеллаже, он чиркнул зажигалкой. Зафиксировав крышку, бросил зажигалку внутрь хранилища. И тут случилось непоправимое. Хранилище банкового типа имело автономную систему пожаротушения – эксклюзивная фишка Карла Виллиха и его сына. В полостях потолка находился запас воды, которого хватало для тушения небольшого помещения. Сработали датчики, и вода под сильным напором хлынула из форсунок. Автоматика привела в действие закрывающий механизм, и дверь стала на место. «Если даже не хватит воды, огонь погаснет из-за нехватки кислорода», – подумал Анвар. И скрипнул зубами. Отсюда он не мог открыть дверь – управление сейчас сгорало в его кабинете.
«Мы работаем под прикрытием. Твои люди убили нашу съемочную группу. Через час-полтора в твоем доме обыщут каждый уголок».
Девушка блефовала, но, может быть, и нет.
Анвар подумал о телефонном звонке в полицию. Русским перекроют все выходы из города, возьмут в аэропорту, достанут на борту самолета. Однако арест русских спровоцирует арест Анвара. У них солидная карта, об этом можно было судить по санкционированному наверху прикрытию. Без этой страховки операция выглядела бы авантюрой чистой воды. Все факты говорили о том, что русские имели на руках доказательную базу на Эбеля, как на финансиста террористической группировки. С этого и начали его раскручивать. Анвар попал в «копейку», когда подумал о заговоре внутри оперативной группы, переигравшей планы начальства. Но от этого они не перестали быть гражданами России. Их обязательно вытащат из дерьма. Может быть, обменяют на дерьмо.
Анвар ударил ногой в дверь хранилища, набитого уликами, и поспешил к мини-вэну. Его поторопил всплывший перед мысленным взором распотрошенный компьютер.
Михей был готов последовать за Тамирой на край света. Он еще не пришел в себя после выходки подруги. «Какого черта она послушным теленком пошла за полковником», – недоумевал он. Перевес был на их стороне. Они выполняли приказы Красина. Но сам он преступил закон, о чем еще говорить. Михей осекся, припомнив предостережения Матвеева: за левой операцией могли стоять высшие чины службы. То же самое он слышал от Красина, который назвал кураторов операции продюсерами.
Наймушин связался по телефону с Матвеевым. Тот, выслушав агента, выругался.
– Вы ничего подобного не планировали? Нет, нет, не то. У тебя остались деньги?
– Не так много.
– На билет до Лондона хватит?
– Да.
– Не знаю, что задумала Тамира, но мы не должны терять с ней связь. Под этим я подозреваю немедленное реагирование. Тебе необходимо быть рядом. Уверен, что она выйдет на связь.
Михей не решился перечить полковнику, который, очевидно, тяготеет к камню не меньше другого полковника. Что делать с бриллиантом, за который снимут голову, – оставишь ли ты его себе или попытаешься продать?
Глава 23.РАБЫ КАМНЯ
1
…Красин, рассуждая о событиях последних недель и дней, видел себя в центре событий, был главным героем. Массовки не было, или он ее не замечал, что не суть важно. Но поставил на свое место Михея и спросил себя, обращаясь к молодому агенту: «Что видишь ты? Себя в центре событий? Если да, то ты ошибаешься. Неважно, кто играет главную роль, главное – кто остается в выигрыше. Победитель получает все. И неважно, кто и какой объем работы провернул». Была бы возможность, Сергей просидел бы эти дни и недели в укромном уголке и появился в решающий момент. Даже представил себе эту сцену. Он входит в гостиную роскошного дома, где возле камина сидят три человека. Качает головой, пресекая решительные действия Михея: «Не советую». В руках у Сергея «узи Потрошитель». Он начинает с засевшей в голове фразы: «Победитель получит все. А проигравшие не получат ни хрена. Камень, – требует он. – Или я разделю двадцать патронов на всех вас поровну. Получится шесть целых и шестьсот шестьдесят шесть тысячных».
Дьявольское число.
И – вслух:
– Дьявольское. Посмотрите, нет ли у меня под волосами трехзначного «штрихкода»?
Он улыбнулся проходящей мимо стюардессе и попросил коньяка. В голове прозвучали доселе неведомые мысли: «Оторвусь. Скоро оторвусь».
«Боже, – подумал Сергей, – сколько же лет я сдерживал себя, урезал порции вина, чувствовал голод после еды, и все ради того, чтобы держать форму. Но к черту форму». Сейчас он уже сомневался в том, что воздержанность позволяла ему копить силы, проявлять умение, всегда быть собранным. Но он предчувствовал, что идет к неведомой цели, и быть в форме – его мировоззрение.
– Спасибо, – поблагодарил он бортпроводницу. Посмаковав во рту французский напиток с неповторимым вкусом, Сергей посмотрел в иллюминатор. Вокруг раскинулось необъятное поле облаков, и он был выше их. Улыбнулся: «Я лечу в рай». Тут же поправился: «Мы летим». – Извини, я не предложил тебе выпить.
– Выпить не проблема. Стоит только поднять руку.
– Не подумай, что я сохну по тебе, но вот вопрос: почему хорошему мальчику нравится плохая девчонка?
– Это тебе кажется, что ты хороший, а я плохая. Знаешь, говорят, плохо быть отцом, но и дочери тоже приходится несладко. Я дважды за свою жизнь испытала такое счастье. С разными, но родными мне отцами. Странное чувство. Словно мое зачатие началось в банке спермы, под стоны двух онанирующих мужиков. Так что во мне плохого и хорошего поровну.
– Я тут дремал наяву, и мне привиделась странная картина. Я был готов убить Матвеева, Михея и тебя. Мысли противоречат сердцу. – Сергей коснулся своей груди. – Здравый смысл позорно отступил, что еще сказать? – Он выдержал паузу. – Не жалеешь о разрыве с Михеем?
– Он одинокий, неприкаянный. Он поймет меня. Я не в опасности – это все, что нужно ему знать. Он не станет бунтовать. Как сказал про него однажды Матвеев: в нем напрочь отсутствует тяга к социальному протесту. Я хорошо запомнила эти слова, но долго не могла вникнуть в их суть. Может, потому, что они для меня чужие. Скажи я их вслух, тот же Матвеев посмеялся бы надо мной. Обидно. Но у меня избирательная память, она заставляет забывать о неудачах.
– Снова Матвеева цитируешь?
– Просто издеваюсь над собой. Вполне возможно, что испортила кому-то день, два, но никто не спросил меня, кто и почему сломал мне жизнь. Меня не спрашивали, а просто запихнули в машину и отвезли в «Инкубатор». Там меня сломали. Это хуже, чем оказаться в зоне, уверяю тебя. Мне все время казалось, что из меня готовят смертницу. Но самое отвратное и пугающее то, что я смогу сесть за руль заминированной машины. Если бы не эта готовность, я бы не согласилась исполнять роль дочери Анвара.
– Тебе жалко его?
– Отец трагедии умер трагической смертью, – ушла от прямого ответа Дикарка. И поспешила сменить больную для нее тему. – Расскажи, – попросила она, – когда и с чего началась эта операция.
Красин улыбнулся, однако выражения самодовольства на его лице Тамира не обнаружила.
– Начало лежит в подольской колонии, где отбывал срок некогда преданный Анвару человек по имени Хаким Раух. Он был свидетелем гибели жены и дочери Эбеля, свидетелем двусторонней сделки между ним и Камелией, любовницей Анвара. На поверку сделка оказалась трехсторонней. Мне пришлось убрать Хакима как свидетеля, потому что я заболел «Шаммураматом» и поставил цель – добраться до него во что бы то ни стало. Я представлял себя даже седым стариком – в рубище, но с драгоценным камнем. Вся жизнь прошла в поисках, вся жизнь – большое приключение перед главным приключением. – Сергей указал рукой на облака. – Где-то здесь мое место…