Влечениями Зигмунд Фрейд называет пограничные образования между физическим и психическим (соматическим и душевным), «психические представители» раздражений, возникающие в недрах телесного аппарата и достигающих души. Фрейд делил влечения на две основные группы — влечение к жизни и влечение к смерти. Влечение к смерти он определял как присущие индивиду бессознательные тенденции к саморазрушению и возврату в неорганическое состояние.
Но это же влечение может, по его мнению, проявляться и вовне — в направленности к другим лицам и предметам. Так, знаменитый Эдипов комплекс предполагает для мальчика подсознательное желание смерти своему отцу, а для девочки — желание смерти матери.
Рассматривая в работе «Анализ фобии пятилетнего мальчика» конкретный пример подобного комплекса, Фрейд пишет: «В своих отношениях к отцу и матери Ганс самым ярким образом подтверждает все то, что я в своих работах «Толкование сновидений» и «Три очерка по теории сексуальности» говорил о сексуальных отношениях детей к родителям.
Он действительно маленький Эдип, который хотел бы устранить отца, чтобы остаться самому с красивой матерью, спать с ней. Это желание появилось во время летнего пребывания в деревне, когда перемены, связанные с присутствием или отсутствием отца, указали ему на условия, от которых зависела желаемая интимность с матерью. Тогда, летом, он удовольствовался желанием, чтобы отец уехал... Позже, вероятно в Вене, где на отъезд отца больше нельзя было рассчитывать, уже появилось другое содержание: чтобы отец подолгу был в отсутствии, был мертв».
«На самом деле, — поясняет Фрейд, — наш Ганс вовсе не злодей и даже не такой ребенок, у которого жестокие и насильственные склонности человеческой природы развиваются без задержек в этот период его жизни. Напротив, он необыкновенно добродушен и нежен; отец отметил, что превращение агрессивной склонности в сострадание произошло довольно рано.
Еще задолго до фобии он начинал беспокоиться, когда при нем в детской игре били «лошадку», и он никогда не оставался равнодушным, когда в его присутствии кто-нибудь плакал... Ганс сердечно любит отца, которому он желает смерти, и в то время, когда его ум не признает этого противоречия, он оказывается вынужденным демонстрировать его тем, что ударяет отца и сейчас же целует то место, которое ударил».
Хорошо, если на пути такого маленького Ганса вовремя попадется дядя Фрейд. А если нет? Ну, тогда не избежать неврозов и более тяжелых последствий; неизжитые комплексы могут обернуться жестокой агрессивностью.
Правоту Фрейда в определенной степени доказывают многочисленные истории про сексуальных маньяков-убийц. Как правило им принадлежит в ряде стран чемпионство по количеству совершенных убийств.
Под эту теорию подходят не только уголовники, но и политические убийцы ради идеи, фанатики-террористы. В их голове происходит сдвиг, смещение нравственных понятий. Они считают, что ради блага одних людей можно убивать других (комплекс Раскольникова). Этот путь ведет, как правило, к полной нравственной (а иногда и психической) деградации личности. Лишь немногие сохраняют подобие совести.
Так, член боевой организации эсеров Иван Каляев, охотившийся за губернатором Москвы, великим князем Сергеем, первоначально не смог осуществить свое намерение из-за того, что вместе с князем ехали его родные. Вот как рассказывает об этом Борис Савинков, один из руководителей теракта против губернатора:
«Карета (великого князя) свернула на Воскресенскую площадь, и в темноте Каляеву показалось, что он узнает кучера Рудинкина, всегда возившего именно великого князя. Тогда, не колеблясь, Каляев бросился навстречу и наперерез карете. Он уже поднял руку, чтобы бросить снаряд. Но, кроме великого князя Сергея, он неожиданно увидал еще великую княгиню Елизавету и детей великого князя Павла — Марию и Дмитрия. Он опустил свою бомбу и отошел. Карета остановилась у подъезда Большого театра.
Каляев прошел в Александровский сад. Подойдя ко мне он сказал:
— Я думаю, что я поступил правильно, разве можно убить детей?..»
Но затем, «подумав», Каляев все же доказал, что идея и в нем сильнее совести, — он заявил, что если боевая организация эсеров решит убить всю семью, то на обратном пути из театра он бросит бомбу в карету, не считаясь с теми, кто в ней находится.
Психология политических террористов в некотором смысле смыкается с психологией самоубийц, поскольку всегда есть шанс быть убитым на месте преступления или казненным (если в данной стране существует смертная казнь).
Но есть и случаи прямого самоубийства при исполнении теракта. Классический пример — история добровольца смертника Нго Ван Шука, в июле 1951 года взорвавшего вместе с собой губернатора одной из вьетнамских провинций. Спустя тридцать лет подобным образом поступила женщина, взорвавшая себя, чтобы убить стоявшего рядом Раджива Ганди.
Развитие революционных идей, по времени совпавшее с распространением двйжения феминисток, привело к появлению профессиональных политических убийц среди женщин. В России в конце XIX — начале XX века получили огромную известность террористки Софья Перовская, Вера Засулич и др.
В современном мире женщины-террористки по-прежнему являются весьма заметным явлением. Интерпол сообщает, что на сегодняшний день почти половина разыскиваемых им террористов-убийц — женщины.
К смещению нравственных понятий, влекущему за собой убийства других людей, относится и так называемое «исполнение долга» — например, когда палачу приказывают казнить осужденного на смерть, а солдату приказывают стрелять в противника (солдата другого государства) или в мирное население собственной страны. Мораль остается за пределами воинского устава, оказывается вдруг недействительной, и человек получает «законное» право убить другого человека. Подавляющее число военнослужащих воспринимают это как норму, не занимаясь рефлексией и поисками нравственных основ таких убийств. Правда, судьи на процессах нацистских преступников в Нюрнберге и Токио почему-то не внимали доводам обвиняемых, защищавшихся по классической схеме: «Я солдат. Мне приказали — я стрелял».
Таким образом, перед нами пример двойной морали: свой солдат, отказавшийся стрелять, — это преступник, а чужой солдат, отказавшийся стрелять,.— хороший парень, который ответственности не подлежит.
Данный парадокс как нельзя лучше характеризует лживость нравственных ценностей современной цивилизации. Опять принцип родоплеменной (государственной) выгоды ставится превыше всего. Государство подавляет личность, заставляя быть убийцей (армия, полиция (милиция), палачи — исполнители приговоров).
Но отсюда следует и неизбежная реакция личности — раз можно убивать на «законных» основаниях, значит, само по себе убийство — вещь допустимая. «Дело не в том, что нельзя убивать вообще никогда, нигде и никого, — рассуждает такой человек, — а в том, чтобы убийство совершалось на законных основаниях либо... чтобы я не попался».
Эта причина неоспорима. Так, в 1990 году в Польше больше 70 процентов, в Болгарии и Чехословакии более 50 процентов убийств были совершены людьми в состоянии сильного опьянения. В СССР в 1989 году из 21 467 убийств 11 904 на счету пьяных.
От 20 до 25 процентов американских подростков-убийц при совершении преступления находятся на «взводе» под воздействием алкоголя или сильных наркотиков типа ПСП и крэка.
Но как ни убедительны статистические выкладки, нельзя отнести на счет наркотиков и алкоголя все убийства. Кроме того, есть еще момент, который надо учитывать: пьют спиртное сотни миллионов, миллиарды людей, но убийцами становятся лишь немногие. Вино не делает человека убийцей, а только проявляет его «натуру». Пьяный человек, взявший, например, нож, может ударить себя, может напасть на другого человека, а может и отбросить нож в сторону.
Это зависит от массы факторов: воспитания, образования, состояния психики и т. д. Таким образом, алкоголь — это катализатор поступка, а не его причина. (Исп. кн. А. Лаврина «Хроники Харона». — М., 1993)
УБИЙЦА ОТ БОГА?
Что стоит за преступлениями — биологическая склонность или социальные условия? На этот вопрос пытались ответить участники проведенной конференции в Сан-Диего. На юге Калифорнии встретились ученые, изучающие деятельность головного мозга; доклад с результатами их исследований занял 3500 страниц.
Точки зрения и аргументы звучали самые разные. Например сотрудники Балтиморского университета вывели мышей, в мозгу которых отсутствует биокатализатор. Эти экземпляры проявляли невиданную агрессивность к своим сородичам и в конце концов загрызали их. Конечно же, опираясь на этот эксперимент, появились заявления, что преступное поведение можно объяснить биологической ущербностью.
Американец Стивен Мобли застрелил продавца пиццы, а его адвокат настаивал на невиновности подзащитного, поскольку агрессивное поведение было вызвано низкой концентрацией одного из феноменов головного мозга и эта особенность является наследственной в семье. Однако суд отклонил довод, ссылаясь, что в семье Мобли есть не только преступники, но и преуспевающие бизнесмены, а между агрессивностью и успехом не всегда можно провести четкую границу.
В Сан-Диего прозвучал и отчет об опытах, исследующих зависимость между химическим веществом стеротонином и агрессивным поведением. Мыши, которых на несколько недель поместили в тесную клетку, вели себя агрессивно по отношению к своим сородичам, и в головном мозгу у них стеротонин абсорбировался медленнее. Подобным же образом в результате анализа позвоночного мозга тысячи финских заключенных выяснилось, что у самых жестоких преступников концентрация стеротонина была наиболее низкой.