Именно с помощью архетипов человек пытается познать себя и окружающий мир, овладеть по возможности теми силами, которые определяют его жизнь и судьбу, а это можно сделать, только если знать правила общения людей и руководствоваться ими. Архетипы — это заявление человека как социального существа о самом себе, о своем знании морали, солидарности с ней, либо, напротив, ее отрицании. Он никогда не сможет получить окончательный ответ, хотя и стремиться к этому, в том числе и с помощью науки психологии.
Утверждение, что архетипический образ непосредственно рождается воображением, не говорит о том, что такой образ — лишь плод воображения, не имеющий ничего общего с реальной жизнью. Даже первичный язык архетипических структур имеет место не только в мифологических образах и сюжетах, религиозных и магических установках и представлениях, но и в реально складывающихся между людьми отношениях во всем их многообразии и сложности, в том числе в историческом процессе, начало которого совпало с возникновением общества и было разным для разных сообществ. Архетипический язык можно обнаружить как в религии, так и в магии, притом самой первобытной, а также в искусстве, литературе, архитектуре, ритуалах и символах. Архетипические образы имеются и в мистике. Вместе с тем и религия, и магия, и мистика включают в себя нравственные составляющие, не говоря уже об искусстве, литературе, ритуалах и т. д.
Архетипические образы, ритуалы и символы есть в криминальной субкультуре, в ней они обретают автономное существование, обслуживая определенные смыслы и символы. Это же мы найдем в такой специфической субкультуре, которая присуща охранным преступным организациям тоталитарных режимов. Особую заботу о ритуалах и символах подобных организаций проявлял германский нацизм, причем почти всегда на государственном уровне, ставя над всеми доступными ему сферами бытия архетипический образ смерти. В этот образ нацизм превратил даже свастику, древний восточный символ плодородия. Советское "министерство любви" (пользуясь великолепным термином Д. Оруэлла), т. е. ВЧК, ОГПУ, НКВД, действовало гораздо более тонко и изощренно, своей закрытостью и таинственностью создавая вокруг себя атмосферу даже не страха, а ужаса, тем самым тоже формируя архетип смерти.
Скрытость, неявность архетипических образов и установок не означает, что они принадлежат к воображаемому миру, не имеющему ничего общего с действительностью, тем более повседневной, а поэтому их надо поместить в мистику. Реальность и функциональность архетипов познается на онтогенетическом и филогенетическом уровнях, причем их реальность, в частности этическую, надо понимать как доказуемость и проверяемость, а следовательно, как объективность и достоверность. Это отнюдь не та реальность, что галлюцинации для больной психики, хотя и в галлюцинациях, как и в бреду, вполне могут проявляться архетипические содержания, в том числе нравственного и безнравственного порядка.
Нельзя сказать, что нравственные архетипы и их противоположности каждый раз возвращаются к человеку: он никогда не расстается с ними. Они имманентны ему, как части и органы тела, он пользуется ими бессознательно и постоянно, используя тот или иной в зависимости от своих потребностей, жизненных ситуаций, возникающих планов и возможностей их реализации. На мир он смотрит сквозь призму таких архетипов. Часто фантазии и галлюцинации являются продолжением его архетипических чувствований, влечений и ощущений, поэтому сами эти фантазии и галлюцинации по своей природе архетипичны, тем более что они выходят из повседневности, не теряя актуальности. Религиозные и культуральные контексты пронизаны нравственными архетипами, архетипами жизни, смерти, страданий и т. д. Потеря личностью самых важных для нее архетипов означает ее дисбаланс, неопределенность и потерю себя, может привести к психическим расстройствам. Господство в психике таких архетипов, как сатана (дьявол), может привести к деструктивному агрессивному поведению.
Человек рождается с определенными ожиданиями или потребностями; как и у животных, первая потребность заключается в защите, попечении и кормлении. Так рождается первый архетипический образ — великой матери, затем, по мере формирования новых потребностей и интересов, появляются остальные. Названные ожидания (или потребности) можно назвать формами, которые наполняются содержаниями, но только строго определенными, именно такими, а не какими-либо иными. Эти ожидания (потребности, формы) я и называю архетипами.
Став объектом защиты и попечения со стороны родителей, человек бессознательно усваивает соответствующий образ как способ (часто важнейший) бытия, в дальнейшем он может жить, реализуя этот образ и демонстрируя таким путем свой нравственный и иной жизненный потенциал. Но это, разумеется, лишь один путь, есть и другие.
Человек может ощущать свое бытие как реальное и цельное, хотя и отличающееся от остального мира, но все-таки являющееся его частью также и потому, что у него с этим миром общие жизненно важные архетипы. Он внутренне согласован и субстанциален тоже по этой причине. Этим обеспечивается положение базисной онтологической безопасности, и тогда обычные условия жизни не представляют опасности собственной экзистенции личности. Ее дезадаптация может начаться из-за того, что она не приобретает или утрачивает общие архетипические связи во своей средой, которые сами по себе витально ценны.
Очень важно понимать, каким образом, по каким механизмам древнейший опыт сохраняется в коллективном бессознательном и передается конкретной личности либо группе, хотя несомненно, что последнее в целом происходит социально-психологическим путем. Бессознательное превращение в далекое прошлое позволяет человеку преодолеть травмирующий его хаос настоящего, вызванного, например, тяжкими проблемами адаптации, особенно в межличностных отношениях, или крушением надежд, или пересмотром нравственных и идеологических ориентиров. Прошлое же в этом случае предощущается знаемым, а потому возвращение туда может восприниматься как восстановление и укрепление себя, даже если вследствие этого будут нарушены какие-то нравственные нормы. Вообще встреча человека во внешнем мире с архетипом (независимо от того, обусловлена ли она психопатологией или нет) иногда ощущается как контакт с известным, с тем, что уже было, особенно если одновременно встречаются архетипические образы и людей, и действий. Это ощущение обусловлено тем, что соответствующие образы уже интериоризированы личностью и они, в сущности, сталкиваются вовне со своими двойниками.
При всем том что архетипические образы универсальны, отдельный человек встречается не со всеми и, соответственно, усваивает не все, а только некоторые. Для каждого предопределено, какие образы он усвоит, но есть главные, ведущие, с которыми его встреча неизбежна. К ним относятся образы добра и зла и их носители, образы защиты и защитника человека. Названное предопределение зависит от того, какой жизненный путь пройдет данная личность, от ее этнической, религиозной, социальной, профессиональной и иной принадлежности, от того, каковы ее ценностные ориентации и ведущие цели.
С психологических позиций архетипический образ не может быть хорошим или плохим, общественно полезным или антиобщественным, но он способен быть таковым в силу своих нравственных содержаний. Этические оценки уместны всегда, когда возникают нравственные вопросы, когда, например, чрезмерный симбиоз с архетипом, его давление на личность порождают деструктивное поведение. В качестве иллюстрации можно привести архетип врага. Попав к нему "в плен", паранойяльный субъект способен, защищаясь от мнимых врагов, применить жестокое насилие для защиты. Таким был Сталин, которому претворенная в жизнь коммунистическая доктрина давала поистине безграничные возможности уничтожения всех, в ком он видел опасность для себя.
Чрезмерную зависимость от архетипа Великой Матери можно наблюдать у отдельных людей и отдельных народов, которые поэтому можно назвать инфантильными. Чтобы защитить ее и показать свою преданность, они готовы использовать самые агрессивные формы поведения, даже принести в жертву свой народ и самого себя. Чрезмерная идентификация с архетипическим образом трикстера может породить юродство, идентификация же с ним в норме — способствовать талантливому исполнению на театральной сцене ролей пройдох или шутов.
Известно, что высоко оценивается автоматическое нравственное поведение, которое, как считают, представляет собой нравственную интуицию. Я полагаю, что то, что называют нравственной интуицией, проистекает из названных мною выше двух сфер бессознательного. Разумеется, нравственная рефлексия, т. е. размышление о нравственности, нравственных нормах, может осуществляться только на уровне сознания, в то время как нравственные переживания, приносящие страдания или радость, могут одновременно иметь место во всех трех аспектах психики.
Предлагаемая объяснительная схема на основе трех подструктур психики ни в коем случае не является психологизацией исследуемой проблемы. Дело в том, что каждая из подструктур возникает только в результате социального взаимодействия людей, т. е. формирование негативных содержаний этих подструктур зависит исключительно от социальных условий жизни.
Социальные же обстоятельства содействуют совершению особо опасных преступлений. Тоталитарные преступники получают возможность действовать, если совершают переворот или революцию, а затем захватывают власть. Тогда они начинают преследовать политических, религиозных и иных противников, захватывать другие страны, осуществлять геноцид и т. д. Преступные действия киллеров или сексуальных убийц тоже зависят от социальных условий, в первую очередь от эффективности деятельности милиции (полиции). Виновные в таких действиях, во всяком случае большинство из них, должны быть некрофильскими личностями. Как было показано выше, преступная направленность подобных личностей определяется воспитанием и другими социальными факторами.