Психологическая подготовка самоубийц, совершивших террористические атаки в США в сентябре 2001 г., была, как можно полагать, весьма квалифицированной, тщательной и длительной. Ее осуществили прекрасно подготовленные специалисты, причем их работа затруднялась тем обстоятельством, что будущие самоубийцы, которых они готовили, не были изолированы в каком-то центре, поскольку обучались летному делу и, следовательно, общались с широким кругом людей, нисколько не подозревавших об их намерениях. Был велик риск того, что подготавливаемые не только откажутся участвовать в нападении, но и могут предать своих "начальников" и "наставников". К тому же обучение летному делу было длительным, что тоже весьма повышало степень риска. Если кто-то из них и отказался от террористического самоубийства, то это прошло незамеченным, предательство же, скорее всего, не имело места.
Следовательно, отбор кандидатов и их психологическая подготовка были безукоризненными, хотя мы не знаем, как эта работа осуществлялась, и судим по результатам. Они убеждают нас в том, что люди, которые использовались в беспрецедентных нападениях в США, отличались особой стойкостью и убежденностью в своей правоте, исключительной ригидностью и фанатической заряженностью, неподвластными никаким аргументам. Вероятно, такие люди резко разделяли весь мир на "своих" и "чужих", раз и навсегда наделив последних всеми чертами гнусных врагов. Они обладали и другими очень важными особенностями, о которых пойдет речь ниже: чтобы пожертвовать собой, недостаточно быть толерантным, ригидным и фанатичным. Эти люди, ставшие специалистами в летном деле, должны были обладать определенными техническими навыками и умениями. В некоторых случаях террористы-самоубийцы должны получить и оперативную подготовку, если им надо замаскироваться, незаметно проникнуть на нужный объект, обмануть охрану, пронести взрывное устройство, поддерживать связь с другими преступниками и т. д. Может понадобиться и владение оружием.
К сожалению, мы не располагаем достоверной эмпирической информацией о психологических особенностях личностей тех, кто решился на самоубийственные террористические акты. По этой причине огромную ценность представляют выборочные, даже отрывочные сведения, получаемые относительно отдельных террористок.
М. родилась и воспитывалась в Чечне, в 19 лет вышла замуж без юридического оформления брака, стала второй женой. Через несколько месяцев муж был убит. Родившегося после его смерти ребенка забрали родители мужа, в связи с чем М. испытывала острые переживания. В этот период она познакомилась с мужчиной, который оказался чеченским боевиком. Он, по ее словам, постепенно сделал ее ваххабиткой, уговорил вступить в борьбу с неверными, постоянно снабжал религиозной литературой. Сначала она жила с ним в деревне в Чечне, затем под Москвой. Вместе с ней жили еще несколько женщин, которые тоже готовились стать самоубийцами-смертницами, а также еще один боевик-террорист. Время от времени женщинам давали выпить какую-то жидкость — якобы для того, чтобы они не волновались. Когда пришло время привести взрывное устройство в действие, в последний момент М. отказалась это сделать.
Психологическое обследование М. показало, что ее эмоциональные реакции адекватны ситуации. Интеллектуально-мнестические функции сохранены, однако суждения нередко поверхностны и незрелы. Отмечаются черты эмоциональной незрелости в сочетании с непосредоственностью в поведении, некоторой прямолинейностью и импульсивностью, склонностью к вытеснению, с одной стороны, и к тревоге, настороженности по отношению к окружающим, тенденции к анализу ситуации и рационализации — с другой. Ее отличают высокое чувство ответственности, обязательность, упорство при достижении цели, хороший самоконтроль, осознание социальных требований, эмоциональная стабильность и уравновешенность, практичность и прагматичность установок. В то же время склонность остро реагировать на потенциальные и реальные угрозы, сдержанность и скрытность определяют возможную дезорганизацию поведения в стрессовых условиях с трудностью выбора конструктивных самостоятельных выходов из конфликтных ситуаций, в которых доминирует отрицание своей вины при обвинениях в ее адрес, сдерживание собственных внешнеобвиняющих реакций, надежда на естественный ход событий. При стремлении к независимости и самостоятельности у М. развиты навыки приспособления к окружающим. В самосознании доминирующими ценностями являются стремление к внутренней свободе и покою.
Перечисленные психологические особенности М. позволяют понять и то, почему она попала под влияние тех, кто готовил ее к роли смертницы, и то, почему она все-таки отказалась взрывать себя, хотя именно эта женщина в силу последнего обстоятельства не может считаться типичной некрофильской личностью. Так, прямолинейность и импульсивность, чувство ответственности и обязательность объясняют, почему она попала под влияние террористов. Высокая сенситивность, склонность остро реагировать на угрозы дают возможность понять ее колебания в решающий момент и окончательный отказ взорвать себя.
Может показаться, что женщина, которая взорвала себя, тем самым взорвала все мифы о женской слабости, покорности и порабощения. Но так только кажется и притом не очень вдумчивому глазу: как раз то, что они взорвали себя, чаще всего говорит об их слабости, покорности и порабощении. Однако, разумеется, не всегда, поскольку иногда, пусть и в редких случаях, они сами проявляют инициативу, хотя их мир и предопределенность выбора все-таки диктуются мужчинами. Женский самоубийственный терроризм есть одна из самых ярких форм эксплуатации женщин, весьма характерных именно для традиционных обществ. Женщины-террористы были очень активны в Европе в 60-70-х гг., но не были самоубийцами, потому что сформировались и выросли совсем в других социальных условиях. Суицидальных действий от них никто и не требовал, они не были обучены в военном плане, их готовили только к самопожертвованию террористического характера; они никогда не были полноправными членами преступных террористических групп, они были только орудиями.
Из практики чеченских террористов известно, что они смертницами иногда делали даже собственных сестер и других родственниц. Правда, не совсем понятно, почему в террористических целях использовались люди, ведь взрывное устройство можно беспрепятственно принести в любое людное место, а затем взорвать его с помощью дистанционного управления. Очевидно, использование женщин все-таки было безопаснее для террористов, поскольку каждый пронос и оставление в нужном месте взрывного устройства в немалой степени опасно для них.
Женская душа вообще склонна к жертвенности, особенно ради своих детей или любимого мужчины, что нередко бессовестно эксплуатируется. Женщины более чутки, им в большей степени свойственно чувство вины.
Выявление, учет и оценка отдельных психологических особенностей личностей террористов-самоубийц, как бы ни были важны полученные сведения, не позволяют понять и объяснить все исследуемые явления в целом. Нужны еще более широкие обобщения, обращения к скрытым, потаенным механизмам человеческого поведения, глубинным мотивам. Научное исследование здесь ни в коем случае не может ограничиваться только учетом их внешних, пусть и глобальных разрушительных действий.
Пониманию личности террористов-самоубийц и мотивов их поведения может способствовать взгляд на них как на некрофилов, однако здесь потребуются весьма немаловажные объяснения. Некрофилия — разностороннее явление, как уже утверждалось выше, совсем необязательно, чтобы все некрофилы были преступниками. Она способна стимулировать и общественно полезное поведение. В то же время такая человеческая особенность может быть как врожденной, так и приобретенной. В последнем случае она возникает в результате неблагоприятных, порой очень неблагоприятных, трагических жизненных обстоятельств, изменяющих все отношения индивида к самому себе и миру, его смыслы и цели. Тогда он видит в смерти решение всех своих проблем и поэтому стремится к ней. Этим пользуются террористы, подводя свои жертвы к смерти, совершению самоубийственных террористических актов. Для них они делают смерть близкой, понятной, целесообразной.
Так поступало японское командование в годы Второй мировой войны, готовя камикадзе. Это было признаком слабости японской армии. Так поступало коммунистическое руководство СССР во время Великой Отечественной войны, с помощью пропаганды толкая Матросова и его последователей на верную гибель. И это тоже было признаком слабости СССР, и еще убедительно свидетельствовало о том, что человеческую жизнь власть ни во что не ставила.
Вместе с тем террористы вполне могут ощущать свое особое назначение, воспринимать себя исполнителями особой миссии, считать, что они не похожи на других людей. Подобное ощущение поднимает их в собственных глазах, не оставляя места для сожаления и чувства вины; конечно, они не считают себя ущербными или неполноценными. То, что содержанием их миссии является убийство, их совершенно не смущает, поскольку, в отличие от подавляющего большинства людей, они не видят в этом повода для осуждения. Экстраординарное состояние сознания, которое испытывают некоторые из них, убеждает их в своей избранности.
Некрофильское террористическое самоубийство, поскольку суицидент стоит на грани между жизнью и смертью, а само оно в наиболее полной форме выражает движение к последней, является одним из способов связи между этими важнейшими сферами. Люди издревле искали такую связь, пытаясь заглянуть в небытие. Идолопоклонники Сирии и Иудеи ждали предсказаний от убиваемых ими детей, сообщает Э. Леви в своей "Истории магии". Они верили, что последние крики их жертв могут дать им необходимую информацию.
Анализ материалов о смертниках делает возможным предположить у них наличие следующих качеств, аналогичных тем, которые выявлены у некрофильских убийц:
— полное отсутствие психологической идентификации с жертвами; они никогда не думают о них, не жалеют их, не способны сочувствовать им;