– Воры... Кругом одни воры и взяточники... – жалуется Мансур, владелец большого хозяйства. – Чтобы хоть что-то сделать, надо взятку дать, чтобы ничего не делать, надо две взятки дать... А за работниками только следить успевай. Отвернешься – что-нибудь да стащат... Не хотят понимать, что это уже не колхозное, это – мое...
Талгат не улыбается. Его мало трогают заботы человека, которому приказано его принимать.
– Ты забываешь, что это – не твое... – сухо говорит он, проходя напрямую к дверям, словно давно знает, где ему предстоит жить.
Мансур сразу все понимает. Он всегда ждал, когда ему напомнят, на чьи деньги организовано хозяйство. И потребуют отдачи. И всегда догадывался, что возвращать беспроцентный кредит придется не деньгами... Он уже не однажды принимал у себя людей. И мужчин, и женщин... Они приезжали, жили в отдельно стоящем домике, всегда содержащемся, согласно предписанию, в порядке, а потом уезжали, и больше он про них не слышал, хотя понимал, что это были за люди. И этот приезжий, должно быть, из таких же. Хотя внешне он не похож на грубого боевика, но умеет командовать.
Мансур подчиняется и больше не жалуется на жизнь.
Басаргин нервничает. Ему ни разу не приходилось разрабатывать операцию, аналогичную нынешней. Хотя он ее и не разрабатывал. Он только подал идею, за которую сразу ухватился генерал Астахов, и стал просчитывать детали вместе с Доктором Смерть и Андреем Тобако. Они и выбрали необходимые меры. Сейчас процесс раскручивается... И Басаргин ждет, во что это выльется. Ходит по офису. Доктор с Андреем посмеиваются, перешептываясь. Им весело, потому что они представляют физиономию Талгата в отдельные моменты предстоящего действа.
– Это издевательство над человеком... – говорит японка Таку, сидя в углу рядом с Дым Дымычем. – Гуманнее просто пристрелить его...
– К сожалению, наш спутник не в состоянии отслеживать звонки с того света, – улыбается Тобако. – Иначе у нас было бы гораздо меньше проблем...
Таку не желает пользоваться городским аппаратом и сердито набирает номер на своем мобильнике.
– Лари, все в порядке? Хорошо... Работай...
Малазиец Лари ушел в свой офис следить за собственным оборудованием.
Таку убирает трубку и смотрит на своих оперативников. Джон невозмутим, словно настоящий индеец, сидящий в голой прерии у костра. Селим активно скалит зубы.
– Чему радуешься? – спрашивает Таку.
– Я подумал было... – Нигериец не в состоянии сдержать хихиканье.
– Что ты подумал?
– Подумал, хорошо бы вместо Алданова меня зарядить... Талгат от моей черной улыбки совсем с ума свалится...
Доктор с Тобако хохочут в голос.
Басаргин старается быть по-прежнему серьезным, но улыбка касается и его лица.
В чехле у Сохатого подает голос мобильник.
– Слушаю... – тихо говорит Дым Дымыч. – Так. Я понял. Спасибо...
Он убирает трубку и осматривает присутствующих.
– Что-то интересное? – спрашивает Басаргин.
– Моя агентура работает... Быстрее, чем картотека ГРУ... «Зоновские» связи... Прапорщик Тараканов мотал срок за убийство... В зоне сошелся с чеченами. По слухам, он в отрядах боевиков...
– Вот и источник информации Талгата, – делает вывод Тобако. – Информации у самого мало, но дураки всегда строят из себя всезнающих. А он знал...
– А он знал только людей, задействованных в проекте, – завершает за него Таку.
Отдохнуть!
Талгат чувствует, что ему просто необходимо отдохнуть, если не хочет, чтобы наступили более тяжелые последствия. Он уже больше суток на ногах и в постоянном напряжении всей нервной системы. Это чревато неприятностями... Встал вчера на рассвете... Не мог спать, ожидая встречи со старым Алимханом. Не знал, как встреча произойдет, какие результаты даст, и волновался. Ведь Алимхан мог просто не пожелать общаться с боевиком. Он – ветеран войны, он с гордостью свои награды носит. От такого человека можно было ожидать неприятия. А как-то иначе, насильственно, действовать против старика Талгат не решился бы из-за своего к нему уважения. Но все, слава Аллаху, прошло благополучно. И Алимхан оказался человеком, на которого можно положиться. А потом пошли неприятности. Они пришли сначала в виде непонятных звуков. Принесли опасность. Талгат хорошо просчитал ситуацию. И это спасло его. С помощью Алимхана спасло. Но нервы натянулись, стали появляться судороги в суставах. Словно током его дергает... Признаки... Или, как врачи говорят, симптомы... Он не хочет этого слова слышать... И предпочитает свою терминологию – признаки приближающегося ступора...
Потом и этот ступор будет не страшен. Если договорятся с Ахмедом Даутовым, тот сумеет вылечить. Он сотрет из памяти все воспоминания о Сохно и обо всем, что с ним связано... И даже пусть тогда не состоится новый поединок, к которому Талгат готовился, полгода ежедневно тренируясь. Пусть... Это не важно... Важно то, что порученное дело будет сделано и он сам будет здоров...
Поспать удалось немного в самолете, пока летели до Нижнего Новгорода. Но это трудно назвать сном. Просыпался часто в холодном поту... То же самое повторилось в машине, когда ехали от Нижнего сюда, в деревню...
Талгат смотрит в окно. Деревня большая, обжитая. Много людей... С одной стороны, это хорошо. Где много людей, там не так заметны посторонние. Впрочем, ерунда... Посторонних здесь заметят обязательно, потому что эти посторонние – чеченцы... Но кто может запретить хозяину принимать земляков?..
– Мансур! – зовет Талгат.
Мансур появляется сразу, словно за дверью стоял.
– Я и мои люди... Мы поспим пару часов. Потом нам надо ехать... Через два часа разбуди нас... Ни минутой позже!
Талгат смотрит на часы, как олимпийский судья на секундомер.
– Ваша комната, эмир, там... – показывает Мансур. – Остальных я размещу на полу...
Талгат заходит в комнату с одной-единственной кроватью и стулом, вешает пиджак на стул и закрывает за собой дверь...
Из штаба группировки передали волну, по которой можно связаться с десантурой, и позывной комбата, руководящего операцией. И новые сведения, полученные в результате допроса пленных саудовцев, сопровождавших Талгата Абдукадырова, которые в корне меняют задачу.
– Мы уже передали десантникам приказ образовать проход и двинуться двумя колоннами по склону, параллельно курсу банды Абдукадырова. Вы тоже сильно не припирайте их... Пусть соединятся со вторым отрядом. У нас готовится вторая группа десанта, на подходе и третья. Выбросим их в помощь, как только определите координаты места соединения.
– Я понял, товарищ генерал... Мы уже почти наступили им на хвост... Но слегка притормозим... Поддержка авиации будет?
– Если погода позволит... У нас здесь небо хмурится...
– У нас пока погода позволяет загорать... Очень жарко...
– Будем надеяться... Вылететь смогут в любую погоду. Было бы у вас видно, кого бомбить... У меня все. До связи...
– До связи...
Согрин прекращает сеанс. Кордебалет сворачивает рацию.
– Некуда будет Талгату возвращаться, – говорит с явным сожалением. – Сохно, когда вернется, расстроится...
– У Талгата, думаю, и возможности вернуться не будет... Сохно вызвали в распоряжение группы «Альфа». Наверняка это как-то связано с Талгатом... Там встретятся...
Талгат просыпается оттого, что открывается дверь. Сон у него чуткий, звериный. Рука автоматически ложится на рукоятку спрятанного под простыней, которой он накрылся, пистолета. Просыпается с ясной головой и сразу поднимает левую руку, смотрит на часы.
Минута в минуту! Мансур свое дело знает. Про него так и говорили – исполнительный, старательный, пунктуальный, только нельзя давать волю его языку. Замучает жалобами, потому что постоянно ждет, когда с него потребуют возвращения долга. А он жадноват...
– Два часа прошло... – говорит Мансур.
– Я сейчас выйду, – кивает Талгат и сбрасывает с себя простыню.
Дверь скромно закрывается. Талгат спит, как и полагается ваххабиту, голым. Ваххабиту вообще запрещается носить трусы или плавки. И хотя сам Талгат к ваххабитам себя не относит, он с ними работает и придерживается хотя бы этого ритуала, впрочем, приятного в такую жару.
Одевается он быстро и выходит в большую комнату. Видит аккуратно свернутые у стены матрацы. Мансур ждет там.
– Мои люди где? – спрашивает Талгат, полный энергии и готовый к немедленному действию.
– Ваши люди? – переспрашивает удивленный Мансур.
– Парни, с которыми я приехал... – Что-то в интонации хозяина не нравится, но Талгат еще не может понять, что именно.
– Но вы же сами... – Мансур рот раскрывает, хочет что-то сказать, но язык ему не повинуется.
– Что – я сам?.. – Талгат усилием воли заставляет себя успокоиться. И говорит мягко, как кошка мурлычет.
– Вы же сами отправили их...
– Куда отправил?
Мансур пожимает плечами.
– Я не знаю... Вы поспали полчаса, потом позвали своих людей... Потом велели мне водителя разбудить... Водитель пришел, вы вышли вместе с парнями, и они уехали...
Вдруг резко начинает «бить током» в правом локтевом суставе. Талгат вынужден даже за локоть схватиться, чтобы не было видно, как рука дергается.
– Что ты такое говоришь!.. – Он опять не может совладать с собой. – Я спал не просыпаясь... Я до этого сутки на ногах провел...
– Извините, эмир. – Мансур явно испуган, кланяется, как провинившийся лакей, и смотрит в пол, не смея глядеть Талгату в глаза. – Все так и было, как вы сказали...
– Куда они поехали?
Локоть... Локоть... Локтевой нерв с ума сходит...
– Я не знаю, эмир. Спросите у водителя...
– Где водитель?
– Он вернулся сорок минут назад, спал в машине... Я разбудил его, сейчас подойдет...
Талгат успевает сделать по комнате несколько быстрых возмущенных шагов, так и не отпуская левой рукой локоть правой, когда в дверь входит водитель. Вид сонный, но улыбчивый, доверчивый, волосы мокрые – умывался.