– Знаю, – кивнул я и затаенно спросил: – А жена как?
– Как, как? Ждет тебя. Трудно ей. Мы с матерью твоей всю службу вместе работали. Бок о бок. В идейном и физическом смысле. А как вы еще до сих пор не разбежались – ума не приложу! Приезжаешь раз в полтора-два года, и то лишь на месяц. Из них неделю торчишь в Центре. Потом вас забрасывают на Байкал или в тайгу на «объект». Вот и вся жизнь. Как она тебя до сих пор не бросила? По молодости такая романтика еще куда ни шло, а сейчас? Предупреждал же тебя, когда ты влюбился. Потом предлагал под «легендой» ее к тебе вывезти. Сам же отказался, чтобы не подвергать ее опасности. Короче! Любит! Ждет! Был бы я бабой – бросил такого мужа нахрен!
Ну и хорошо! Я тоже ее люблю. Но нельзя фотографию носить, на столе поставить. Ни позвонить, ни услышать по видеосвязи тоже нельзя. Хотя все говорят и пишут, что все зашифровано! Вы говорите, пишите, шлите, а мы все запишем и проанализируем.
– Папа, расскажи мне о любой мелочи! Чтобы я хоть через тебя вдохнул дым Отчизны, как будто дома побывал.
И отец начал говорить.
Я слушал, варил кофе, курил, пил вино. Представлял, как будто ходил по городу, по дому, обнимал жену, сына, дочь. Порой комок в горле вставал. Дочь ломала руку зимой, когда на коньках каталась. Я не знал. Рядом не было, чтобы помочь, подхватить, поддержать.
Каждое слово я впитывал, гвоздями забивал в голову, чтобы не забыть. У отца снова пискнул телефон, и я понял, что пора. Снова почувствовал себя мальчишкой.
– Пора, папа?
– Да! Нам и так дали много времени пообщаться.
– Понимаю. Передай, что я благодарю.
– Передам. Чую, сын, что у тебя начнется тяжелая работа.
– Поцелуй дома всех. Понимаю, что ничего ты не скажешь, просто поцелуй. Может, поймут. Мне приятно будет.
– Извини, конечно, но мне придется все эротические игрушки забрать с собой.
– Чего? – У меня глаза округлились, решил на секунду, что папа «умом тронулся».
– Не совсем то, о чем подумал. – С батарей и окон снять аппаратуру вибрирующую, ну и «глушилки» тоже. Инвентарь казенный, подлежит возврату. А тебе просили передать три счетчика посещений, три локатора нелинейных. Все по количеству уничтоженных тобою. Удержат ли с денежного довольствия – не знаю. Приедешь в отпуск – узнаешь.
Отец явно издевался надо мной. Пытался таким образом отвлечь от тяжелых мыслей.
Вместе быстро сняли приборы в виде белых шайб, что были налеплены на окна и батареи. Штатное, стандартное оборудование. «Глушилки» были мощными, хотя по внешнему виду не больше пачки сигарет, хотя энергии потребляли много.
Конечно, неплохо иметь хорошо защищенную от электронного и аудиоконтроля аппаратуру, но, увы, откуда у ресторатора такая мания преследования? И откуда деньги. Все эти электронные игрушки превышали стоимость моего кафе, вместе с запасами и персоналом.
Папа передал мне счетчики посещений и поисковики закладок.
– Не переживай, сынок! О домашних я позабочусь. Там все будет хорошо. Мы все тебя любим и ждем! Давай посидим минутку молча, на дорожку.
Присели. Он молча поднялся, пошел в коридор, надел куртку, кепку, порывисто прижал меня к себе, поцеловал в лоб. Перекрестился на православный обряд. Взял сумку. Она увесистая, сам укладывал оборудование. Тяжело старику таскать такие веса.
– С Богом! Ждем дома в отпуск. Счастливо! – сказал он напоследок и вышел.
Я подошел к окну и, спрятавшись за шторами, наблюдал, как отец идет по двору. Он не торопился. Не оборачивался. Знал же старый, что я наблюдаю! Остановился, сумку на землю, снял кепку правой рукой, левой пригладил волосы, кепку на место и скрылся за углом.
Я вылил остатки вина в бокал, выпил одним глотком и закурил, переваривая прошедшую ночь. Спать мне сегодня не придется. Сварил кофе и, снова подойдя к окну, смотрел во двор, по которому недавно прошел отец. Глупо, конечно, но, казалось, я видел его фантом, который раз за разом проходил через двор, поднимал кепку и приглаживал волосы. Помоги, Господи, моим близким! Сделай так, чтобы мы свиделись, и не раз!
Камень с души свалился, почти можно работать. По крайней мере, уже не стоит заниматься самоедством. Команды из Центра приступить к работе не было. Так что находимся в «горячем резерве». Ну хоть не в «консервах», все легче.
Но, как в старом анекдоте про нюанс, есть «нюанс». А именно, те неустановленные лица, которых Эллис опознала по повадкам как полицейских. Вот тогда они укрепили мое подозрение, что меня вот-вот «накроют».
Идти в полицию и наводить порядки – сумасшествие, вызовут бригаду и наденут рубашку с длинными рукавами.
Пойдем иным путем. Пересчитал наличность. Нормально, хватит.
И поехал я не на работу, а в северный район города. К пакистанцам. Не знаю, отдыхает ли когда-нибудь Ахмат, но он был на посту, невозмутимый как сфинкс, все видел, все слышал, удерживал в голове сотни комбинаций, криминальных и не очень, которые в этот момент проворачивались по всему Брюсселю.
Я опустил стекло машины, проезжая мимо, шутливо отдал честь, широко улыбнулся. Ахмат улыбнулся в ответ, чуть склонил набок голову.
Вот и моя любимая харчевня! Хозяин на месте. Народу нет. Тепло поздоровались. Когда заказал несколько блюд, он удивленно посмотрел на меня.
– Не завтракал еще, – пояснил я. – А к себе на работу не заезжал, прямо к тебе.
Было видно, что ему любопытно, но, сдерживая себя, он лишь улыбался. Дал команду приготовить завтрак, а сам вернулся к оставленному чаю. Нельзя в беседе с людьми с восточным менталитетом торопить события. Сначала надо расспросить про семью, дела, как у кого здоровье. Принесли завтрак. М-да. Размер порций был огромен, но и не съесть – обидеть хозяина, получается, что невкусно. Ну ничего. Времени у меня много. Эллис в кафе справится. Не звонит, значит, все в порядке. Я ел и нахваливал, живо интересовался, как они готовят, какие специи, в каком порядке добавляют. На самом деле, было очень вкусно, тут я не лукавил. Дошло дело до кофе с десертом. Недоев и недопив, полез в кошелек, но хозяин отрицательно замахал руками – гость же! Обидишь!
– Хорошо, пусть завтрак будет бесплатным. Спасибо, Рахмат. Но деньги возьми, это по другому поводу.
– Слушаю, – насторожился он.
– Мне нужен патефон времен Первой мировой войны. Для антуража в кафе. Не огромный, а среднего размера, в рабочем состоянии, пластинки того времени.
Хозяин закусочной недоверчиво покрутил деньги, что-то соображая:
– Ты можешь за треть этой суммы в любом антикварном магазине купить патефон с пластинками, а в лавке старьевщика еще дешевле. В чем подвох? – В его голосе прозвучала легкая угроза.
– Понимаешь, пока меня не было, ко мне в кафе приходили неизвестные с повадками полицейских. Задавали неудобные вопросы персоналу. Мне нужно узнать, кто такие, чего хотят?
Ахмат усмехнулся, кивнул головой:
– Понятно. Но может так оказаться, что этих денег будет мало на патефон. Вещь-то антикварная.
Я был готов к такому повороту событий, достал точно такую же сумму:
– Нужно, чтобы патефон и пластинки были настоящими, проверенными.
– Это понятно. Ложные, пусть даже и очень похожие на правдивые, никому не нужны. Сделаю, что смогу. Сообщу.
Мы тепло, церемониально распрощались. Ахмат был на месте, кивнули друг другу.
Неделя пролетела быстро. И, что удивительно, посетителей по-прежнему было много. Обычно наплыв быстро заканчивался. Это проверено на прежних тематических фотовыставках. А тут даже в дневное время зал был забит битком, столы приходилось дополнительно выставлять. Работы хватало всем. Я тоже принимал участие. Но за моей улыбкой скрывалось раздражение. Я – русский разведчик, а работаю половым, пусть старшим, но халдеем! Тьфу! В шале во Франции и то было лучше.
Тамм не появлялся. Офицеров из штаб-квартиры НАТО прибавилось. Молва о новой экспозиции разнеслась далеко. Им понравилось у меня. Американцы бывали почти каждый день. Плотно ужинали, выпивали умеренно. Пару раз приходил Браун, не один, а с неизвестными штатскими. Запись с камер наблюдения я в зале скопировал. Когда закончится «спячка», передам в Москву, пусть идентифицируют личности. Браун с кем попало не будет встречаться за ужином. Он – птица высокого полета.
Как-то ближе к обеду раздался звонок, это был хозяин пакистанской закусочной. Сказал, что привезет патефон с пластинками.
Появился он быстро, в сопровождении молодого паренька. Эллис вспомнила его, широко и искренне заулыбалась.
Предложил пообедать. Вежливо отказались. Я трижды предложил, трижды отказались. Тогда я сказал, чтобы принесли чай с десертами.
Юноша распаковал патефон. В очень приличном состоянии.
Рахмат горделиво посмотрел на меня и пояснил:
– Это не просто вещь, а предмет с историей! Вот, смотри. Видишь сбоку длинную, глубокую царапину?
Я посмотрел, кивнул.
– Это след от пули, что прошла боком и чудом не повредила аппарат. Один из первых. Раньше были граммофоны. Большие, громоздкие. И вот в Англии в 1913 году фирма «DECCA» стала выпускать патефоны специально для армии. Компактный, в чемоданчике. – Перехватив мой удивленный взгляд, он улыбнулся: – Пришлось стать специалистом. Изучил вопрос, чтобы подделку не подсунули. А вот тебе фотография, – и протянул снимок, на котором изображен английский офицер в звании капитана рядом с этим патефоном, царапина была на том же месте, где и сейчас красовалась. Аккуратно подстриженные усы, уставшее лицо, горделивая осанка, фото сделано внутри палатки. Без сомнения, это был тот самый патефон.
Молодой человек из второго кофра с осторожностью извлек около десятка грампластинок. Поставил одну. Вставил иглу, покрутил ручку, запустил двигатель, бережно опустил головку звукоснимателя и… со скрипом понеслась музыка. Старинная, английская песня о море.
Все, кто был в зале, замерли. Разговоры стихли, посетители повернули головы в нашу сторону, слушали.
Песня длилась около трех минут. Потом раздались аплодисменты.