17
Он возвращается домой поздно.
Когда он открывает дверь в сарай, он видит самку, свернувшуюся калачиком и спящую. Он меняет ей воду и заменяет корм. Она просыпается от звука удара сбалансированного корма о металлическую миску. Она не подходит ближе и смотрит на него в страхе.
Ее нужно помыть, думает он, но не сейчас, не сегодня. Сегодня у него есть дела поважнее.
Выходя, он оставляет дверь сарая открытой. Самка медленно следует за ним. Веревка останавливает ее у входа.
Вернувшись в дом, он идет прямо в комнату сына. Он берет раскладушку и выносит ее во двор. Затем он берет топор и керосин из сарая. Самка стоит на ногах и наблюдает за ним.
Он стоит рядом с раскладушкой, парализованный, посреди ночи, наполненной звездами. Небесные огни во всей их ужасающей красоте подавляют его. Он идет в дом и открывает бутылку виски.
Теперь он снова рядом с койкой. Слез нет. Он смотрит на нее и делает глоток из бутылки. Он берется за топор, чувствуя необходимость разрушить кровать. Разбивая ее на куски, он вспоминает крошечные ножки Лео в своих руках сразу после его рождения.
После этого он обливает кроватку керосином и зажигает спичку. Он делает еще один глоток. Небо похоже на неподвижный океан.
Он смотрит, как исчезают рисунки, нарисованные от руки. Обнимающиеся медведь и утка горят, теряют форму, испаряются.
Женщина наблюдает за ним. Он видит ее там. Кажется, она очарована огнем. Он заходит в сарай, и она в испуге сворачивается калачиком. Он остается на ногах, покачиваясь. Самка дрожит. А если он уничтожит и ее? Она его, он может делать все, что захочет. Он может убить ее, зарезать, заставить страдать. Он поднимает топор. Молча смотрит на нее. Эта самка – проблема. Он поднимает топор. Затем подходит ближе и перерезает веревку.
Он выходит и ложится в траву под тишину небесных огней, их миллионы, застывших, мертвых. Небо сделано из стекла, стекла непрозрачного и твердого. Луна кажется странным богом.
Его больше не волнует, сбежит ли самка. Его больше не волнует, вернется ли Сесилия.
Последнее, что он видит, это дверь в сарай и самку, ту женщину, которая смотрит на него. Кажется, что она плачет. Но она никак не может понять, что происходит, она не знает, что такое койка. Она ничего не знает.
Когда остаются только угли, он уже спит в траве.
18
Он открывает глаза, затем снова закрывает их. Свет причиняет боль. Его голова раскалывается. Ему жарко. В правом виске колющая боль. Он лежит неподвижно, пытаясь вспомнить, почему он снаружи. Затем в его сознании появляется смутный образ. Камень в его груди. Это и есть образ. Это сон, который он видел. Он садится с закрытыми глазами. Он пытается открыть их, но не может. Несколько секунд он неподвижен, его голова покоится на коленях, руки обхватывают их. Его разум пуст, пока он не вспоминает сон с ужасающей ясностью.
Он голый и входит в пустую комнату. Стены испачканы влагой и чем-то коричневым, что может быть кровью. Пол грязный и разбитый. Его отец стоит в углу, сидя на деревянной скамье. Он голый и смотрит в пол. Он пытается подойти к отцу, но не может сдвинуться с места. Он пытается позвать его, но не может говорить. В другом углу волк ест мясо. Всякий раз, когда он смотрит на волка, животное поднимает голову и рычит. Он обнажает клыки. Волк ест что-то движущееся, живое. Он присматривается. Это его сын, который плачет, но не издает ни звука. Он впадает в отчаяние. Он хочет спасти младенца, но тот неподвижен, немой. Он пытается кричать. Отец встает и ходит кругами по комнате, не глядя на него, не глядя на внука, которого волк разрывает на куски. Он плачет, но слезы не падают, он кричит, хочет вылезти из своего тела, но не может. Появляется человек с пилой. Мужчина может быть Мансанильо, но он не видит его лица. Оно размыто. На крыше висит свет, солнце. Солнце движется, создавая эллипс желтого света. Он перестает думать о своем сыне, как будто его никогда не было. Человек, который мог бы быть Мансанильо, разрезает ему грудь. Он ничего не чувствует. Просто проверяет, хорошо ли выполнена работа. Он передает Мансанильо поздравительное рукопожатие. Входит Серхио и внимательно смотрит на него. Кажется, что он глубоко сосредоточен. Ничего не говоря ему, Серхио наклоняется и тянется к его груди. Он осматривает ее, шевелит пальцами, копается в ней. Серхио вынимает сердце. Он съедает кусочек. Кровь вытекает изо рта Серхио. Сердце еще бьется, но Серхио бросает его на землю. Пока он раздавливает его, Серхио говорит ему на ухо: «Нет ничего хуже, чем не иметь возможности видеть себя». В комнату входит Сесилия с черным камнем. Ее лицо – лицо Спанель, но он знает, что это она. Она улыбается. Солнце движется быстрее. Эллипс становится больше. Камень сияет. Он бьется. Волк воет. Его отец садится и смотрит в пол. Сесилия еще больше раскрывает его грудь и кладет в нее камень. Она прекрасна, он никогда не видел ее такой сияющей. Она отворачивается, он не хочет, чтобы она уходила. Он пытается позвать ее, но не может. Сесилия радостно смотрит на него, берет дубинку и бьет его прямо в середину лба. Он падает, но пол разверзается, и он продолжает падать, потому что камень в его груди погружает его в белую бездну.
Он поднимает голову и открывает глаза. Потом снова закрывает их. Он никогда не помнит свои сны, не с такой ясностью. Он закладывает руки за шею. Это был всего лишь сон, думает он, но чувство нестабильности проникает в него. Архаичный страх.
Он смотрит в одну сторону и видит пепел от койки. Он смотрит на другую сторону и видит самку, лежащую очень близко к его телу. Он встает, но неустойчиво стоит на ногах и садится обратно. Мысли приходят быстро: Что я сделал? Почему она свободна? Почему она не убежала? Что она делает рядом со мной?
Самка свернулась калачиком во сне. Она выглядит умиротворенной. Ее белая кожа блестит на солнце. Он подходит к ней, хочет прикоснуться к ней, но она слегка вздрагивает, словно во сне, и он убирает руку. Он смотрит на ее лоб, где у нее клеймо. Это символ собственности, ценности.
Он смотрит на ее прямые волосы, которые еще не остригли и не продали. Они длинные и грязные.
В этом существе, не способном говорить, есть какая-то чистота, думает он, проводя пальцем по контуру ее плеча, руки, бедра, ноги, пока не доходит до ступней. Он не прикасается к ней. Его палец проходит в сантиметре над ее кожей, в сантиметре над инициалами, FGP, разбросанными по всему ее телу. Она великолепна, думает он, но ее красота бесполезна. Она не станет вкуснее оттого, что красива. Эта мысль не удивляет его, он даже не задерживается на ней. Так он думает всякий раз, когда на перерабатывающем заводе замечает какую-нибудь голову. Странная женщина, которая выделяется среди многих, проходящих через это место каждый день.
Он ложится очень близко к ней, но не прикасается к ней. Он чувствует тепло ее тела, ее медленное и неторопливое дыхание. Он придвигается чуть ближе и начинает дышать в ее ритме. Медленно, еще медленнее. Он чувствует ее запах. У нее сильный запах, потому что она грязная, но ему это нравится, он думает о пьянящем аромате жасмина, диком и резком, ярком. Его дыхание учащается. Что-то в этом возбуждает его, эта близость, эта возможность.
Он резко встает. Женщина просыпается от неожиданности и смотрит на него в замешательстве. Он берет ее за руку и ведет в сарай, не насильно, но решительно. Затем он закрывает дверь и идет в дом. Он быстро принимает душ, чистит зубы, одевается, принимает два аспирина и садится в машину.
Сегодня у него выходной, но он едет в город, не думая, не останавливаясь.
Когда он приезжает к мясникам Спанель, еще очень рано, и магазин еще не открыт. Но он знает, что она там спит. Он звонит в колокольчик, и Эль Перро открывает дверь. Он отталкивает помощника, не поздоровавшись, и направляется прямо в комнату в задней части. Он закрывает дверь. Запирает ее на ключ.
Спанель стоит рядом с деревянным столом. Она явно расслаблена, как будто ждала его. В ее руке нож, и она режет руку, висящую на крюке. Она выглядит очень свежей, как будто она оторвала ее несколько секунд назад. Рука не с завода по переработке, потому что ее не обескровили и не раздели. Кровь есть на столе и на полу. Капли падают медленно. Образуется лужа, и единственный звук в комнате – это звук крови, брызгающей со стола на пол.
Он движется к Спанель, как будто собирается что-то сказать, но проводит рукой по ее волосам и хватает ее за шею. Он силой удерживает ее на месте и целует ее. Сначала это хищный поцелуй, полный ярости. Она пытается сопротивляться, но лишь немного. Он стягивает с нее окровавленный фартук и снова целует ее. Он целует ее так, словно хочет сломать, но движется медленно. Он расстегивает ее рубашку, покусывая ее шею. Она выгибает спину, дрожит, но не издает ни звука. Он поворачивает ее лицом к столу и толкает на него. Затем он спускает брюки и спускает ее нижнее белье. Она тяжело дышит, ждет, но он решает заставить ее страдать, он хочет войти в нее за холодом ее резких слов. Спанель смотрит на него, умоляя, почти умоляя, но он не обращает на нее внимания. Он подходит к другому концу стола, хватает ее за волосы и заставляет расстегнуть молнию ртом. Кровь, капающая из руки, попадает прямо на край стола, между ее губами и его промежностью. Он снимает ботинки, джинсы, а затем рубашку. Обнаженный, он подходит к столу. Кровь капает на него, пачкает его. Он показывает ей, где чистить, там, где плоть твердая. Она повинуется и лижет его. Сначала осторожно, потом отчаянно, как будто крови, запятнавшей все вокруг, недостаточно и ей нужно больше. Он хватает ее за волосы с большей силой и просит замедлиться. Она повинуется.
Он хочет, чтобы она закричала, чтобы ее кожа перестала быть неподвижным и пустым морем, чтобы ее слова раскололись, растворились.
Он возвращается на другой конец стола. Он снимает с нее брюки, срывает нижнее белье и раздвигает ее ноги. Затем он слышит звук и видит Эль Перро, который заглядывает через окно в двери. Молодец, думает он, выполняя свою роль верного животного, покорного слуги, защищающего своего хозяина. Он получает удовольствие от слепого взгляда Эль Перро, от того, что тот может напасть раз и навсегда.