Сослаться на людей из «фирмы», еще не готовых встретить их на той стороне? Но о его отношениях с ними никто из участников «Свадьбы» не должен знать. Это его, Гартмана, «оборотный капитал», единственная возможность безбедно начать новую жизнь. Заявить им, что нуждаются в литературной правке некоторые документы, которые должны быть опубликованы на Западе? Но это тоже капитал. Политический. И тоже должен принести свои дивиденды, а делиться ими Гартман ни с кем не намерен. Остается одно: на очередной конспиративной встрече потребовать от участников «Свадьбы» гарантий в том, что операция будет бескровной.
Гартман решил, что выход из трудного положения найден и пошатнувшийся его авторитет будет восстановлен. Но это ему только казалось!
Все эти дни Белкин не оставлял Дорис ни на минуту.
После того как она согласилась наконец на отъезд и фиктивный брак, он развил такую бурную деятельность, что Дорис порой становилось не по себе. В магазине для новобрачных заставил примерить несколько пар белых туфель, ни одни из них ему не понравились, повел в комиссионку, пошептался с продавцом, и тот выложил на прилавок наимоднейшие итальянские, ни разу не надеванные, в яркой целлофановой упаковке.
В универмаге придирчиво, со знанием дела выбирал материал на платье, потом повез Дорис в ателье, где у него была знакомая закройщица, коротко поговорил с ней в примерочной и, выйдя оттуда, объявил, что платье будет готово через два дня.
В каком-то дворе, куда выходили забранные решетками окна кирпичного дома и слышался ровный гул машин, он усадил Дорис на скамейку у бочки с водой и табличкой: «Место для курения», сам куда-то скрылся, вернулся с пачкой новеньких, пахнущих типографской краской пригласительных билетов на свадебный ужин, имеющий быть в ресторане «Заозерский». «Почему в Заозерске?» — удивилась Дорис, на что Белкин многозначительно ответил: «Так надо, крошка!» За «крошку» чуть не схлопотал по физиономии, забыл, что Дорис не терпит всех этих «крошек», «солнышек», «лапушек» и прочих кошачьих прозвищ, выпросил прощения и потащил ее в магазин «Все для туриста» покупать спальные мешки. Там их не оказалось, и, объехав еще несколько магазинов‚ Белкин решил попытать счастья в ателье проката, где спальных мешков оказалось навалом. Не очень, правда, новых, но, как заявил Белкин, сойдут и такие! Поискал спорт, сказал, что забыл дома, и попросил Дорис оформить прокат на свой.
Когда, нагруженные свертками, они шли к такси, Дорис сердито спросила, за каким чертом ему понадобились спальные мешки, и сообщила, что если он рассчитывает на брачную ночь в лесу, то жестоко ошибается! Белкин посмеялся, потом сделал таинственное лицо и объяснил, что спальные мешки велел приобрести Алик; для какой цели, Белкин не знает, а спрашивать о чем-либо у Алика запрещено.
Только сегодня он оставил ее на вечер одну, сказав, что его вызывают на какую-то очень важную встречу, просил Дорис из дома никуда не отлучаться и, озабоченный, ушел.
Часа через два в дверь позвонили. Дорис, уверенная, что это вернулся Белкин, не спрашивая, открыла. На пороге стоял Черный. Не сводя с него глаз, Дорис отступила от дверей, готовясь предупредить любое его движение.
— Не боись! — ухмыльнулся Черный. — Своих не трогаем!
— Что нужно? — настороженно взглянула на него Дорис.
— Хмырь твой велел передать, что на сходняке задержится, — сообщил Черный. — Сегодня не придет. — И ухмыльнулся: — Я за него. Устраивает?
— Нет, — шагнула к нему Дорис. — Вали отсюда!
— Да погоди ты! — Черный отодвинул ее плечом, прошел в комнату, сел в кресло и возбужденно сказал: — Придушил бы я его, если б не Стас!
— Кого? — встала в дверях комнаты Дорис. — Ленчика?
— На кой мне сдался твой Ленчик? — Черный хрипло рассмеялся. — Боссу я бы прикурить дал! Алику!..
— За что же? — подсела к столу Дорис.
— Гнида! — сжал кулаки Черный. — Слушай, невмоготу! Кости ломит!
— За этим пришел, что ли? — Дорис только сейчас заметила расширенные зрачки Черного, увидела, как мелко дрожат его пальцы и подергиваются уголки губ. — Нет у меня.
— Курнуть хоть дай! — Черный зябко обхватил плечи руками. — «Мастырка»-то есть в заначке!
— Говорю, нет! — Дорис открыла дверцы серванта, вынула початую бутылку коньяку, рюмку: — Вот, выпей!
— Что ты мне наперсток этот суешь! — Черный повертел в пальцах рюмку. — Стакан давай!
— На! — поставила перед ним стакан Дорис. — Залейся!
Черный налил полстакана коньяку, выпил, вытер ладонью рот, вынул из лежащей на столе пачки сигарету, закурил и блаженно прикрыл глаза.
— Так за что ты Алика? — напомнила Дорис.
— Поганку крутит! — с пол-оборота завелся Черный. — Дело надо делать, а он финтит! «Мальчики, обещайте обойтись без крови!» Детский сад развел! А если они рыпаться начнут? Шухер поднимут?.. Тут — пан или пропал! Вот, видала?..
Черный выхватил из кармана пистолет и потряс им над головой. Он весь дрожал от возбуждения, на губах выступили пузырьки пены, веки болезненно дергались.
— Убери, — спокойно сказала Дорис. — В меня еще пальнешь.
— В тебя не буду, — заверил ее Черный. — А в этого гада шмольнул бы! И ничего мне не будет: у меня справка!
— Откуда справка-то? — усмехнулась Дорис.
— Из главной психушки! — хвастливо заявил Черный. — Из института Сербского!
Он вылил остатки коньяка в стакан, выпил залпом, мусоля окурок сигареты, глубоко затянулся и, успокаиваясь, почти мирно сказал:
— На такое дело идти и чтоб без крови? Мозгляк он, этот ваш Алик!
Увидел спальные мешки в углу комнаты, рассмеялся, задохнулся дымом, с трудом откашлялся и, вытирая слезы, указал Дорис на мешки:
— Он их в эту тару запаковать хочет. Как баранов! Так живого барана в мешок не затолкаешь. Тушу баранью — другое дело!
— Что ты мелешь? — не поняла Дорис. — Набрался?
— Кто набрался? — возмутился Черный. — Я ни в одном глазу! Летчиков в мешки и на стоянке из самолета! Кляп в рот и в лесочек! Пока хватятся — мы уже в чужом небе! Теоретик!.. Сами они в мешки эти полезут? Тут мокрухой пахнет, поняла?
Дорис молча кивнула, а Черный поерзал в кресле, устраиваясь поудобнее, и пробормотал:
— Чего-то меня сморило... Я покемарю часок...
— Еще чего! — рассердилась Дорис. — Гостиница тебе тут?
Но Черный уже спал. Дорис попыталась растолкать его, поняла, что это бесполезно, взглянула на часы, проверила в сумочке ключи и вышла из квартиры.
У подъезда она неприметно огляделась, свернула за угол, прошла через арку ворот и вышла к будке телефона-автомата на соседней улице. Убедившись, что вокруг никого нет, вошла в будку и плотно прикрыла за собой дверь.
Поздно ночью в квартире Курнашова раздался телефонный звонок.
— Слушаю, — снял трубку Курнашов.
— Не разбудил, Сергей Павлович? — послышался в трубке голос Савельева.
— Еще не ложился, — ответил Курнашов. — Что-нибудь срочное?
— Пятая вышла на внеочередную связь, — сообщил Савельев. — Есть новости.
— Сейчас выезжаю.
— До утра терпит, Сергей Павлович.
— Высылайте машину.
— Слушаюсь.
Курнашов недавно бросил курить. Сотрудники его, те, кто еще баловался сигаретами, курили в специально отведенном для этого месте — на лестничной площадке, но подполковнику казалось, что из кабинета не выветривался застоявшийся запах табачного дыма, и, каждый вечер уходя с работы, он просил секретаря, Светлану Сергеевну, оставлять на ночь окна открытыми. По утрам в кабинете было прохладно, воздух был чистым, вода в графине на столике в углу холодной, в коридоре тихо, и работалось с особым удовольствием. Курнашов прикрывал окно, усаживался в кресло у стола и обдумывал предстоящие на день дела.
Операция близилась к завершению. Складывалась довольно четкая картина того, как собираются действовать участники «Свадьбы». Надо им отдать должное! План ими был разработан со знанием дела, продуман во всех деталях, вплоть до появления новобрачных на аэродроме. Кто заподозрит в чем-то дурном молодую счастливую пару? Невеста с цветами, в белом платье с фатой, жених в черном костюме, вокруг друзья и родные с подарками, бутылками шампанского, тортами в коробках. Кому придет в голову, что бутылки эти пустые и могут служить холодным оружием; что в коробках из-под тортов спрятаны веревки, которыми предполагается связать пилотов; что индийское покрывало скрывает упакованные в него спальные мешки, а у одного из ближайших друзей жениха в кармане пистолет, у второго кастет, и стоит только самолету приземлиться на промежуточной стоянке в Заозерске, как оружие будет пущено в ход.
Курнашову и его сотрудникам все это было уже известно. Неясно было одно — день проведения «Свадьбы». В письме, перехваченном таможней, был указан приблизительный срок выполнения акции — через две недели. Срок этот истекал через три дня. Подтверждением того, что акция состоится, явилось и сообщение о том, что в разных кассах Аэрофлота на подставные фамилии участниками «Свадьбы» были приобретены билеты на рейс самолета «Ан-2» именно на это число.
Сотрудники Курнашова и люди из других служб и подразделений, подключенные им в помощь, были готовы принять необходимые меры. Но сегодня утром поступило новое сообщение, потребовавшее поправок в плане оперативных мероприятий. Установлено, что участниками «Свадьбы» куплены еще двенадцать билетов на тот же самолет «Ан-2», но не до Заозерска, как раньше, а до Перевалова, и рейс этот должен состояться не 15-го, как первый, а через пять дней —20-го! Значило ли это, что на пять дней переносится срок проведения «Свадьбы» и нападение на пилотов произойдет не в Заозерске, а в Перевалове? Или организаторы «Свадьбы» почувствовали опасность и путают карты? Поверят им, и главные силы будут брошены 20-го в Перевалово, а «Свадьба» произойдет 15-го в Заозерске. Но Курнашов не исключал возможность того, что «Свадьба» действительно может быть перенесена и акция совершится в конечном пункте рейса. Тому есть немаловажная причина: близость границы, а следовательно, минимум риска. Пока это только предположения. Подтверждающих фактов нет. Пятая молчит. А времени — считанные дни!