— Вадим Николаевич! — удивился он. — Какими судьбами?
— Может быть, сначала впустите меня в квартиру, Петенька? — Заблоцкий отстранил Стрельцова, через кухню прошел в коридор, отворил ближайшую к нему дверь и остановился на пороге комнаты.
Судя по обстановке, это был кабинет. У окна стояли письменный стол и глубокие кожаные кресла, вдоль стен — застекленные шкафы с книгами, посередине комнаты — рояль.
Кабинет был отделен от второй комнаты аркой из мореного дуба с отдернутой наполовину занавесью из желтого штофа. За ней был виден край овального обеденного стола, вокруг него стояли стулья с высокими резными спинками, а в глубине белела дверь, ведущая в спальню.
Заблоцкий вопросительно посмотрел на Стрельцова.
— Квартира моего дяди, — понял его Стрельцов. — Укатил в Париж, а я, как теперь говорят, вселился!
— Без ордера?
— А!.. — беспечно махнул рукой Стрельцов. — Кто меня будет проверять? Живу, и все!
— И недурственно, должен заметить, живете.
— Чепуха, тлен, плесень! — живописно тряхнул шевелюрой Стрельцов. — Готов променять все на пыльный чердак!
— Однако не меняете? — усмехнулся Заблоцкий.
— Вы стали злым, Вадим Николаевич, — обиделся Стрельцов.
— Шучу, — усмехнулся Заблоцкий и вынул из кармана маленькую коробочку. Достал из нее таблетку и обернулся к Стрельцову: — Вода в ваших хоромах найдется? Кипяченая, естественно...
— Водопровод не работает, — виновато развел руками Стрельцов. — Обхожусь вином из дядиных запасов.
Стрельцов прошел в столовую, слышно было, как стукнула дверца буфета. Заблоцкий подошел к окну и посмотрел вниз, на мостовую. Паренек в картузе все еще стоял у подъезда. Заблоцкий нахмурился и задернул штору.
В комнату вошел Стрельцов, в руках у него была откупоренная бутылка вина и два хрустальных фужера. Заблоцкий взял у него один из фужеров и протер его своим носовым платком. Стрельцов усмехнулся, но промолчал и налил вино в подставленный фужер. Заблоцкий ловко закинул в рот таблетку и запил ее глотком вина. На вопросительный взгляд Стрельцова коротко ответил:
— В городе участились случаи холеры.
Не торопясь, смакуя, допил вино, поставил фужер на письменный стол, вытер губы носовым платком и спросил:
— Парадный ход действует?
— Конечно! — с гордостью ответил Стрельцов. — По ночам дежурим. Один дробовик на всех. С разрешения властей, разумеется...
— Прелестно! — Заблоцкий удобно уселся в кресло. — Итак, мой друг, вы теперь, некоторым образом, апостол юношества?
— В меня верят, Вадим Николаевич, и я должен оправдать это доверие, — с достоинством ответил Стрельцов. — На Руси — мрак, хаос, огненный вихрь опустошения. Одним он несет смерть, другим — радость!.. — Он зашагал по кабинету, как по освещенной рампой сцене, придерживая одной рукой ворот наброшенной на плечи тужурки, другой энергично жестикулируя: — И в этом вихре сотни тысяч молодых сердец... Доверчивые, потрясенные, полуслепые, они ищут путей в неведомое завтра, которое открыла перед ними революция, и помочь им найти этот путь — мой священный долг, мой подвиг!
Стрельцов сжал ладонью лоб и залпом допил свое вино.
— Браво! — Заблоцкий лениво похлопал в ладоши. — Ну-с, и какой же путь вы предлагаете этим заблудшим?
— Объединение молодежи без партий, без разногласий, без участия в политической борьбе, — с готовностью ответил Стрельцов.
— Чепуха, — жестко сказал Заблоцкий.
— Простите... — растерялся Стрельцов. — Не понимаю вас...
Заблоцкий встал, подошел к окну, отогнул краешек шторы, выглянул на улицу и вновь опустил штору.
— Вы предлагаете внепартийное объединение и забываете о рабочей молодежи, которая явно тяготеет к большевикам.
— Мы не забываем! — начал горячиться Стрельцов. — Мы протягиваем им руку!
— А они ее не берут, — усмехнулся Заблоцикй. — Налейте мне еще каплю вина. — Он достал из коробочки вторую таблетку, проглотил, запил вином и устало сказал: — Давайте говорить серьезно, Стрельцов. Вам известно, что есть решение организовать в союзах молодежи фракции коммунистов?
— Коммунистов?! — возмутился Стрельцов. — Неслыханно!
— И тем не менее. — Заблоцкий прошелся по комнате, остановился перед Стрельцовым и, глядя куда-то поверх него, сказал: — Ваших овечек начинают прибирать к рукам. Пока не поздно, бросайте свои бредовые идеи о беспартийном союзе и действуйте. — Он помолчал, поправил очки и добавил очень серьезно, как равный равному: — Вам никогда не приходило в голову, что молодежи, как таковой, свойственна некоторая склонность к анархизму? Или, скажем мягче, чрезмерное преувеличение своих сил и возможностей? Надо столкнуть лбами некую партию и тяготеющую к ней рабочую молодежь. О подробностях мы еще поговорим. Попробуйте начать с благотворительности. Ваши будущие друзья сидят на макухе и пайковой селедке. Вино, вкусная пища, случайно зашедшие на огонек девушки — совсем неплохо! Деньги вы получите.
Заблоцкий встал, собираясь уходить. Будто случайно, опять отогнул угол шторы, выглянул на улицу. Потом небрежно сказал:
— Да, кстати. Нам вскоре понадобится ваша квартира. У вас часто бывает молодежь, так что приход трех-четырех человек останется незамеченным.
— Это что же, явка? — вскинул голову Стрельцов. — Нет, Вадим Николаевич. Это вне моих убеждений.
Заблоцкий снял очки и, сощурясь, посмотрел на Стрельцова. Потом изящно и легко взмахнул кистью руки, будто сметая паутину:
— Бросьте, Стрельцов! Вы уже давно поняли, с кем вам по пути и с кем бороться. Проводите меня.
Он двинулся к двери, но в это время в глубине коридора, со стороны парадного хода, слабо звякнул колокольчик звонка.
— Минутку, Вадим Николаевич, — остановился Стрельцов. — Я только открою.
— Погодите! — Заблоцкий отступил к кухне, потом передумал и, усмехаясь, сказал: — В Чека не звонят. Стучат или взламывают. Открывайте!
Стрельцов испуганно взглянул на него: шутит или всерьез, но по лицу Заблоцкого понять этого было нельзя, и Стрельцов направился к входной двери. Щелкнул замком, загремел цепочкой и впустил в квартиру девушку в гимназическом форменном платье, с длинной косой.
— Леночка! — обрадовался Стрельцов. — Какой приятный сюрприз! Знакомьтесь. Это — Вадим Николаевич!
Девушка протянула руку и представилась:
— Зорина.
— Заблоцкий, — кивнул ей Вадим Николаевич. — Извините, руки не подаю. В городе эпидемия.
Он прошел мимо нее в дверь. Стрельцов заспешил за ним. Лена пожала плечами, засмеялась, закинула клеенчатый, перетянутый ремнями сверток с учебниками на верх вешалки из орехового дерева и прошла в комнату. Отдернула штору на окне, полистала какую-то книжку, брошенную на диван, раскрыла крышку рояля и заиграла что-то бравурное. Потом опустила крышку, отошла к окну и встала там, глядя, как ветер гонит по пыльной мостовой обрывки старых афиш, подсолнечную шелуху, какую-то пустую банку. Она не слыхала, как вернулся Стрельцов и остановился рядом. Обнял ее за плечи и вкрадчиво спросил:
— О чем грустите, Леночка?
— Так... — неловко освободилась из-под его рук Лена. — Просто задумалась.
— И все о нем?
— О ком?
— О Горовском, разумеется, — улыбнулся Стрельцов.
— О Женьке?! — обернулась к нему Лена. — Вы что, серьезно, Петр Никодимович?
— Вполне, — кивнул Стрельцов, но глаза его смеялись. — Он же от вас ни на шаг не отходит.
— Верный рыцарь! — пожала плечами Лена.
— И только? — испытующе глядел на нее Стрельцов.
— Конечно! — чуть смутилась она под его взглядом.
Стрельцов вдруг опустился перед ней на одно колено, отбросил со лба русые свои волосы и бархатным актерским голосом произнес:
— Так пусть и мне одна судьба на свете: склонив колена, о любви молить!
— Красиво, — вздохнула Лена.
Стрельцов легко поднялся с колен, отряхнул ладонью брюки, сел на подоконник и насмешливо сказал:
— Красиво, но скучно!
Оглядел Лену с ног до головы и заявил:
— Нам нужна иная любовь — опаленная горячим ветром революции не знающая преград, свободная, как птица в небе!
Все еще сидя на подоконнике, он опять положил руки на плечи Леныи, заглядывая ей в глаза, заговорил, как ему казалось, взволнованно и сердечно:
— Ну, скажите, почему мы должны подавлять свои желания, чувства, уродовать гордую и свободную душу свою? Только потому, что этого требуют нелепые правила приличия? Бред! Чепуха! Вот мне, например, захотелось поцеловать вас, и я сделаю это, зная, что и вам хочется того же.
Лена прислушалась к себе и честно призналась:
— Мне не хочется.
Стрельцов опешил, но тут же возмущенно сказал:
— Это неправда!
Лене стало стыдно за свои старомодные взгляды, она была уже готова согласиться, что ей действительно хочется, чтобы ее поцеловали. Она подумала и сокрушенно сказала:
— Честное слово, не хочется, Петр Никодимович. — И чтоб до конца оправдаться в его глазах, добавила: — Я вообще не люблю целоваться.
— М-да... — протянул Стрельцов и утешил: — Ну, это еще к вам придет. — Спохватился и объяснил: — Я хочу сказать — придет к вам сознание нового в человеческих отношениях.
— Возможно, — опять задумалась Лена. — Только мне кажется, что, если любовь свободна, мое право — целовать того, кого мне хочется.
Стрельцов засмеялся, прошел к столу, налил себе вина и поднял фужер над головой:
— За вас, Леночка! Вы очаровательны, хотя полны предрассудков. — Выпил и перешел на деловой тон: — Что нового?
— В седьмой женской гимназии решили организовать Союз учащихся девушек, — ответила Лена. — Просят нашей помощи.
— Рукоделием хотят коллективно заниматься? — усмехнулся Стрельцов.
— Ну зачем вы так? — обиделась Лена. — Они за объединение молодежи, но без мальчишек.
— Чепуха! — рассердился Стрельцов. — Нам предстоят серьезные дела, Лена! Очень серьезные!..
У входной двери опять слабо звякнул колокольчик.