— Надо подловить.
— Как?
— Подумаем. Ты откуда звонишь?
— Из управления.
— Сейчас еду.
— Жди внизу. Я машину посылаю.
— Спускаюсь.
Тимохин стоял у подъезда, ждал машину и думал о том, что, конечно же, Гулыга не последняя пешка в этой игре, оформить отправку вагонов можно только на магазин. Другого пути нет! Значит, куш с каждой партии наркотиков он имеет. И куш этот выдает ему Клыч. До реализации «товара» или после — значения не имеет: оборотного капитала у Клыча хватит не на одну такую операцию! Но расчет произойдет только после того, как Гулыга примет весь «чистый» товар, по накладным все сойдется, и никакая проверка не будет ему страшна. А он знает, что БХСС за ним «смотрит» и проверка эта не заставит себя ждать. И только после того, как проверяющие уйдут ни с чем, у него, как всегда, все «в ажуре», только тогда начнутся его счеты-расчеты с Клычом. Тут бы их и брать. С поличным!
— ...Все правильно! — согласился с его рассуждениями Червоненко. — Кроме главного!
— То есть? — вскинулся Тимохин.
— Где будут делить барыши? Ларек на рынке от магазина. Выручку Клыч сдает бухгалтеру и кассиру. Сдал и зашел в кабинет директора. Имеет право? Имеет. Зашел, передал ему конверт и выкатился. Что в таком случае делать? Обыскивать Гулыгу? Засаду в его кабинете сажать? На каком основании? Никто тебе такой санкции не даст. И все! Чист Гулыга! Даже если прихватим мы Клыча на его «складе», предъявим ему «товар», вместе с этим «изюмом» в машину, и он следователю назовет Гулыгу. По-твоему, тот расколется? Ни в жисть! «Левая сделка с сопровождающим за моей спиной. Я об этом ни слуху ни духу. Чистый оговор!» Опять, выходит, мимо?
— Ты одного не учитываешь, Григорий Тимофеевич, — подумав, сказал Тимохин. — Одной психологической особенности нашего «подшефного»... Его патологической жадности! Пока он своими руками все «ханки» с опиумом не перещупает, пока не сосчитает, сколько их всего в этом «изюме» заложено, а значит, и какую долю с выручки он имеет, пока все бабки не подобьет — не успокоится. И сам назовет сумму, которая ему причитается.
— Похоже... — задумался Червоненко. — Считаешь, что дележ произойдет в «пещере Лейхтвейса», то бишь в этом заплеванном вагоне, в тупичке? И их милость Гулыга — директор крупнейшего в городе магазина — туда потащится? Его же в городе каждая собака знает! В дешевые игры с переодеванием будет играть? Или бороду наклеит?
— Насчет бороды ничего тебе сказать не могу, — сухо ответил Тимохин. — Но что он там появится — это факт. Могу заложиться!
— Тогда я своим ребятам из группы наблюдения так и передам! — заулыбался Червоненко. — Мол, заложились вы, ребятишки, с самим начальником следственного отдела. На бутылку коньяку, что ли?
— Давай на бутылку.
— А на закуску что? Изюм? — веселился Червоненко.
— Готов и на пару лимонов разориться, лишь бы вы его не прошляпили.
— Плохо моих орлов знаешь! — обиделся Червоненко. — Пусть он хоть бабой-ягой изобразится — прихватим!
— Будем надеяться — кивнул Тимохин. — Вагоны он держать не будет: за простой платить придется. Думаю, завтра же начнет разгрузку.
— И завтра же к нему БХСС направляй, — напомнил Червоненко. — Не тяни!
— Уже распорядился, — ответил Тимохин. — Володя Лукьянов команды ждет. Как только груз доставят в магазин — начнут проверку.
— Ты усиль бригаду, чтобы побыстрей Гулыгу обнадежили, что у него с этим грузом все в порядке, — посоветовал Червоненко. — Тогда он и с Клычом тянуть не будет. Побежит за расчетом!
— Понял тебя, Григорий Тимофеевич, — усмехнулся Тимохин. — По возможности, поторопим этого деятеля.
— ...Балуете вы нас своим вниманием, Владимир Николаевич! — Гулыга улыбался Лукьянову и одновременно вешал на дверь табличку «Закрыто на переучет». — И что-то вас сегодня так много? Как в музей на экскурсию!
— Перешли на бригадный метод, — серьезно объяснил Володя Лукьянов. — Для вашей же пользы стараемся, Вениамин Семенович. Вдвое быстрее управимся!
— Эксперимент? — продолжал улыбаться Гулыга. — Я обеими руками «за»! У меня ведь тоже эксперимент: товар из вагона прямо на прилавок, минуя овощную базу. «Поле — магазин», так сказать! Зато и качество имеем. Все идет наивысшим сортом!
— И никакого брака, никакой пересортицы? — подмигнул ему Лукьянов.
— Только в допустимых нормах, — хитро прищурился Гулыга. — Товар нежный. Одного винограда сколько перебрать нужно!
— Изюм выгоднее? — безмятежно спросил Лукьянов.
— Бесспорно! — с готовностью закивал Гулыга. — Гнилья — ноль! Разве если чуть слежится в коробках. Так это пустяки!
— Ну-ну... — согласился Лукьянов. — Давайте работать. Где у вас новая партия товара?
— Уже знаете?! — притворно удивился Гулыга. — Партия на складе. Накладные у меня в кабинете. Прошу!
Лукьянов прошел в кабинет Гулыги, остальные в сопровождении кладовщика направились в склад. Началась обычная работа. И закончилась на полтора часа раньше, чем всегда.
— Быстренько вы сегодня управились! — удивился Гулыга.
— Бригадный метод! — пожал плечами Лукьянов. — И потом, нет смысла у вас долго копаться. Всегда все «в ажуре»!
— Стараемся! — разулыбался Гулыга. — Работаем исключительно честно!
— Оно и видно, — согласился Лукьянов. — А как насчет «навара»?
— А зачем — с достоинством ответил Гулыга. — Премиальные, тринадцатая зарплата. Государство, так сказать, стимулирует!
— Желаю и в дальнейшем! — туманно сказал Лукьянов. — Распишитесь в акте.
— Пожалуйста! — Гулыга вынул из бокового кармана «Паркер» и лихо подмахнул акт.
— «Паркер»? — заинтересовался Лукьянов.
— Презент, — скромно потупился Гулыга. — Ездили в Болгарию, обменивались опытом.
— Обменялись? — спросил Лукьянов.
— Вот! — обвел рукой прилавки Гулыга. — Качество и еще раз качество! И эстетика, естественно!
— Красиво! — согласился Лукьянов. — Счастливо работать!
— И вам того же! — ухмыльнулся Гулыга и, сняв табличку «Закрыто на переучет», повернул ее обратной стороной, где было написано: «Обед».
— По рюмочке коньячку под первый помидорчик? — вкрадчиво спросил Гулыга. — И шашлычок организуем!
— Да нет. Спасибо, — отказался Лукьянов.
— Жаль... — вздохнул Гулыга. — Ну что ж... Отложим до другого раза!
— Вот-вот! Отложим! — кивнул Лукьянов. — Пошли, товарищи!
И первым вышел из магазина.
...Червоненко и Тимохин сидели в «Волге» без опознавательных знаков. Радиотелефон был переключен на громкую связь, и в машине слышались голоса оперативников:
— Витя, проверь инфракрасный!
— Да у них иллюминация, как на Первое мая! Фару от «МАЗа» присобачили!
— Тем лучше!.. Пленочку зарядил?
— Спрашиваешь у больного здоровье! Все о’кэй!
— Первый! Первый! — раздался в машине усиленный динамиками голос. — Вызывает Седьмой!
— Первый слушает, — переключил связь на себя Червоненко.
— Какая-то хреновина получается!
— Докладывайте как положено! — сухо сказал Червоненко.
— Слушаюсь! По нашим расчетам, объект должен был уже выехать на точку. А у него в окнах свет, музыка шпарит и «жигуленок» у подъезда. Даже мотор не прогревает!
— Интересно! — хмыкнул Червоненко. — Продолжайте наблюдение. Конец связи. — И обернулся к Тимохину: — Что за фокусы?
— Может, решили отложить сделку? Спугнуть не могли?
— Да нет... — наморщил лоб Червоненко. — Все сделано в лучшем виде!
— Первый! Первый! — раздался голос в динамике. — Я — Третий!
— Давай, Пшеницын! — обрадовался Червоненко. — Что у тебя?
— К точке подъехал серый «москвичонок», номера заляпаны грязью, за рулем человек в брезентовом плаще и кепке, притормозил у точки, взял с сиденья пустой рюкзак, направился к точке. Так... Минуточку! Это наш подшефный!
— Устроил все-таки цирк! — проворчал Червоненко и приказал: — Ждите. Едем! Подожди... Пшеницын?
— Третий слушает.
— Понятые нужны.
— Где их сейчас взять?
— Не моя забота! Сгоняйте на станцию — и двух проводников из резерва сюда!
— Слушаюсь!
— Что с сопровождающим? Данные установили?
— Файзулла Усманов. Станция Мары Среднеазиатской железной дороги. Доставлен в управление.
— Все. Едем. Конец связи!
...«Ханка» — это рассчитанная на один прием порция опиума, аккуратно упакованная в целлофановый пакетик. Сотни таких плоских пакетиков, похожих на две склеенные почтовые марки, лежали на дне картонной коробки, доверху засыпанной отборным изюмом.
Чтобы достать и пересчитать «ханки», необходимо было освободить коробки от изюма, достать со дна целлофановые пакетики, вновь заполнить коробки, встряхнув их так, чтобы создалось впечатление, что изюма там под самую крышку.
Этим и занимались сейчас в заброшенном товарном вагоне, стоящем в самом дальнем тупичке станции, Гулыга и Клыч.
На полу вагона была расстелена чистая мешковина, освещалась она подвешенной к стенке вагона автомобильной фарой, провода от которой вели к стоящему у вагона «Москвичу» с открытым капотом.
Когда все «ханки» были пересчитаны и Клыч передавал Гулыге объемистую пачку денег, из темноты раздался голос Червоненко:
— Снято?
— Порядок! — ответили ему.
— Фильм ужасов! — хмыкнул Червоненко. — Хичкок, что ли?
— Он самый, — подтвердил Тимохин, входя в вагон. — Наркотики и деньги не трогать! Без глупостей, Клыч!
— Выходите! — приказал Червоненко. — Клыч, руки за спину! Понятые, прошу сюда!
— Предъявите ордер на арест, — потребовал Гулыга.
— Будет вам и ордер! — ответил Тимохин. — Пока вы еще не арестованы — задержаны.
— Давайте в машины! — распорядился Червоненко. — Коля, прими!
— Готовы раскрыть объятия! — откуда-то снизу раздался голос Пшеницына. — Клыча в наручники?
— Всенепременно! — ответил Червоненко. — Понятые здесь? Приступайте!..
Гулыгу и Клыча вывели, в вагон поднялась оперативная группа.