В телефонной книге были вбиты только три номера — Тимура, Когана и мамы. Естественно, не моей. Пару секунд я разглядывала знакомые буквы, складывающиеся в такое простое и родное слово, а потом отложила телефон, дожевывая уже без аппетита.
Байсаров предпочел сидеть в одиночестве в зале, наблюдая за футбольным матчем. В спорте я не разбиралась, и смотреть за тем, как по полю бегает толпа мужчин, не желала.
— Ты будешь есть или нет? — крикнула я, но Тимур даже ухом не повел. Ну и черт с тобой
Именно в этот момент и раздалась знакомая песня.
— Меня ты скоро позабудешь, художник, что рисует дождь? Другому ангелу ты служишь…
Я закатила глаза, оценивая иронию Макса, и послушав еще немного томный голос Варум, ответила Когану.
— Добрый день, — произнес он. — Это Матвей.
— Здравствуйте, — голос его по телефону казался чуть беспокойным, — я Вас сразу узнала.
— Я рад, — сказав это, Коган замолчал, словно раздумывая, о чем говорить дальше. Светские беседы явно не были моей сильной стороной, и я терпеливо ждала, когда он продолжит. — Тина, как Ваше здоровье?
— Жить буду, — порадовала его.
— Я чувствую себя виноватым. Конечно, мои извинения ситуацию уже не изменят, но…
«Короче», — очень хотелось сказать мне. Художник то ли от волнения, то ли по природе своей все затягивал разговор и никак не мог добраться до сути.
— Но? — послушно повторила я.
— Позвольте пригласить Вас на ужин. Ко мне домой.
«Вот это заявочки», — мысленно присвистнув от его наглости, удивилась я.
— С Тимуром? — уточнила, оглядываясь. Байсаров крутил пульт, продолжая пялиться в телевизор, но вполне мог слышать, о чем мы говорим. И это меня, к сожалению, волновало.
— Как Вам будет удобнее.
Черт.
Не хочу я ничего решать сама, и уж тем более устраивать интимные свидания с Коганом, как бы мне он не нравился. Но я вспоминаю механический голос Бро, складной нож в руках Макса, холодные фразы, которыми одаривает меня порой Тимур, и соглашаюсь:
— Я могу приехать к вам через час.
— Я напишу Вам адрес в сообщении.
Мы прощаемся, но стоит мне поднять голову, как я спотыкаюсь об взгляд супруга. Его черные глаза кажутся сейчас совершенно темными — и осужденными.
— Что-то не так? — интересуюсь с вызовом. Нападение — это же лучшая защита, да, Тина?
— Куда Вы собрались?
— К Когану, — он жжет меня глазами, и выдержать это становится все тяжелее. Наверняка, сейчас у нас обоих в голове крутится одна и та же фраза, сказанная совсем недавно Максом. Конечно, в этом спектакле мне уготована роль эскортницы, а каждый мужчина, появившийся в моем окружении, обязательно должен воспользоваться моими услугами. Все очень просто.
Байсаров молчал, пялясь в стену за моей головой. Я поднялась, так и не дождавшись, пока он заговорит со мной. Нужно еще отыскать подходящий наряд и сделать укол, а еще…
— Удачно потрахаться! — отчетливо произнес он, дождавшись, когда я развернусь к нему спиной. — Только не забудьте воспользоваться презервативами, нам с Вами, к сожалению, пользоваться общей ванной.
Щеки залило огнем, меня в этот момент будто обожгло — и было куда больнее, чем от кислоты. Я остановилась, решаясь ответить или нет, но не сдержалась:
— Пошел ты к черту. Лучше бы я работала одна.
— Лучше бы нам вообще не знать друг друга, — произнес Тим и вышел из квартиры.
У нас неприятности.
Я повторяю фразу, сказанную Пашей, пытаюсь поймать его взгляд, но он не видит ничего вокруг. Сидит за столом, не замечая, что уже вторую минуту мешает ложкой сахар в кофе, и я не выдерживаю, встаю на колени напротив его, касаясь ладонями его ноги. Он переводит на меня бессмысленный взор и молчит.
Таким я вижу его впервые, и это больно и страшно одновременно.
— Что произошло?
Но он молчит, словно не верит в случившееся.
Я уже знаю, чем занимается Белогородцев: начиная с небольшого автосервиса, он доставал запчасти, а потом и вовсе перешел на распиленные тачки. Приморский город, порт, куда приезжают грузовые корабли — при таком раскладе очень просто ввести распил. Сначала небольшие партии, но последний месяц — по два-три корабля в неделю. У нас появились новые знакомые, которых я лично не видела, лишь догадывалась.
— Что-то с машинами?
Паша вдруг приходит в себя, но вместого того, чтобы поговорить со мной, закрывает лицо руками.
— Тина… Корабли не пришли. Там почти лимон в баксах…
— И что? — голосом, хриплым от ужаса, спрашиваю дальше.
— На счетчик поставили…
Я жмурюсь, пытаясь выгнать из головы страшные картины. Хоть на дворе и двухтысячные, бандитские нравы царят также, как и десять лет назад. Я кладу голову ему на колени, не зная, как поддержать Пашу, и глухая боль отдается в сердце.
— Мы выкрутимся, — пытаюсь убедить его, но не выходит. Мы оба не верим в то, что все срастется.
Неделю Пашка ходит с почерневшим лицом, целыми днями пропадая из дома — то пытаясь вычислить, куда делись деньги и почему четыре корабля так и не пришли, то решая, что из нашего имущества можно продать, чтобы наскрести хотя бы часть от назначенной суммы.
Я ощущаю беспомощность, не зная, чем же ему помочь, и чем больше я тянусь к Пашке, тем сильнее он меня отталкивает. Мы ссоримся с ним в пятницу вечером, и Белогородцев не приходит домой ночевать. До двенадцати я лежу, глядя в потолок и давлюсь слезами, а потом все-таки хватаю мобильный и спешно набираю его номер.
Короткие гудки, молчание. Тревога съедает меня, подмывая выйти из дома, но я не знаю, куда идти и кому звонить. Набираю номер друга — того самого, белобрысого, но и он не отвечает мне. Ночь, он спит, успокойся Тина, успокойся и возьми себя в руки!
Аутотренинг не помогает, с пяти утра я торчу в коридоре, одетая, но так и не решаюсь выйти. Куда мне отправиться? А если во время моего отсутствия появится Пашка?
Терпение на исходе, и когда в половине шестого с улицы раздается шум подъезжающего автомобиля, а следом — хлопок двери, мне кажется, будто в голове взрывается снаряд. Выскакиваю на балкон второго этажа и оседаю, зажав ладонью рот. Через дорогу от дома, возле фонарного столба избитый и окровавленный, лежит, подтянув ноги к груди, мужчина.
Я выскакиваю на улицу, все еще отказываясь верить тому, что вижу. Подлетаю ближе, кутаясь в плащ и охаю. Никаких сомнений не остается — это Белогородцев. Я оседаю перед ним на колени, боясь дышать, закусывая губы до крови. Тянусь дрожащей рукой, запрещая себе думать, и облегченно вздыхаю. Из разбитого рта вырывается шумный вдох, а глаза смотрят бессмысленно мимо меня.
Паша пытается что-то сказать, и я наклоняюсь еще ниже, шепча что-то утешающее.
— Только ее… — произносит он, прерываясь, чтобы выдохнуть, — только ее не трогай!
Я чувствовала себя разбитой. Слова Тимура до сих пор отдавались эхом в ушах, заставляя переживать недавнюю сцену снова и снова. Что на него нашло, черт возьми? Точно он был не в курсе, что мы оба — заложники обстоятельств, и действительность ни у него, ни у меня не вызывает добрых чувств? Может, так проявлялась ревность человека, привыкшего быть собственником во всем, не знаю — Байсаров продолжал оставаться темной лошадкой. Но тем не менее, думать о том, что сегодня мне еще идти на свидание с Коганом, было невыносимо. Точно к измене родному человеку готовлюсь… К кому Тина? К тому, который сказал, что лучше тебя не знать? Я ощутила горечь во рту, но еще горше было на душе.
Я вышла на балкон, свешиваясь за перила. Байсарова во дворе не оказалось — возможно, он лишь нуждался в поводе, чтобы в очередной раз сбежать из дома в одиночестве. «Дома», — повторила я, хмыкая.
Я постояла еще пару минут, собираясь с мыслями, а после отправилась выбирать одежду — в последние дни все мои заботы сводились исключительно к этому. Долго пялилась в чемодан, так и не решаясь разложить вещи в шкаф. Выбрала длинную футболку, джинсовые шорты и кеды. Не самый романтичный образ, но и соблазнять Матвея сегодня я не планировала. Пусть Макс хоть лопнет со злости, но спать по принуждению ни с одним мужиком вокруг я не буду даже под страхом смертной казни.
Грустно усмехнувшись, я схватила брелок от автомобиля и отправилась к лифту, еле переставляя ноги.
В подземном гараже было прохладно. Я завела двигатель, врубила музыку погромче, чтобы за звуком из колонок не слышать собственных мыслей, и медленно выехала из парковки. Солнце слепило в глаза, и пока я искала в бардачке очки, стоя перед светофором, заметила Байсарова. Он торчал на остановке, собираясь перейти дорогу, и не сводил взгляда с дома, находившегося напротив нашего. Пешеходам горел зеленый, но Тимур не замечал, как мешает людям, занимая свободное пространство на тротуаре перед «зеброй».
Я ждала, когда супруг обратит на меня внимание, но сейчас он был далеко отсюда — где-то в собственных воспоминаниях. Загорелся разрешающий свет, и я поехала дальше, скрываясь в потоке машин, до последнего не выпуская из поля зрения Тимура. Когда его фигура перестала отражаться в зеркале заднего вида, я выдохнула. Не просто так Байсарова интересовал этот дом: он явно либо жил здесь, либо часто бывал. Интуиция точно кричала мне: все не просто, Тина.
Нужно будет поспрашивать соседей, решила я. Возможно они смогут рассказать мне что-нибудь интересное о человеке, с кем я сплю в одной квартире.
Дорога до Когана заняла до обидного мало времени. Я притормозила возле многоэтажки с закрытым двором, размышляя, где лучше припарковаться. Охранник не пускал меня внутрь, а Матвей не отвечал на звонок.
— Извините, работа такая, — посетовал охранник, разводя руки в сторону.
— Ничего страшного, — махнула я, крутя телефон. Художник не перезванивал и от скуки я зашла в список контактов и зависла над «мамой». Фальшивый муж уже есть, теперь и фальшивые родители появились. Все вокруг — одна сплошная фальшивка красивой жизни, такая же блестящая и ломкая, как стекляшка, выдающая себя за бриллиант.