По возвращении «раненого» Павловского в Москву к нему на свидание вместе с членами «ЦК» прибыл и Фомичев. По заданию работников ГПУ Павловский артистически сыграл роль раненого. Забинтованный и укрытый в постели, он стонал, говорил болезненным голосом. Уход за «больным» врача, медицинской сестры и лекарства на столе создавали естественную обстановку для больного. Фомичев сочувствовал больному, расспрашивал об обстоятельствах ранения, желал скорого выздоровления.
Во время этого свидания члены «ЦК» приняли решение о посылке в Париж к Савинкову Фомичева и Федорова для доклада о «ранении» Павловского и невозможности его выезда в ближайшее время из России, о необходимости приезда в Россию Савинкова как председателя «ЦК».
Это была последняя и решающая командировка за границу по делу «Синдикат-2». Все необходимые меры по обеспечению приезда Савинкова в Советский Союз были приняты. Теперь все зависело от того, как Савинков воспримет длительную задержку Павловского в Москве, не вызовет ли она у него подозрения, насколько вескими окажутся доводы о необходимости незамедлительного приезда его в СССР.
Для большей убедительности Федоров был снабжен письмом от Павловского, в котором тот сообщал Савинкову, что не может приехать из-за «серьезного ранения», и настоятельно рекомендовал ему приехать в Москву для руководства «организацией». Кроме того, Федоров имел письмо от «ЦК» союза, в котором указывалось, что разногласия в «московских организациях» остаются еще угрожающими, хотя под воздействием Фомичева и Павловского они несколько сгладились. Поэтому приезд Савинкова как руководителя является необходимым.
В середине июля 1924 года Федоров и Фомичев перешли советско-польскую границу и через Вильно и Варшаву прибыли в Париж.
Никогда Федоров не волновался так, как в этот раз. И хотя своего волнения он ничем не выдавал и Фомичев по-прежнему видел в нем очень уравновешенного и остроумного спутника, Андрея Павловича всю дорогу преследовала одна неотвязная мысль: «Удастся ли выманить матерого зверя из берлоги? Достаточно ли вески аргументы, чтобы они заставили Савинкова покинуть безопасные апартаменты в Париже и ринуться в Россию спасать положение?»
Но волнения оказались напрасными. Савинков любезно принял посланцев Москвы, внимательно выслушал их доклады о работе «московских организаций», в их присутствии прочитал письмо от Павловского. Рассказы Федорова и Фомичева о «ранении» Павловского успокоили его тревогу из-за длительного отсутствия своего любимца, и он твердо решил ехать в Москву.
— Ну что ж, друзья мои, — сказал он в заключение. — Будем собираться в дальнюю дорогу.
Наметили маршрут, место перехода границы, лиц, которые будут сопровождать Савинкова в поездке.
12 августа Савинков покинул Париж и прибыл в Варшаву. Здесь в целях безопасности остановились в маленькой гостинице. Савинков изменил свой внешний вид. После нескольких часов отдыха выехали в Вильно, ближе к границе.
В ночь на 15 августа 1924 года Савинков вместе с супругами Деренталь и Фомичевым перешел советско-польскую границу.
«Высокого гостя» на границе встречали не менее высокие руководители… ГПУ: заместитель начальника контрразведывательного отдела Р. А. Пилляр и его сотрудники Пузицкий и Крикман, отрекомендовавшиеся членами «московской организации» и помогавшие «нелегальному» переходу группы Савинкова через границу.
Первым вступил на советскую землю Фомичев. Его приветствовал Федоров, вернувшийся в СССР ранее.
— Путь свободен, — сказал он. — Безопасность обеспечена, транспорт подан.
Фомичев подал условный сигнал, и через несколько минут остальная группа во главе с Борисом Савинковым вступила на нашу землю.
Путь от границы в направлении Минска продолжали на повозках. Недалеко от Минска разделились на три группы, и каждая из них двигалась пешком «самостоятельно».
Савинков одобрил такую предусмотрительность.
В первые две группы вошли Савинков, супруги Деренталь и Пузицкий с Федоровым. Фомичева сопровождал Крикман. Первые две группы должны были встретиться на Захарьевской улице в квартире у сотрудника ГПУ Белоруссии. Третья группа должна была проследовать прямо в одну из гостиниц Минска.
В Минске настроение Савинкова заметно изменилось: он стал более официальным и настороженным.
На одной из площадей Минска Федоров «нанял» два легких экипажа, и пролетки быстро понеслись по столице Белоруссии.
Савинков, напряженно озираясь вокруг, сухо спросил:
— А куда мы едем?
— На квартиру, — ответил Федоров.
Остановились, не доезжая двух кварталов до нужного адреса. Расплатились с «извозчиками» и направились к нужному дому пешком.
Поднимаясь по лестнице, Савинков спросил:
— А здесь спокойно?
— Вполне.
На «конспиративной» квартире Савинкова, супругов Деренталь и сопровождавших их чекистов Федорова и Пузицкого встретили А. Х. Артузов, его заместитель Р. А. Пилляр, уполномоченный ОГПУ по Белоруссии Ф. Д. Медведь, сотрудник ОГПУ И. И. Сосновский.
«Вождя» белой эмиграции встретили с должным почетом и радушием. Впрочем, радушие не было наигранным. Чекисты с полным основанием считали приезд Савинкова своей победой. И они были рады приветствовать своего «гостя».
Оказавшись в кругу «своих» людей и в уютно обставленной квартире, Савинков стал общительным, разговорчивым.
Накрыли стол. За ужином в непринужденной обстановке эмиссар империалистических разведок поделился с «соратниками» только что пережитыми впечатлениями, похвалил пограничников панской Польши, доставивших их к границе на замечательных лошадях в отличной упряжке, рассказал о своих личных планах, ради которых он предпринял столь рискованное путешествие.
Чекисты не спешили, терпеливо слушали «короля заговоров». А когда он, сославшись на усталость, попросил дать ему возможность отдохнуть, один из работников ГПУ, поднимаясь из-за стола, проговорил:
— Не беспокойтесь, господин Савинков. Отдых вам будет обеспечен длительный. Вы находитесь в руках ГПУ!
Савинков побледнел. Растерянно оглядел собравшихся, словно еще не веря в случившееся. Потом глухим, как бы потускневшим голосом проговорил:
— Вы победили, я в ваших руках!
При обыске у него изъяли документ на имя Виктора Ивановича Степанова, 1878 года рождения.
В тот же день Савинков специальным вагоном был доставлен в Москву.
Выйдя из автомобиля во дворе здания ОГПУ на Лубянке, он надтреснутым голосом произнес:
— Уважаю силу и ум ГПУ!
И действительно, сколько энергии, ума, таланта и героизма потребовалось проявить работникам ГПУ, чтобы перехитрить и поймать этого матерого врага Советского государства! Арест Бориса Савинкова был подлинным триумфом разведки молодого социалистического государства в борьбе с опытными и мощными разведками империалистических стран.
На предварительном следствии, а затем на суде Савинков подробно рассказал о своей преступной деятельности, обнажил перед мировым общественным мнением неприглядную деятельность ряда правительств и разведывательных органов империалистических держав, проводивших подрывную работу против Советской России.
На суде Савинков заявил о признании Советской власти и выразил готовность отдать свои силы честному служению нашему народу.
В конце августа 1924 года Военная коллегия Верховного Суда СССР приговорила Савинкова к высшей мере наказания — расстрелу. Но суд, приняв во внимание его откровенные признания, обратился с ходатайством в ЦИК СССР о смягчении меры наказания. ЦИК удовлетворил ходатайство и заменил Савинкову высшую меру наказания десятью годами лишения свободы.
Президиум ЦИК СССР высоко оценил заслуги чекистов. За успешное завершение операции по поимке Бориса Савинкова и его ближайших сообщников сотрудники ОГПУ В. Р. Менжинский, Р. А. Пилляр, С. В. Пузицкий, А. П. Федоров, Г. С. Сыроежкин и Н. И. Димиденко были награждены орденами Красного Знамени; А. Х. Артузову, И. И. Сосновскому, С. Г. Гендину и Я. П. Крикману объявлена благодарность рабоче-крестьянского правительства Союза ССР.
Провал Савинкова нанес сильный удар по белогвардейским организациям и иностранным разведкам. Савинков несколько раз обращался через печать с призывом к тем, кто еще вынашивал идею реставрации капитализма в России, прекратить бессмысленную борьбу.
Находясь в тюрьме, Савинков изредка вызывался для разного рода справок, очных ставок.
Однажды во время беседы в кабинете на пятом этаже Савинков попросил разрешения выпить воды. Сотрудники позволили. Подойдя к стоявшему у окна столику, Савинков взял стакан и, сделав несколько глотков, вдруг прыжком вскочил на подоконник, выбросился в окно и разбился.
И. ПетровОСОБОЕ ЗАДАНИЕ
Шел 1924 год — седьмой год Республики Советов. Утихли сражения на фронтах гражданской войны. Молодое государство рабочих и крестьян набирало силу. Это никак не устраивало внутреннюю и внешнюю контрреволюцию. Без устали плелись сети заговоров.
Органам государственной безопасности удалось проникнуть в контрреволюционную организацию, ставившую целью свержение Советской власти, взять ее под контроль и на протяжении полутора лет руководить ею.
Для этой цели на советско-финляндской границе было создано «окно», через которое осуществлялся «нелегальный» переход за рубеж и на территорию СССР.
О том, как это происходило, я и хочу рассказать.
В кабинете полномочного представителя ОГПУ по Ленинградскому военному округу Мессинга собрались его заместитель Салынь, добродушный, немногословный человек; темпераментный, горячий до резкости начальник отдела полпредства Шаров и я, начальник кордона на советско-финляндской границе, отозванный с краткосрочных курсов.
— На тебя, Иван, мы возлагаем большие надежды, — после обсуждения предстоящей операции сказал мне Мессинг. — Самое трудное для тебя — это на время стать другим человеком. Свою роль ты должен сыграть лучше любого актера. Если артист сфальшивит, самое худшее — его освистают, твоя ошибка может стоить жизни тебе и товарищам.