Лосев?! Старый большевик, участник штурма Зимнего, да ещё и старший группы чекистов? Ну ни хрена себе, как причудливо тасуется колода!
Похоже, девушка поняла, что сболтнула что-то не то.
– Всё, больше я ничего не скажу, никого не выдам.
Я пододвинул девушке папиросную пачку.
– Курите. – Подождав, пока девушка закурит, равнодушно сказал: – Не волнуйтесь, нам больше от вас ничего не нужно. Вы назвали имя своего лидера, теперь будем допрашивать его. Только не обессудьте, вашего дядю Сашу мы будем расспрашивать более строго, нежели вас.
Софья Ананьевская застыла, забыв о дымящейся папиросе.
– Вы собираетесь его пытать?! Это же аморально!
– Аморально? – сделал я удивленный вид. – Вы собирались убить товарища Ленина в людном месте, где было бы множество жертв. Если положить на чашу весов жизнь и здоровье одного человека, а на другую – жизнь десятков людей, при чем же здесь аморальность?
Софья нервно ломала спички, пытаясь поджечь папиросу. Пришлось прийти ей на помощь. Затушив спичку и бросив в пепельницу, я сказал:
– А знаете, Софья Николаевна, вы правы. Мы не станем пытать товарища Лосева. Пока ещё товарища, – подчеркнул я. – Если мы начнем применять пытки, то чём же мы лучше вас? Нет, девушка, пытать мы его не станем. Мы станем водить его на все расстрелы и говорить – вот, смотрите, товарищ Лосев, это ваших рук дело!
Почему расстрелы дело рук товарища Лосева, девушка уточнять не стала. Взяв ещё одну папиросу, сказала:
– Записывайте.
Глава шестаяТеатральная Москва
– Не хочу в Череповец!
Сегодня Полина повторила эту фразу раз пять, если не больше. Я только поддакивал, кивал, но наконец не выдержал:
– А чего хочешь?
– В Москве хочу жить. С тобой!
– Оставайся, – пожал я плечами. – Поговорю с начальством, нам какую-нибудь комнатушку дадут, на службу устроишься. Попрошу Кедрова – он тебе работу найдет. Или сама к своему первому секретарю подойдешь, спросишь.
Полина задумалась. Вздохнула.
– А кто будет в губернии комсомол создавать? У меня дел-то теперь непочатый край!
В Москве Полинке понравилось. Первый съезд комсомола закончился четвертого ноября, но часть молодежи, включая всех девушек, временно оставили в распоряжении Центрального комитета и его первого секретаря Фимы Цетлина. Теперь участники съезда во главе со своим лидером занимались подготовкой Москвы к празднованию первой годовщины Октябрьской революции: развешивали плакаты и транспаранты, ругались с дворниками и комендантами, а то и с высокопоставленными жильцами, недовольными, что в окно теперь не выглянешь, а электричество включают только на несколько часов. К слову, единственное окно нашего номера тоже оказалось закрытым, потому что Второй Дом Советов украсили огромным плакатом с изображением не то крестьянки, не то богини плодородия, а по фасаду протянули огромный транспарант «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», наехавший на «Принцессу Грёз» Врубеля, украшавший гостиницу.
Пока молодежь украшала столицу, мы тоже готовилась к празднованию, только по-своему. Мероприятия планировались грандиозные, надо было обеспечивать безопасность. Если не учитывать потенциальных террористов-контрреволюционеров, то всегда найдутся пьяные дураки, пожелавшие «отпраздновать» на свой лад – хоть похабными частушками, хоть бутылками или камнями. Разбирайся потом в мотивах. Вон, на площади Революции уже успели испортить скульптурную композицию «Красный клин», символизирующую победу Красной Армии над белыми, испачкав её матерными надписями.
К счастью, основная нагрузка легла на милицию и на солдат гарнизона, а мы так, «замешавшиеся в толпе».
Еще мы учились. Изучали историю российской контрразведки, которую нам читал товарищ Сагадеев. Он, кстати, и на самом деле в прошлом был полковником Генерального штаба. Ещё нас учили конспирации, умению пользоваться гримом и париками, накладными бородами, а также скрытности и осторожности. На самом-то деле, если спецслужба всерьёз начинает тебя пасти, не поможет ничего. Это я по своему прежнему опыту знаю. Среди обывателей ходят легенды, что госбезопасность можно обмануть, спустившись в метро, замешаться в людском потоке, вывернуть черное пальто с красной подкладкой наружу, попрыгать с одного поезда на другой. Конечно, можно! Прыгайте, бегайте, оно для здоровья полезно. Если шпиён заметил за собой слежку, это лишь означает, что ему позволили её заметить. И на машине с дипломатическими номерами от слежки можно уйти. Можно, кто спорит? Зачем нам за вами следить, пугать, чтобы вы, не дай бог, отменяли встречи? Нам же интересно послушать, с кем и о чём будет вести беседу ваш разведчик, работающий под прикрытием.
Из гостиницы меня не гнали. Видимо, пока ещё не вступили в силу правила, запрещавшие посторонним находиться в чужих номерах до двадцати трёх ноль-ноль или Дом Советов – это не совсем гостиница? Наверное, не совсем, потому что ресторан оказывался постоянно закрытым, так как там вечно кто-нибудь заседал – не то ВЦИК, не то ещё кто-нибудь. Тоже странно, потому что из охраны там имелся один солдат с винтовкой, и при желании можно было уничтожить весь исполнительный комитет, включая товарища Свердлова – второе лицо нашего государства. Я как-то не выдержал, сказал Кедрову, но тот лишь пожал плечами – мол, члены ВЦИК о том знают, от дополнительной охраны они отказались. Да и жильцы Дома Советов все поголовно имеют оружие и, если что, на помощь придут.
Полина тоже получила в ЦК РКСМ своё «оружие» – «велодог» и десять патронов. М-да. Помнится, старый патологоанатом рассказывал об убийстве из этого револьвера, но я сомневаюсь, что это правда. Впрочем, чтобы пошуметь, напугать кого-нибудь, девчонке хватит. Главное, чтобы сама себе что-то не отстрелила.
Кроме всего прочего, комсомольцам приходилось приглядывать за буржуями, мобилизованными для уборки мусора, но те ни хрена не умели.
– Вот ты представь, Вова, берет такая фифа метлу, а потом начинает ею махать – весь мусор по сторонам летит! Хорошо, что сыро, октябрь – ну, по-новому ноябрь, а то бы вся пыль столбом! Так бы вот взяла и убила! Приходится учить, чтобы в одну сторону подметала. Как эти фифы жить-то теперь станут, коли прислуги нет? Вон, ту актрисулю вспоминаю, у которой я в горничных была – помнишь? – та тоже ни завтрак сготовить, ни пол помыть не умела!
Похоже, Полинка жалела бывших буржуев, оставшихся без прислуги. Ничего, научатся. И полы станут мыть, и обеды готовить. А попозже ещё и лес научатся валить на благо молодого государства.
Делегатам съезда, остававшимся для украшения столицы, выдали по сто рублей и паёк – шикарный, надо сказать: отрез темно-синего сукна, четыре фунта черного и один фунт белого хлеба, две банки рыбных шпрот, фунт масла и фунт сахара. Мой паёк был скромнее – фунт хлеба на день и две сушеные воблы. Но рыбка Полине очень понравилась. Лопала так, что за ушами пищало, я даже забеспокоился – не случилось ли что, но вроде рано…
Деньги моя барышня профукала в первый же вечер, прикупив себе белую блузку и галстук-бабочку черного цвета.
– А как увязывается революционная молодежь и буржуазные нравы, выраженные в приобретении ненужных тряпок? – сказал я, увидев обновки.
– А революционная молодежь считает, что нужно одевать на себя то, что ей нравится, а не то, что предписывает буржуазная мораль! – хихикнула Полинка, показав мне язык. – Так, кстати, товарищ Аглая сказала, мне понравилось.
– Надевать, – автоматически поправил я девушку, а потом спохватился: – Аглая?
Вот уж чего мне не хватало, так это дружбы Полинки с сексуально раскрепощенной особой! Я же сам и посоветовал начальству отправить её в глубинку, туда, где от неё меньше опасности.
– Так Аглая руководитель ячейки социалистической молодежи в Парфеновской волости, участник губернского съезда молодежи, – пояснила Полина.
– А что там за молодежь? – удивился я. – Там же трудовая коммуна.
– Там же не только монашки в коммуне, там ещё и село, а вокруг деревни, парней и девчонок много. Ну, девушки в союз молодежи вступать боятся, а парни вступают. Аглая с людьми работать умеет!
Представив, как товарищ Аглая привлекает молодежь в ряды РКСМ, мне стало смешно.
– Её ещё бабы не били?
– Как не били! – захохотала Полина. – Два раза за волосы драли, один раз штаны сняли, да с голой жопой по деревне гоняли. Она даже в губчека обращалась, к товарищу Есину, тот пообещал разобраться, но так и не стал. А товарищ Пургаль просил убрать её куда-нибудь подальше, потому что коммунарки на работу идти боятся, сидят по кельям и молятся. Иван Васильевич Тимохин только ржет, да говорит, что с кадрами надо работать! Пургаль просил Степана Телегина, чтобы тот её в Москву взял, на съезд. Мол, может, в столице останется? Но губсъезд её не избрал!
Я уже тихо рыдал от хохота, представляя Аглаю на съезде РКСМ. Беда!
Как-то вечером, выкроив время, я повел Полину в театр. Художественный находился в Камергерском переулке, труппа ещё не уехала (помнил, что в девятнадцатом почти все ведущие актеры гастролировали на территории, занятой белыми) и ужасно хотелось попасть на Метерлинка. Сколько читал о «Синей птице» в исполнении первой труппы, не счесть. Видел одноименный фильм с молоденькой Маргаритой Тереховой, но это не то.
Увы, сегодня в театре давали «Анатэма», поставленный Немировичем-Данченко по пьесе Леонида Андреева ещё в десятом году и с тех пор не возобновлявшийся на московской сцене. Говорят, что постановку некогда запретил сам Столыпин.
Петр Аркадьевич Столыпин до сих пор в нашей стране фигура неоднозначная. Для кого он «Великий реформатор», для кого «русский Бисмарк», для кого «Вешатель». Для одного кинорежиссера, оскароносца и орденоносца Столыпин – самый выдающийся россиянин всех времен и народов!
Касательно же «Анатэма», тут я согласен с Премьер-министром. Запретить! Пустая сцена с задником, на котором намалеван одинокий утес с облупившейся краской. Железные врата, возле которых стоял Некто с мечом во весь рост. А по сцене, словно лягушка, подпрыгивал главный герой.