ые звезды. У того, чьё имя носит застава, рядом с Золотой Звездой и двенадцатью советскими орденами сиял на груди и монгольский орден. Его служба Советской Родине, которую нёс он бок о бок с воинами братской страны, была для Монголии так же дорога и необходима, как служба своих бойцов…
Как бы ни разнились братья внешне, они чем-нибудь да похожи. Вот и сейчас в собранности сержанта Ведерникова, в цепком взгляде Сергея Обухова, в угрюмоватой сосредоточенности Сергея Худякова и Александра Владыкина, в бойкой подвижности Сергея Лапшина нам чудятся чьи-то иные повадки. Ну, конечно, вот с таким же пристрастием и старательностью исполняли боевую работу подчиненные монгольских офицеров Олгодалбазара и Чойжамца, в гостях у которых довелось нам побывать однажды.
Граница — всегда граница. Связывая братские народы, она всё равно требует бдительности, чтобы враг не рассчитывал на слабые звенья там, где погранзнаки стоят друг против друга вехами братства.
Глядя на уверенную посадку майора Белянина, невольно подумаешь: в седле человек родился, а между тем он ещё новичок на кавалерийской заставе. Потребовалось овладеть лошадью — овладел так же быстро и уверенно, как в своё время овладел технологией сборки агрегатов на красноярском комбайновом заводе, в годы срочной армейской службы овладевал оружием, военной тактикой, партийно-политической работой, методикой обучения и воспитания, ведь именно тогда, на срочной службе, Валерий Белянин сдал первый офицерский экзамен и увольнялся в запас младшим лейтенантом. Думал ли, что через три года по партийному призыву придет в пограничные войска замполитом заставы и снова будет учиться овладевать всеми тайнами границы, учить и воспитывать других?
Бывает, знакомишься с обаятельным человеком, а через час-другой от обаяния и следа не остается. Майор Белянин при первом знакомстве не производит особого впечатления: ни богатырской стати, ни зычного голоса, и лицо самое обыкновенное, и речь простоватая, на сибирский манер. Но побудешь с ним недолго, и потянет тебя к этому человеку — надежно с ним, спокойно и легко. Вспоминаем вехи его пограничной биографии, и многое становится понятным. Через год он сдал экстерном за военное училище, досрочно получил очередное воинское звание, был назначен начальником заставы на ответственный и беспокойный участок. Вскоре его наградили медалью «За боевые заслуги». Он ещё молод, а на погонах майорские звезды, на тужурке — орден Красной Звезды. И назначение его начальником именной заставы тоже не случайно.
Обаятельно истинное мужество: рабочее, повседневное, непоказное, которое сочетает внутреннюю дисциплину и развитое чувство ответственности за дело. Вот это мужество и привлекает к Валерию Владимировичу Белянину его подчиненных. И то, что замечают они в нём прежде всего заботливую доброту, вполне справедливо: самая строгая требовательность доброжелательна, если её подпирает личный пример командира, если она в интересах службы, в интересах всех и каждого в отдельности.
Скомандовав полдневный привал в тенистом распадке, майор Белянин последним сходит с лошади, но первым расседлывает своего скакуна, укладывает седло внутренней стороной потника к солнцу — чтоб подсох, привязывает лошадь в тени, где поменьше гнуса, следит, как снимают вьюки пограничники, изредка бросая короткие замечания. Он последним садится, последним открывает фляжку с водой, последним берет ложку, но первым встает после привала. Его Орлик первым осёдлан, и у начальника заставы остается время проверить седловку и надежность вьюков. Главные испытания для нас только начинались.
…Лошади стелются по крутосклону — кажется, земля опрокидывается на спину с горами и тайгой. Очень это неприятно без привычки — когда небо повисает за твоей спиной. Долгий подъем сменяется острым гребнем, где только-только ступить конскому копыту. Слева — почти отвесный склон, по которому чудом взбегают к вершине хребта стройные лиственницы и ели. Зеленая тьма пади кажется бездонной — человеческий глаз не в силах достигнуть её дна. Справа — та же зеленая бездна, налитая солнечной дымкой.
— Сюда нарушителя, пожалуй, и на аркане не затащишь, — говорим соседу, чтоб только отвлечься от гипнотизирующей бездны. Он пожимает плечами.
— Отчего ж? Мы ведь ходим.
— Как же его искать, если укроется в этакой пади?
— На то свои секреты. Главное — обнаружить присутствие. И на то секреты имеются. Да я вам так скажу: на здешнем граните ни один след не спрячешь, в какую бы сторону ни пошел.
Отчасти нам понятно его иносказание. И в новом свете видится общительность начальника заставы и его заместителя по политчасти. Тот и другой не упустят случая заглянуть в поселок или на ближний прииск, непременно остановятся потолковать со встречным пастухом и лесным объездчиком, и не случайно в бытность нашу на заставе первым её гостем был председатель местного сельсовета, а замполит весь свой выходной провел в тире и спортивном городке со старшеклассниками соседнего поселка. Вместе с зелеными фуражками границу охраняет каждый местный житель.
Если у пограничников столько друзей в округе, действительно на здешних камнях чужаку трудно утаить следы.
На крутом спуске молодые лошади, повинуясь своим нетерпеливым седокам, идут прямо — наискось по склону, лишь две из них, предоставленные собственной воле, поддерживают авторитет «учебных» коней — спускаются не спеша, по всем правилам, разворачивая корпуса из стороны в сторону — словно танцуют фигурный вальс. Пограничники, смеясь, поджидают гостей в седловине, но вот из-за деревьев появляется майор в сопровождении радиста, и улыбки будто смывает с солдатских лиц.
— Сергей Станиславович, — не по-обычному, ласковым голосом начальник заставы окликает Лапшина. — У вас легко поднимется рука пристрелить свою Реону, если она сломает ногу?
Бойкий на слово пограничник удивленно смотрит на майора, растерянно касается шеи своей резвой кобылки.
— А вы, Владыкин, легко расстанетесь с вашим Ежом? А вы, Худяков, с Абреком? Вы, Ведерников, с Пеналом?..
У сержанта было время уловить смысл вопроса, он виновато опускает глаза.
— Это не повторится, товарищ майор.
— При мне не повторится?
— Не повторится, товарищ майор.
— Верю. Вперёд…
Горы лихачей не любят. И самое опасное, если человек, привыкая к соседству опасности, забывает о правилах осторожности, которые здесь — закон. Заманчиво на глазах друзей прогарцевать по крутому спуску, чтобы и у них, и у тебя самого дух захватывало, а вдруг лошадь оступится, угодит ногой в трещину, опрокинется вместе с наездником?
Нет, майор Белянин никогда не задает вопросов зря.
Над нами появляется вертолет, пограничники подают условный знак, и пилот, качнув машину, уходит своим маршрутом.
После очередной связи с заставой отряд круто поворачивает в глухую падь, где едва ли ступала нога человека. Мы и должны убедиться, что не ступала, по крайней мере, в последние дни. Кони бесстрашно вламываются в чащу, перешагивают громадные валежины, но в седлах держаться невозможно — рогатые сучья в любой миг грозят сбросить на землю. Влажный полумрак становится прохладнее, хотя дышать труднее, под ногой чаще и чаще замшелые валуны, где-то возникает и становится отчетливее звон ручья, который набирает силу от бойких, холодных ключей. В таких падях рождаются прозрачные забайкальские реки. Вслепую отводишь кустарник, а в ладонях оказываются зеленые гроздья смородины, они как будто сами просятся в руки, зная, что им здесь суждено созреть и осыпаться — ни птицам, ни зверям не осилить могучего урожая ягод, вызревающих в таежной глуши.
Неожиданно падь распахнулась просторной поляной. Вокруг — стена зарослей, над нею крутые откосы гор, поросших сосной и лиственницей, рвутся в поднебесье. Здесь, на зеленом дне гигантского расширяющегося колодца, словно кто-то рассыпал незатухающие угли костра, их оранжево-красные лучи не в силах пригасить даже полуденный свет. Жарки!.. Весенние жарки в середине июля. Как будто в этом глухом уголке гор задержался май, а беспощадное забайкальское лето течет где-то вдали по сухим, опаленным солнцем хребтам.
Пограничники внимательно осматривают поляну, тщательно обходя рассыпанный костерок оранжево-красных цветов, а они весело смотрят сквозь сетку серебряных звездочек горного лука, как будто знают, что их никто не сорвет и не затопчет.
Свежи травы горной пади, ни разу не пересекли мы человеческого следа, но пограничники всё так же насторожены и как будто даже недовольны. Начинает казаться, что наш отряд не просто совершает «профилактический» рейд в приграничной полосе, но ведет какой-то целенаправленный поиск. Однако гостям не положено расспрашивать хозяев об их служебных секретах; что можно, они в свое время скажут сами.
Далеко над горами громыхнуло. Удивленно поднимаем головы. Самолет?.. Небо кажется таким синим, как там, наверху, где по каменным гребням проходит самый рубеж границы, — вероятно, влажный воздух над падью растворяет синь. И снова вдали ворохнулся гром, явно не самолетный.
— Стоит выйти в рейд — гроза тут как тут, — улыбается Сергей Лапшин, помогая радисту свернуть антенну. — Почаще выходить надо, а то не миновать засухи.
Как-то не верится, что из знойной бездны неба может упасть хотя бы капля. Но кое-кто из пограничников перекладывает плащ поближе. Начальник заставы смеется:
— Напрасно. От здешней грозы никакие плащи не укроют. А добрый душ пограничнику только на пользу. Сейчас не октябрь.
Мы не сделали и сотни шагов от поляны, когда в прогале ветвей над вознесенными в небо скалами возникло седое клубящееся облако и сухим пушечным выстрелом разорвало небо над падью. В полном безветрии странным показался набегающий шелест. После первых редких дождевых картечин на минуту-другую мертвая тишина обняла тайгу, и тогда внезапно, отвесным водопадом, сгибая ветви деревьев, обрушился ливень.
Пограничники словно не заметили столь резкой перемены в окружающей природе, — продолжался поход, продолжалась служба.