— Считай, первый этап одолели. — Лейтенант откинулся на сиденье. — Не устал, Виктор Сергеич? А то могу подменить на втором переходе.
Васильев перехватил взгляд офицера и прочел в нём то самое, что взволновало его сегодня больше душманской стрельбы: «А ты ничего парень…» Он отрицательно качнул головой.
— Не устал, товарищ лейтенант. Да и с чего бы?
— Тогда я, пожалуй, после привала пересяду к Абдылдаеву. Он сегодня впервые в большом рейсе, сам знаешь — дальше дорога посерьёзнее. В смысле поворотов.
Васильев молча кивнул. Он понял: лейтенант окончательно поверил в него.
На привале у диспетчерского пункта долили баки машин. Три бензовоза ушли на государственный склад горючего, из этого городка им возвращаться обратно. С сержантом обменялись адресами. Подошел попрощаться и усатый афганец — дальше он поедет с другой колонной. Сияя белозубой улыбкой, показывал зенитчикам большой палец.
— Хорошо душмана сшибал!
Уходя, афганец несколько раз оглядывался, махал рукой. Васильеву даже взгрустнулось. С сержантом они, наверное, ещё встретятся, а с этим усачом едва ли. Даже малознакомые люди становятся близкими, если ты хоть раз делил с ними общую опасность.
Обедали консервами и сухарями, запивая остывшим чаем из фляжек. На общем построении водителей, экипажей и расчетов охранения начальник колонны, уточнив обстановку и порядок движения на втором этапе рейса, назвал тех, кто отличился в пути, особенно при отражении душманского нападения. Вслушиваясь в незнакомые фамилии командиров и солдат охранения, Виктор вдруг замер.
— …Водителя транспортной машины рядового Васильева за находчивость и смелость при спасении подбитого бензовоза представляю к государственной награде. По окончании рейса выпустить о нем специальный «боевой листок»…
Сначала он обрадовался — выволочки за опасный риск, значит, не будет. Но тут же стало неловко. Чем он лучше других? И что такое особенное совершил сегодня? Помог товарищу в трудную минуту? Так этому его с детства учили в семье, школе, в пионерской и комсомольской организации, а в армии — это его солдатская, уставная обязанность. Сказать честно, так он и на риск пошел, потому что жаль стало машину: боялся — с нею не станут возиться, столкнут под откос и сожгут. Васильев вырос в большой семье, где берегли каждую вещь. Здесь, на исстрадавшейся афганской земле, сердце его обливается кровью при виде разрушенных домов и мостов, обломков дорогой техники, валяющейся у дорожных обочин. Если награждать — так экипаж того бронетранспортера, что прикрыл их своей броней на остановке. Без него, может, и не стоять бы сейчас в строю рядовому Васильеву. Наверное, командир взвода расписал начальнику колонны подвиги Васильева, которых, в сущности, не было. Совестно же на ребят смотреть.
Но товарищи ничуть не удивлялись, что именно его, рядового Васильева, командир выделил особо. Расходились по машинам, и каждый выражал ему свое одобрение — кто словом, кто жестом, кто мимолетным прикосновением. Впрочем, рейс не закончен, труднейшая часть пути через перевал — ещё впереди. Едва руки привычно легли на руль, Васильев забыл обо всём, кроме дороги. Лишь губы машинально повторяли слова той же песни:
Помирать нам рановато –
Есть у нас еще дома дела.
Через два дня, на обратном пути, они узнают от солдат и офицеров сторожевого поста, что при нападении на транспортную колонну был убит главарь душманской банды по прозвищу «Кривой Шакал».
Потеряв главаря, уцелевшие душманы разбежались, многие пришли в царандой и на военные посты с повинной…
Когда мы в ленинской комнате подразделения разговорились с рядовым Васильевым, он сказал, что переписывается со знакомыми ребятами и из районной автошколы ДОСААФ, где ещё недавно сам осваивал азы шоферской профессии.
— Домой-то много ли напишешь? — спросил, улыбнувшись. — Жив — здоров, служу нормально, кручу баранку. И всё, пожалуй. А вот ребятам, которые сменят нас, есть что сказать и надо сказать. Чтобы машину и дело свое уважали. Человек мастерством силен. А ещё — верными товарищами. Может, им что-то и запомнится. Сам я, когда был курсантом автошколы, рад был бы получить письмо отсюда, из Афганистана, от военного водителя. Особенно — однокашника.
Покидая подразделение, невольно задумаешься о том, как быстро взрослеют парнишки, когда жизнь вовлекает их в настоящую, суровую борьбу.
Тускло светила ущербная луна, где-то в самом поднебесье гудели турбины, и лучи звезд затмевались красноватыми огнями САБов. Воздушные наблюдатели следили за ночными дорогами, ведущими к городу. Завтра по этим дорогам снова двинутся автоколонны — живая кровь в артериях молодого государства, отстаивающего свое право на жизнь и будущее.
Женевские соглашения открыли новую страничку в жизни Афганистана. В мае прошлого года вернулись на родину первые советские части. 15 февраля 1989 года Государственную границу СССР пересекла последняя колонна воинов-интернационалистов. Ее замыкал БТР командарма Героя Советского Союза генерал-лейтенанта Бориса Громова. Журналистам, собравшимся в Термезе, Громов сказал: «Этого дня ждали миллионы советских людей. Девятилетняя война закончилась…» Долгожданных воинов гостеприимно встретила родная земля.
Люди чести
Рассвет в тот день словно запаздывал — над долиной и окрестными горами висели слоистые серые облака, похожие на летучую пыль, которую «афганец»[3] нередко заносит даже на снеговые вершины. Советские разведчики, разделенные на небольшие группы, сопровождали в поиске афганское подразделение. Это оно минувшей ночью столкнулось с отрядом душманов. Бандиты скрылись в темноте, но было предположение, что далеко они не ушли — затаились или на время рассеялись в зеленой зоне. Времени терять было нельзя, выступили под вечер. Держа наготове оружие, медленно двигались среди редких деревьев, старых заброшенных строений из глины и камней, вдоль бесконечных дувалов. В серых сумерках, на серой земле, среди серых камней и стен почти невозможно было издали различить затаившегося врага, пока он не выдаст себя выстрелом. Не случайно разведчики оказались впереди афганских бойцов.
Старшина Скалянский шел во главе своей группы. Чуть горбясь под боевой выкладкой, он ступал по каменистому суглинку легко и неслышно — так ходят профессиональные охотники. С виду Николай Скалянский малоприметен, и только товарищи знали таланты этого неторопливого, удивительно ловкого парня. Никто другой не умел так внезапно исчезать и появляться в кущах зелени, среди каменных осыпей, в полях, поросших реденькими колючками, среди скал и жилых строений. И никто не умел быстрее его замечать всякое нарушение естественного порядка вещей — на дороге ли, на горном склоне, на улицах кишлака или плантациях, а значит — так остро чувствовать опасность. Осторожность и бесстрашие составляли в нем одно целое, опирающееся на спокойную уверенность в себе самом и собственном оружии — человеческое свойство, которое в солдатской среде называется отвагой.
Таяли сумерки, впереди, в мелких зарослях задичавшего граната и грушовника, проступили очертания полуразрушенного дувала, и словно кто-то шепнул Скалянскому тревожное слово. Он поднял руку, остерегая товарищей, и превратился в скользящую тень. За дувалом никого не было. Скалянский нагнулся, поднял сломанный сухой стебелек, негромко сказал подошедшему офицеру:
— Товарищ старший лейтенант, тут где-то есть скрытый кяриз. Чую — есть.
Чутье редко подводило старшину Скалянского, стали искать. И нашли-таки потаенное отверстие колодца почти у самого дувала, прикрытое разросшимся кустом горного злого шиповника. Из сумеречного отверстия пахнуло сыростью и прохладой, но вода не блестела на дне, кяриз, видимо, был сухой.
— Надо искать другие колодцы и все проверять.
Кяриз — древнейшее изобретение земледельцев, живущих в маловодных горах и предгорьях, из года в год угнетаемых заботой: чем напоить поля? Много ли воды даст один колодец на горном склоне? Разве только утолить собственную жажду да напоить скот. И двух колодцев не хватит, и трех, и целого десятка, чтобы оросить земли целого кишлака. В течение столетий дехкане упорными трудами соединяют отдельные колодцы подземными галереями, проходящими через водоносный слой на скате гор, и таким образом создают обширные системы водосбора. Влага, собирающаяся под землей, по отводным галереям, подается на поверхность, заполняя каналы и арыки, самотеком бежит на хлебные поля, хлопковые плантации, бахчи и виноградники. Системы кяризов в предгорье тянутся на километры и даже десятки километров, оживляя пустыни. Родниковая вода кяризов — это жизнь, но разветвленная, бесконечная система подземных галерей издавна служит убежищем для тех, у кого есть причина прятаться от людей. Найденный колодец вызывал особенное подозрение — от стороннего глаза его скрывали колючие кусты, к тому же он был сухой. Скалянский вопросительно посмотрел на командира, тот кивнул:
— Работай, старшина. Это ведь как раз по тебе.
Скалянский улыбнулся, знаком велел трем разведчикам своей группы приблизиться, отдал короткое распоряжение:
— Я пойду первым. Двигаться за мной след в след, дистанция — десять-двадцать шагов. Стрелять только по моей команде или в ответ на огонь.
По опыту разведчики знали: если «духи» не встретили солдат на подходе огнем, в подземелье они не примут боя, постараются уйти незамеченными. Но быть готовыми надо ко всему.
Саперы уже обследовали подступы к колодцу и входное отверстие. Мин не обнаружили, только это вовсе не значило, что их не окажется под землей. Прежде чем спуститься вниз, Скалянский сам вооружился миноискателем.
Кяриз был старый и действительно безводный. Лишь в водосборном канале песок был влажный, здесь держался стойкий запах сырого подземелья. Пригнувшись в низкой галерее, Скалянский осторожно продвигался вперед, обшаривая миноискателем дно и прилегающие стенки. Луч фонарика освещал заплывшие следы, они исчезали по мере того, как песок становился мокрее. Чей след — попробуй угадай. В кяризе мог побывать и кто-то из местных дехкан, встревоженный оскудением источников. Под ногами, наконец, захлюпало, и почти одновременно сбоку отворился зев нового хода. Скалянский подал знак своим: «Внимание!» Какая-то неодолимая сила влекла его в боковой ход, и он, оглядевшись, понял, в чём тут причина. Судя по направлению, этот ход тянулся вдоль старого дувала на поверхности, дно его заметно приподнималось, он, несомненно, суше основного, а значит — удобнее для устройства потайного логова. Оставив на месте одного солдата, Скалянский с двумя другими и включенным в группу сапером повернул в боковую галерею. Не прошли и полсотни шагов, когда на влажном песке появились отчетливые следы. Казалось бы, теперь можно и отложить миноискатель, но разведчикам известно из горького опыта, что под любым из этих четких следов неизвестного может таиться желтая пластмассовая коробочка, начиненная гремучей смертью. Скалянский удвоил внимание, не выпуская миноискателя из рук. Сапер, следуя за ним, вел контрольный поиск. Неожиданно луч тускло блеснул на окрашенном металле.