– Кто это у тебя работает?
Ван Сюань сидела молча, не поднимая головы, и только раздувала мехи. Старуха-хозяйка поспешила ответить:
– Это жена моего сына. Он встретил ее, когда торговал на заставе.
Японцы обыскали дом и двор и, ничего не найдя, ушли. Ван Сюань вновь была спасена.
Однажды в мае 1943 года Жэнь Чжунъи, в то время член постоянного бюро парткома пятого округа южной Хэбэй и комиссар южнохэбэйского пятого военного подокруга, с женой Ван Сюань пережили самое опасное в их жизни окружение. Они прибыли в одну деревню с инспекцией и планировали в ту же ночь отправиться в администрацию и военный подокруг другой деревни этого же уезда Цзаобэй, чтобы поучаствовать в подокружном собрании. Уже стемнело, поэтому супруги, послушавшись совета деревенского руководства, решили остаться здесь на ночь. На рассвете следующего дня Жэнь Чжунъи и Ван Сюань с личной охраной поспешили в военный подокруг, но на полпути с юга до них вдруг донеслись звуки стрельбы. Они увидели, как толпы народа, погоняя коров и ослов, бегут на север, и поняли, что опять попали в японское окружение. Враг шел с юга, супруги с охраной поспешили на юго-восток и, к счастью, отыскали лазейку в сжимавшемся «железном кольце». А пальба уже доносилась со стороны деревни, где они вчера ночевали. Лишь когда в сумерках противник отозвал войска, Жэнь Чжунъи с Ван Сюань узнали, что японцы настигли и окружили штабных военного подокруга на речной отмели, где воды было по пояс, и что командующий штаба, его заместитель, а также множество кадровых работников и бойцов пали в бою. Секретарю окружного парткома Ли Эрчжуну удалось бежать, но он получил пулю в левое запястье. Если бы супруги выехали в военный подокруг вчера вечером, их тоже бы загнали на эту отмель и убили. Но если бы после ночлега в деревне они чуть позже тронулись в путь, то все равно попали бы в окружение и погибли. Они были на волосок от смерти (с. 18, 20, 21)!
Первый ребенок у супругов родился в 1939 году. В то время они круглые сутки шли вместе с войсковыми частями по крутым, обрывистым горам, поэтому первенца назвали Жэнь Ци[29]. Возможности взять ребенка с собой не было, и пришлось отдать его на воспитание в семью Юйжун, младшей сестры Жэнь Чжунъи. В 1942 году, когда был большой неурожай, Жэнь Ци и ребенок самой Юйжун умерли от голода. В июле того же года у Жэнь Чжунъи и Ван Сюань родился второй ребенок. Ван Сюань родила без чьей-либо помощи, лежа на простом деревенском кане[30]. В память о Жэнь Ци и в напоминание о том, что второму сыну предстоит пережить, его назвали Жэнь Няньци[31]. Скрываясь от японских карателей, Ван Сюань часто забиралась в густой гаолян с Жэнь Няньци на руках. Няньци еще месяца не исполнилось, когда его отдали одной бездетной деревенской тетушке по фамилии Дуань. Впоследствии у Дуань родился собственный ребенок, и она вернула Няньци супругам (с. 26).
Решительное противодействие левоуклонистскому «движению за экстренное спасение»
В 1942 году в Яньане началась кампания по упорядочению стиля. Это было беспрецедентное по своим масштабам общепартийное движение, направленное на марксистское просвещение и идеологическое раскрепощение членов КПК. Благодаря этому уровень марксизма-ленинизма в партии вырос, она достигла небывалого единения.
В ходе кампании по упорядочению стиля возникло «движение за экстренное спасение тех, кто пошел по ложному пути».
В июле 1943 года заместитель председателя Главного комитета по делам обучения, начальник Главного управления КПК по социальным вопросам Кан Шэн выступил на кадровом собрании в Яньане с докладом о мобилизации членов партии. Нормальный рабочий процесс кампании по упорядочению стиля он дополнил так называемым «движением за экстренное спасение тех, кто пошел по ложному пути» и развернул чересчур жестокую борьбу с инакомыслием: призывал «вынуждать к признанию и верить этому признанию»[32]. Меньше чем за две недели было составлено множество подложных дел и вынесены тысячи ошибочных приговоров. Позже ЦК КПК исправил эти ошибки. В праздник Весны 1944 года соответствующие руководящие ведомства начали выявлять ошибочные приговоры и реабилитировать приговоренных, а также извинились перед несправедливо осужденными.
«Движение за экстренное спасение тех, кто пошел по ложному пути» захватило и другие опорные базы. В ноябре 1943 года комиссара южнохэбэйского пятого военного подокруга Жэнь Чжунъи и Ли Эрчжуна – секретаря парткома местного пятого округа и по совместительству комиссара пятого военного подокруга – перевели в Партийную школу Северо-Китайского бюро ЦК КПК. С оружием в руках и рюкзаками за спиной они в сопровождении двух личных охранников сутками шли к месту назначения. Ночью они тайком переправились через заградительную линию между горами Тайханшань и Цзинань и оказались в местности Тайюэ.
Жэнь Чжунъи вскоре получил телеграмму от ЦК, в которой говорилось, что в ходе «движения за экстренное спасение тех, кто пошел по ложному пути» выявлено много шпионов. Также сообщалось о примененных принципах «спасения»: «партия окружает, а малые подразделения наступают», «проявлять великодушие к тем, кто признал свою вину, и строго наказывать тех, кто не признается». Жэнь Чжунъи очень удивился. Больше месяца спустя их с Ли Эрчжуном одновременно направили на курсы, посвященные упорядочению стиля работы, в Партийную школу Северо-Китайского бюро ЦК КПК, которая располагалась в горах Тайханшань в поселке Матянь уезда Цзоцюань. Большей частью попавших под подозрение и подвергшихся «спасению» были кадры, работавшие в гоминьдановских районах, особенно интеллигенция. Таким «подозреваемым» почти сразу же стал Ли Эрчжун. Из него выдавили признание, что перед майским карательным походом якобы именно он передавал японским захватчикам информацию. Чтобы скрыть свою причастность, Ли Эрчжун будто бы выстрелил себе в запястье. Его заклеймили как «предателя», «вражеского агента» и подвергли очень жестоким пыткам. Не выдержав пыток, Ли Эрчжун бежал в горы, но его поймали, вернули и продолжили мучить (с. 20, 22).
Жэнь Чжунъи сильно сомневался, что в партии столько «шпионов» и «предателей». Он полагал, что проверки ведутся субъективно, односторонне, слепо и что недопустимо «вынуждать к признанию и верить этому признанию», ведь это жестокий и негуманный метод. Жэнь Чжунъи и не догадывался, что его самого тоже начнут «спасать». Следователи выдвинули ему два обвинения. Во-первых, назвали Жэнь Чжунъи агентом Гоминьдана, бездоказательно утверждая, что в бытность секретарем партийной ячейки Университета Китая он был связан с органами гоминьдановской агентуры. Во-вторых, назвали его троцкистом и при этом не привели в доказательство ничего троцкистского, что бы он говорил или делал. Сам Жэнь Чжунъи не знал, какова доктрина китайских троцкистов.
Следователи брали его измором: сутками допрашивали, вынуждая признаться. Они «работали» в три смены – один вел допрос, два других спали, – одному только Жэнь Чжунъи не давали поспать. Они позволяли ему задремать лишь на несколько минут – за месяц такого «сна» накопилось всего-то несколько часов. Стоило Жэнь Чжунъи заснуть, как они тут же будили его побоями, чтобы получить нужные показания.
Пока Жэнь Чжунъи изводили до бесчувствия, ответственный из Комиссии по проверке кадров попытался убедить его признаться в якобы совершенных делах. Но Жэнь вместо признания дал проверяющему рекомендацию:
– Партии нужна осторожность, осторожность и еще раз осторожность.
– Партии нужно твое признание, признание и еще раз признание! – ответил тот.
– Я верю партии! – воскликнул Жэнь Чжунъи.
– Партия считает, что с тобой что-то нечисто, – продолжил ответственный из Комиссии по проверке кадров.
– Я верю Председателю Мао! – снова воскликнул Жэнь Чжунъи.
– Председатель Мао считает, что ты нечист! Ты знаешь, где ты сейчас находишься? – напирал на него проверяющий.
– В Партийной школе Северо-Китайского бюро, – ответил арестант.
– В партийной школе? Да ты в ГБУ[33]! – воскликнул тюремщик.
Услышав эту фразу, Жэнь Чжунъи задрожал от ужаса, все мысли смешались. Проверяющие разыскали Ван Сюань, которая на тот момент занималась упорядочением стиля в партийном отделении на Тайханшаньской равнине и была старостой одной из групп учащихся, и потребовали, чтобы она подтвердила сфабрикованное «признание Жэнь Чжунъи». Увидев текст «признания», Ван Сюань сразу поняла, что это обман, и категорически отказалась. Тогда инспекторы вновь стали вымогать у Жэнь Чжунъи признание, мотивируя это якобы имевшими место «свидетельскими показаниями Ван Сюань». Жэнь Чжунъи взглянул на эти показания и гневно воскликнул: «Это все неправда! Не было такого!» Коварный план мучителей был разрушен. Истязаемый до полусмерти, в полубреду Жэнь Чжунъи вдруг осознал: если так пойдет дальше, однажды он сойдет с ума, а мучители, воспользовавшись этим, заставят его признаться во всем, в чем пожелают, и в итоге его признают «шпионом», «троцкистским бандитом». Тогда, помимо того, что для всех он станет предателем и врагом народа, опорочит свое имя, он, возможно, даже не сможет сохранить себе жизнь. Жэнь Чжунъи знал, что в ходе этого «движения за экстренное спасение» некоторых хороших товарищей вот так же, без ясной причины казнили. В то время любому обвиняемому было, как говорится, даже в Хуанхэ не отмыться, – он не имел возможности оправдать себя. Однако Жэнь Чжунъи не желал смиренно ждать смерти. Он решил не дать довести себя до отупения, поэтому каждый раз, как у него помутнялось сознание, Жэнь Чжунъи незаметно больно щипал себя за бедро, а когда становилось совсем невмоготу, то прикусывал губу или язык – иногда до крови. Жэнь Чжунъи был даже готов откусить себе язык, лишь бы не признаваться в ложных обвинениях. Три месяца следователи пытались взять Жэнь Чжунъи измором, но не добились признания. Они устали пытать его, и допросы прекратились. Жэнь Чжунъи поместили под домашний арест на восемь месяцев. Его, заклейменного как вероятного троцкистского бандита, назначили заместителем главного редактора в издательстве «Синьхуа шудянь» сети «Синьхуа», который подчинялся Северо-Китайскому бюро. Фактически никакой редакторской работы ему не давали, и он по собственной инициативе несколько месяцев занимался корректурой. Какое-то время он спал на одном кане и в одном соломенном доме с автором «Сяо Эрхэй