Перед глазами Тоби вновь возник образ великого и могучего Роя Стормонта-Тейлора, чьи советы, по словам Джайлза Окли, отличались редкой безрассудностью.
— Я всего лишь хочу сказать, Джеб, — смиренно продолжил министр, судя по речи, возомнивший себя в данный момент бедным священником из Глазго, — посмотрите на нас троих: мы медлим, а ведь отсчет ко дню “икс” уже начат! Вы — солдат Ее Величества, я — министр Ее Величества, и Пол, так сказать… — министр замялся.
— Ваш красный телефон, — с готовностью помог ему Пол.
— Поймите, Джеб, тут все просто — не сходите с нашей драгоценной британской скалистой земли, предоставьте действовать Эллиоту и его ребятам, и с вами все будет в порядке. Вы защищаете суверенную территорию Британии и помогаете в поимке известного преступника. А уж что с этим самым бандитом случится за пределами британской территории — и британских территориальных вод, — уже не ваша забота. Вот и не переживайте по этому поводу. Никогда.
Тоби нажал кнопку “стоп”.
— Британской скалистой земли, — прошептал он, обхватив голову руками.
Квинн имел в виду какое-то определенное место или просто решил выразиться позаковыристее?
Тоби прослушал отрывок еще раз.
Затем еще раз, попутно спешно выписывая что-то в блокнот Изабель.
Скалистой земли. Скалы.
И не сходите с драгоценной британской Скалы — территории куда более важной, чем Гренада, связь с которой Великобритания почти утеряла, из-за чего американские войска вваливаются туда, как к себе домой.
На всем белом свете есть всего лишь одна скала, подходящая под все эти критерии. Одна только мысль о том, что именно эта Гибралтарская скала станет местом грандиозного преступления, которое совершат бывшие британские солдаты и юридически неприкосновенные американские наемники, была столь ужасна, что минуту или две Тоби, вышколенный сотрудник министерства, прекрасно умеющий спокойно реагировать на любые события, тупо сидел и пялился в стену, прежде чем решился дослушать запись до конца.
— Ну что, еще вопросы есть или мы все-таки с ними покончили? — спросил дружелюбно Квинн.
Тоби представил, как Джеб смотрит на министра: брови чуть вздернуты, на лице застыла полуулыбка, глядя на которую становится ясно — господин министр, человек милый и добрый, все же исчерпал лимит своего терпения.
Испугался ли Джеб? Нет, в воображении Тоби совсем нет. Джеб — солдат и знает, что приказы следует выполнять. Джеб знает, когда следует промолчать. Джеб знает, что обратный отсчет уже идет и его ждет работа. Только теперь, в самом конце разговора, в его речи появилось обращение “сэр”.
Спасибо за уделенное нам время, сэр.
Спасибо за юридический совет самого лучшего и квалифицированного международного судьи страны, сэр.
Он передаст слова Квинна своим людям. Сам он с ними поговорить не может, но уверен, что теперь они куда спокойнее отнесутся к этому заданию, сэр.
Последние слова Джеба привели Тоби в ужас.
— Очень рад был познакомиться, Пол, — сказал тот. — Увидимся ночью.
А что же Пол, кем бы он ни был — возможно, внезапно пришло Тоби в голову, той самой птицей невысокого полета, — что же он делал, вернее, чего не делал, пока министр пускал пыль в глаза Джебу?
Я — ваш красный телефон.
Тоби рассчитывал услышать на записи еще что-нибудь интересное, а не только звуки удаляющихся шагов, поэтому навострил уши. Шаги затихли, затем дверь закрыли и заперли на замок. Ботинки министра чуть заскрипели, когда он подошел к столу.
— Джей? — позвал он.
Неужели Криспин был в кабинете все это время? Прятался в шкафу, прижав ухо к замочной скважине?
Нет, конечно, нет. Министр позвонил ему по одной из прямых линий. Говорил Квинн тепло, чуть ли не подобострастно:
— Всё, Джей, готово. Немножко помучался, конечно, как и ожидалось. Но они с радостью проглотили слова Роя… Нет, что ты, дружище! Я такого ему не предлагал. Он не спросил, а я и промолчал. Если бы спросил, я сказал бы: “Извини, дружок, это уж не мое дело. Если у тебя какие претензии, обращайся напрямую к Джею”. Наверняка считает, что он на фоне всех остальных просто Джеймс Бонд. Если я чего и не выношу на этом свете, — внезапно разъярился Квинн, — так это нотаций от какого-то сраного карлика из Уэльса!
Смех министра эхом отозвался в телефонной трубке. Затем Квинн сменил тему, пересыпая разговор бесконечными “да” и “конечно”:
— …ну а Мэйзи, она-то как, не передумала? Все еще на нашей стороне? Какая молодец!
Затем долгая тишина, пока говорил Джей.
— Ну, — наконец покорно ответил ему министр, — если люди Брэда именно этого и хотят, то так оно все и будет, конечно же… Да-да, конечно, где-нибудь в четыре… В лесу или у Брэда? Мне, честно говоря, лес нравится больше, там нас никто не заметит… Нет-нет, спасибо, лимузин не нужен. Я возьму обычное черное такси. Хорошо, увидимся около четырех.
Тоби сидел на краю кровати, на покрывале, скрывавшем следы их последнего, как выяснилось, любовного поединка. В телефоне, лежавшем рядом, светилось очередное сообщение, отправленное Окли час назад: Мое сердце разбито, умираю от тоски, срочно нужен твой совет. Тоби.
Он поменял простыни.
Выкинул из ванной все причиндалы Изабель.
Помыл посуду со вчерашнего ужина.
Вылил остатки красного бургундского вина в раковину.
И повторял про себя: обратный отсчет уже начат… мы тут сидим, а время идет… увидимся ночью, Пол.
Какой ночью? Прошлой? Этой?
А Окли все так же молчит.
Он сделал омлет. Съел половину.
Включил “Вечерние новости”. Мироздание, видно, решило над ним подшутить — по телевизору показывали Роя Стормонт-Тейлора, королевского советника, блестящего модника адвокатуры в полосатой рубашке и с расстегнутым белым воротником, вещающего о принципиальных различиях закона и правосудия.
Тоби выпил таблетку аспирина. Лег на кровать.
Наверное, он, сам того не заметив, заснул — услышав пиликанье телефона, он подскочил, как ошпаренный.
Настоятельно рекомендую забыть о своей даме навсегда.
Сообщение было без подписи.
Тоби лихорадочно набрал ответ:
Ни за что, это слишком важно! Вопрос жизни и смерти. Срочно нужно поговорить. Белл.
Жизнь замерла.
После бешеного спринта — внезапное, бесконечное, бесплодное ожидание.
Целый день сидеть за своим рабочим столом в министерской приемной.
Методично работать: отвечать на письма, принимать звонки и звонить самому, с трудом узнавая собственный же голос. Джайлз, ну куда ты запропастился?
Ночью, когда ему надо было бы праздновать вновь обретенную свободу, Тоби лежал, тоскуя по болтовне Изабель и их любовным утехам — все это могло бы заполнить образовавшуюся пустоту. Он слушал, как под окнами проходят беспечные, довольные жизнью прохожие, и мечтал быть одним из них. Он завидовал теням в окнах дома напротив.
А однажды — то ли в первую ночь, то ли уже на вторую, — он проснулся от удивительно мелодичного пения мужского хора. Словно для одного только Тоби голоса выводили “Мы жаждем наш грядущий бой, свет утренний и день иной…”[13]
Тоби, уверенный, что сошел с ума, пробрался к окну и, выглянув на улицу, увидел компанию мужчин в зеленой одежде с фонариками в руках. Точно, сегодня же день святого Патрика! — вспомнил он. Вот они и распевают гимн. В Ислингтоне ведь полно ирландцев. Тоби тут же подумал о Гермионе.
Может, позвонить ей еще раз? Ну уж нет, ни за что.
Что же касается министра, тот вновь куда-то надолго уехал, надо сказать, очень кстати. Впрочем, в последнем Тоби не был уверен. За все это время Квинн лишь один раз подал признаки жизни — днем позвонил Тоби на мобильник. Министр явно нервничал, и его голос, металлическим эхом отдающийся в телефоне, словно его обладатель сидит в клетке, приобрел истерические нотки:
— Это ты?
— Разумеется, господин министр, это я, Белл. Чем могу вам помочь?
— Просто скажи, кто пытался со мной связаться, вот и все. Из серьезных людей, не всякой шелупони.
— Честно говоря, господин министр, никто. У нас тут в последнее время царит тишина. Даже странно.
— Что значит, странно? Почему странно? Объясни! Ничего странного не происходит, ты меня понял?
— Я ничего такого и не имел в виду, господин министр. Просто такое затишье немного удивляет.
— Ну и ладно, продолжай в том же духе.
А что же Джайлз Окли, пропажа которого вызывала у Тоби все растущее отчаяние? Он был совершенно неуловим. Сначала его помощница Виктория утверждала, что он все еще в Дохе. Затем — что Окли на совещании и пробудет там целый день. Отрывать его от совещания никак нельзя. Когда же Тоби поинтересовался, где проходит это совещание — в Дохе или в Лондоне, Виктория сухо ответила, что не имеет права разглашать подобные сведения.
— Виктория, ну вы хотя бы передали ему, что мне нужно поговорить с ним по крайне срочному вопросу?
— Разумеется, передала.
— Ну и что он сказал?
— Что срочность — вовсе не синоним важности, — высокомерно произнесла Виктория, цитируя точные слова своего начальника.
Прошло еще целых двадцать четыре часа, прежде чем она снова позвонила Тоби по внутренней линии.
— Джайлз сейчас в министерстве обороны, — как ни в чем не бывало, мило и дружелюбно произнесла она. — И он был бы рад с вами поговорить — только вот боится, что освободится еще не скоро. Вы не против встретиться с ним в половине седьмого у входа в министерство, чтобы вместе прогуляться по набережной и полюбоваться закатом?
Тоби был очень даже “за”.
— И откуда ты все это взял? — полюбопытствовал Джайлз, когда они вышагивали по набережной. Мимо порхали, держась за ручки, болтливые девицы в юбочках. Повсюду гудели машины, безнадежно запертые в вечерних пробках. Но Тоби ничего этого не слышал — лишь свой собственный чересчур скрипучий голос и ремарки Джайлза, говорившего спокойно и неторопливо. Тоби не раз пытался посмотреть Окли в глаза, но безуспешно. Знаменитый ассиметричный подбородок Окли был решительно вздернут, губы — поджаты.