Кит понимал: хоть Джеб и рассказывает эту поучительную историю Сюзанне, на самом деле он обращается к нему. Он решил поизмываться над Китом, посмеяться над его ужасом, смущением и страхом, которые охватывали его все сильнее, но ради чего? Это еще предстояло выяснить.
— И что же, вы этим зарабатываете на жизнь? — напирала Сюзанна. — Полный рабочий день занимаетесь кожей? — категоричным и одновременно усталым голосом допытывалась она. — Это ведь у вас не хобби, не подработка или халтура, верно? Полноценная работа. Ваша жизнь. Это так?
Джеб нахмурился, обдумывая столь серьезные вопросы. Взгляд маленьких карих глазок вновь обратился к Киту за помощью — потоптался на нем, а потом с явным неудовольствием его покинул. Наконец Джеб вздохнул и покачал головой, словно сам сомневался в собственных словах:
— Полагаю, альтернативы есть и у меня, если вдуматься, — признался он. — Например, боевые искусства. Сейчас они любому пригодятся, верно? Самозащита и всякое такое, — добавил он после очередного долгого взгляда на Кита. — Провожать богатых детишек по утрам в школу, вечером забирать их обратно. За это неплохо платят, как говорят. Но вот кожа… — Он в очередной раз нежно погладил шкуру. — Я всегда ценил высококачественную кожу, совсем как мой отец. Хорошая кожа ни с чем не сравнится. Но в этом ли вся моя жизнь, как вы выразились? — Он одарил Кита еще одним тяжелым взглядом. — Не знаю. В конце концов, что такое жизнь? Только то, с чем ты остаешься под конец.
Вдруг разговор, протекавший доселе вяло и как-то заторможенно, немыслимо ускорился. Они семимильными шагами двигались к пропасти. Глаза Сюзанны ярко блеснули. Это значило, что она всерьез встревожена. Щеки покрылись красными пятнами. Она исступленно принялась перебирать мужские кошельки — под тем предлогом, что у Кита скоро день рождения. Скоро — это в октябре. Но когда Кит напомнил об этом Сюзанне, та слишком громко рассмеялась и заверила его: если она решит купить тут кошелек, то Кит его до своего дня рождения не найдет, потому что Сюзанна спрячет кошелек в нижнем ящике своего стола.
— Джеб, а швы — это вручную делалось или швейной машинкой? — выпалила вдруг Сюзанна, совершенно забыв и про день рождения Кита, и про кошельки. Теперь она схватила большую сумку, которую уже рассматривала раньше.
— Вручную, мэм.
— Ну а цена, шестьдесят фунтов, окончательная или не очень? Все-таки это ужасно много.
Джеб повернулся к Киту:
— Боюсь, больше мне не скинуть, Пол, — сказал он. — Некоторым из нас живется не очень сладко — без индексированной пенсии и прочих надбавок.
Киту показалось или в глазах Джеба и впрямь мелькнула искренняя ненависть? Или это была злоба? Отчаяние? И что тогда читается в его глазах? Непонимание? Или беззвучная просьба не называть его Полом в присутствии Сюзанны?
Что услышала и чего не услышала Сюзанна, было неизвестно, но она, похоже, приняла решение.
— Хорошо, я ее возьму, — объявила она. — Она мне пригодится, буду с ней ездить по магазинам в Бодмин. Как считаешь, Кит? Она такая вместительная, и карманов достаточно. Смотри, даже маленькое отделение для кредитных карточек есть. Да и шестьдесят фунтов — не Бог весть какая сумма. Согласен, Кит? Ну что я спрашиваю, конечно, согласен!
Выпалив все это, она совершила поступок столь неуместный и странный, что оба мужчины мигом забыли, о чем думали минутой ранее. Она водрузила свою старую, тоже вполне вместительную и удобную сумку на прилавок, чтобы было сподручнее искать в ней деньги, и, сняв цилиндр с головы, всучила его Джебу. Кита такой интимный жест возмутил — по его мнению, она с тем же успехом могла расстегнуть перед Джебом блузку.
— Подожди, дай я заплачу! — с горячностью, удивившей и его самого, и Сюзанну, запротестовал Кит. Он повернулся к Джебу, по-прежнему невозмутимому. — Наличные, надо понимать? Вы ведь принимаете только их? — укоризненным тоном спросил он. — Никаких чеков, карточек и прочих вспомогательных средств?
Вспомогательных средств? О Господи, что он несет?! Кит вытащил онемевшими от волнения пальцами три двадцатифунтовые бумажки и бросил их на прилавок.
— Вот, дорогая, это мой тебе подарок. На Пасху. Всего-то на неделю опоздал. Убери старую сумку в новую. Ну разумеется, она влезет, и не сомневайся. Дай я сам, — он довольно грубо запихал одну сумку в другую. — Спасибо, Джеб. Было страшно интересно с вами познакомиться. Очень здорово, что вы к нам заглянули. Надеюсь, приедете и в следующем году.
Почему этот черт не забирает деньги? Почему не улыбается, не благодарит, не делает все то, что делают обычные, нормальные люди, когда им платят? Вместо этого сидит и тыкает банкноты худым указательным пальцем, словно думает, будто они фальшивые или заработаны нечестным трудом. Да и вообще понять, что он там себе думает, опять скрывшись за широкими полами шляпы, невозможно. И почему Сюзанна, которую к этому моменту уже бьет нешуточная лихорадка, стоит и с идиотской улыбкой смотрит на Джеба, вместо того чтобы обратить внимание на мужа, который дергает ее за рукав?
— Значит, вот какая у тебя фамилия. Пол, да? — с мягким уэльским выговором спросил Джеб. — Пробин. Они так тебя объявили по громкоговорителю, сказали, ты распорядитель праздника. Я прав?
— Да. Полная заслуга моей дорогой жены, это она все устроила, — добавил Кит и потянулся за цилиндром. Джеб крепко сжимал цилиндр в руке.
— А мы ведь встречались, Пол, не правда ли? — продолжил Джеб, глядя на него взглядом, полным боли и ненависти. — Три года назад. Попали, так сказать, между молотом и наковальней. — И когда Кит отвел взгляд, пытаясь избежать пристального взора, то его глаза тут же наткнулись на маленькую ладонь Джеба, которой тот так сильно сжимал поля цилиндра, что у него побелели ногти. — Да, Пол? Ты был его красным телефоном.
Завидев Эмили, как всегда, появившуюся словно ниоткуда и спешившую на помощь матери, Кит выдавил из себя очередную ложь:
— Джеб, вы, похоже, обознались. Ничего страшного, со всеми бывает. Я вот смотрю на вас и в упор не узнаю, — подняв глаза, Кит наткнулся на все тот же сверлящий взгляд. — Какой еще красный телефон? Не понимаю, о чем вы говорите, уж извините. Да и не Пол я вовсе. — И, каким-то чудом умудрившись изобразить улыбку на лице и даже выдавить что-то вроде смешка, Кит обратился к жене: — Дорогая, нам пора идти, а не то наши горшечники и ткачи в жизни тебя не простят. Джеб, рады были знакомству, очень познавательно. Жаль, что вышло такое недоразумение. Вы только цилиндр моей жены верните, пожалуйста. Он не продается, знаете ли. Антиквариат.
— Подождите, — пальцы Джеба наконец ослабили хватку. Он полез в карман своего кожаного плаща. Кит немедленно загородил телом Сюзанну. Но никакого смертельного оружия Джеб не вытащил — лишь синий блокнот.
— Забыл дать вам квитанцию, — покачал головой Джеб, сетуя на собственную забывчивость. — Хорошо, что еще вспомнил, а не то налоговая растерзала бы меня.
Пристроив блокнот на коленке, он выбрал страничку, подложил копирку и начал заполнять ее коричневой ручкой с эмблемой военных сил. А закончив — весьма нескоро, надо заметить, — он вырвал листок, сложил его и осторожно опустил в новую сумку Сюзанны.
В мире дипломатов, в котором до недавнего времени Кит и Сюзанна числились вполне порядочными гражданами, общественный долг был превыше всего.
Ткачи-любители общими силами воссоздали исторически верную ручную прялку? Сюзанна обязана внимательно посмотреть, как работает прялка, а Кит — купить отрез домотканого полотна, утверждая, будто тот прекрасно подойдет, чтобы подложить его под вечно елозящий по столу ноутбук. И плевать, что это ослиное замечание никто не понял, а меньше всего Эмили, которая, как всегда, стояла неподалеку, разговаривая с тремя ребятишками. У гончаров Кит посидел за гончарным кругом, превратив кусок глины в какое-то безобразие, пока Сюзанна смотрела на него с милостивой улыбкой.
И только завершив все эти церемонии, господин распорядитель праздника и его супруга, распрощавшись со всеми, по молчаливому согласию пошли по тропинке, что течет под старым железнодорожным мостом вдоль ручья и приводит к боковому входу в поместье.
По дороге Сюзанна стянула с головы цилиндр и отдала его Киту. Тот, забрав цилиндр, вспомнил и о своем канотье и, сняв его, понес обе шляпы, прижав их полями друг к другу и умудряясь той же рукой удерживать еще и трость. В другой руке покоилась ладонь Сюзанны. Эмили пошла было им вслед, но затем передумала и, сложив руки рупором, прокричала, что дождется их в поместье.
И только когда они укрылись под тенью моста, Сюзанна наконец остановилась и поглядела на мужа:
— Что это был за человек? Тот, кому ты говорил, что вы с ним не знакомы. Джеб. С сумками.
— Я его не знаю, — твердо ответил Кит на вопрос, которого так боялся. — И обсуждать это не буду, ты уж извини.
— Он назвал тебя Полом.
— Да, и за это его надо бы посадить за решетку. Надеюсь, там он скоро и окажется.
— А ты Пол? Или когда-то был им? Кит, почему ты молчишь?
— Потому что не имею права тебе ответить. Дорогая, прошу тебя, не задавай мне такие вопросы. Все равно я на них не отвечу — не могу, и все тут.
— Из соображений безопасности?
— Да.
— Ты сказал ему, что не был ничьим “красным телефоном”, — продолжала Сюзанна.
— Сказал.
— Но ты был. Тогда, когда вдруг уехал на какую-то сверхсекретную операцию в жаркие страны и вернулся с исцарапанными ногами. У нас тогда еще жила Эмили, и она как раз сдавала экзамен по тропическим болячкам. Она хотела сделать тебе прививку от столбняка, а ты отказался.
— Я и этого-то не должен был тебе рассказывать.
— Но рассказал. Так что и сейчас молчать тебе особого резона нет. Ты был в министерстве “красным телефоном”, но не хотел рассказывать, долго ли это продолжалось и где, — только сказал, что там тепло. Мы тогда еще порадовались за тебя, выпили. “За наш красный телефон!” Ведь было такое, помнишь? Конечно, помнишь. Ты вернулся весь исцарапанный, утверждал, будто свалился в кусты.