Францес тем временем принялась изучать следующую страницу отчета.
— Но вы ведь не будете спорить, что абсолютно все, что вы видели и слышали в Гибралтаре, полностью укладывалось в картину произошедшего, данную вам впоследствии лицами, которые отвечали за планировку операции и могли оценить ее результаты? И вы, очевидно, в число этих лиц не входили, верно? Вы понятия не имели, чем кончилась операция. Вы просто поверили на слово другим людям — сперва тем, кто готовил операцию, затем Джебу Оуэнсу. И ему вы поверили не из-за того, что он предоставил вам какие-то доказательства или улики, а просто потому, что вы предпочли поверить ему. Я не права? — спросила она и, не дав Киту возможности ответить, тут же продолжила: — И еще. Будьте добры, скажите, сколько вы выпили перед тем, как подняться к себе в номер тем вечером?
Сбитый с толку Кит растерянно заморгал, словно человек, который вдруг обнаружил, что не понимает, где он.
— Немного, — наконец ответил он. — Да и то скоро выветрилось. Я нередко выпиваю. Когда переживаешь такой шок, трезвеешь крайне быстро.
— Вы в ту ночь спали?
— Где?
— В вашем номере в клубе. Той ночью. Или тем утром, если желаете. Так спали или нет?
— Когда я, по-вашему, мог спать? Мы же все время говорили!
— В вашем отчете указано, что Джеб покинул вас с рассветом — каким-то непостижимым образом исчез из клуба, просто-таки испарился. После этого чудесного исчезновения вы вернулись в постель?
— Во-первых, я в постель и не ложился, так что вернуться туда никак не мог. А во-вторых, ничего чудесного в исчезновении Джеба не было. Он был профессионалом, мастером своего дела и знал всякие хитрые трюки и штучки.
— А когда вы проснулись — о чудо! — он уже исчез, верно?
— Да он ушел еще до того, как я лег в постель, я же вам говорил! И никакого чуда, откуда вы вообще это взяли? Он ушел, как настоящий шпион, потому что знал, как это правильно делается! Джеб был прекрасным шпионом, — добавил Кит, высказывая новую для себя мысль.
Вмешался Лайонел — как всегда, безукоризненно вежливый:
— Кит, скажите мне прямо, по-мужски, сколько вы тогда с Джебом выпили? Ну хотя бы примерно. Понятно, что все переоценивают свои способности поглощать алкоголь, но тут нам нужно знать, как все было на самом деле.
— Мы пили теплое пиво, — довольно презрительно бросил Кит. — Джеб сделал один глоток и больше к пиву не прикасался. Довольны?
— Но ведь, — продолжил Лайонел, внимательно изучая покрытые рыжими волосками пальцы, — пока вы дошли до сути дела, выпито было уже пинты две пива, верно? А Джеб, как вы утверждаете, не пьет — вернее, не пил, бедняга, — значит, большую часть выпили вы. Верно?
— Возможно.
Францес опять принялась говорить, уткнувшись в бумаги:
— Значит, к немалому количеству выпитого во время и после ужина вы добавили еще две пинты пива, не говоря уж о двух двойных порциях восемнадцатилетнего виски “Макеллен”, которые вы потребили с Криспином в “Конноте” еще до того, как доехали до клуба. В общем и целом где-то восемнадцать-двадцать единиц. Достойно упоминания и то, что, обратившись ночью к портье, вы упомянули только об одном бокале для пива. Таким образом, можно предположить, что пиво и закуски вы заказывали для себя. Одного.
— Вы что, вынюхивали что-то в моем клубе? Это возмутительно! Разумеется, я взял только один бокал для пива! Неужели вы думаете, я горел желанием сообщить портье, что у меня в комнате мужчина? Вы с кем там говорили? С секретарем? О Господи, — возмущенно фыркнул Кит, глядя на Лайонела, который, впрочем, вновь вернулся к поглаживанию своей шевелюры и не обращал на него внимания.
— Также, — продолжила Францес, — мы располагаем достоверными сведениями о том, что никому, даже самому распрекрасному шпиону, не удалось бы проникнуть на территорию вашего клуба — ни через служебную лестницу сзади, ни через главный вход, которые находятся под постоянным наблюдением как персонала, так и видеокамер. Помимо этого, могу добавить, что все сотрудники клуба проверялись полицией и те сочли, что они вполне достойны доверия.
Кит задыхался и бурлил от ярости, пытаясь найти хоть каплю, хоть крошечное зернышко здравого смысла во всей беседе:
— Послушайте, вы оба! Не меня надо прессовать, а Криспина! Или Эллиота! Свяжитесь опять с американцами, найдите эту фальшивую докторшу, которая убеждала меня, что Джеб сошел с ума, когда он уже был мертв, — запнувшись, Кит сглотнул слюну и вздохнул. — И найдите Квинна, где бы он ни был. Заставьте его рассказать, что на самом деле произошло тогда возле тех домов. — Кит уже было закончил, но неожиданно для самого себя продолжил: — И проведите нормальное официальное расследование! Узнайте, кем были эта несчастная убитая и ее ребенок, и возместите моральный ущерб их родным. А после этого узнайте, кто убил Джеба всего за день до того, как он собирался подписать мой отчет и составить свой. — И довольно нелогично добавил: — И, ради всего святого, не верьте этому шарлатану Криспину. Этот человек — прирожденный лгун.
Лайнел наконец перестал оглаживать свои седые волосы:
— Да-да, Кит, конечно. Только я не стал бы поднимать такой шум. Если ситуация обострится, вы окажетесь в очень незавидной позиции. Официальное открытое расследование, о котором вы так мечтаете и которое может начаться после опубликования вашего доклада, — мы с Францес о таком и мечтать не смеем. Все, что имеет хоть малейшее отношение к вопросам национальной безопасности, — секретные операции, удачные и не очень, экстраординарные выдачи преступников, запланированные или нет, всякие методы ведения допроса, и наши, и — чаще — американские, — все это сразу же отправляется в папочку с грифом “Государственная тайна”. Боюсь, и свидетельские показания оказываются там же, — сказал Лайонел и кивнул Францес, которая выпрямилась, положила ладони на раскрытую папку на столе, словно собираясь устроить сеанс левитации, и подхватила:
— Я считаю себя обязанной дать вам совет, сэр Кристофер, — объявила она. — Вы находитесь в очень уязвимой позиции. Да, все в курсе, что вы приняли участие в одной сверхсекретной операции. Авторы этой операции живут в разных уголках планеты. Отчетность — кроме вашего доклада — представляет собой крайне фрагментарное чтиво. В нескольких документах, которые доступны нам, не упоминаются имена участников операции, за исключением одного — вашего. Это значит, что в случае проведения официального расследования вы станете единственным представителем британского правительства, замешанным в этом деле, и единственным, на кого возложат ответственность за все произошедшее. Лайонел? — повернувшись к коллеге, произнесла Францес.
— Да, Кит, боюсь, вот такие у нас плохие новости. А хорошие, к сожалению, не так-то легко найти. С тех пор как вы ушли на пенсию, у нас ввели новые правила, касающиеся таких вот деликатных, неординарных операций. Некоторые уже действуют, остальные скоро войдут в силу. И, к нашему большому сожалению, операция “Дикая природа” подпадает под очень многие из этих правил. Что, в свою очередь, приведет к тому, что любое расследование будет проводиться за плотно закрытыми дверями кабинетов. Если вдруг вы решите подать иск — на что вы имеете полное право, — учитывайте, что слушания будут проводиться группой тщательно отобранных и одобренных юристов. Некоторые из них будут изо всех сил стараться защитить вас, а некоторые — обвинить. А вас — истца — боюсь, даже не допустят в суд. Вы не будете присутствовать, когда правительственные юристы станут представлять это дело судье. И ваших адвокатов там тоже не будет, как и вообще любых ваших сторонников. Ну а по тем самым правилам, которые сейчас находятся на стадии обсуждения, даже сам факт слушания должен храниться в строжайшем секрете. Как, разумеется, и решение суда.
Печально улыбнувшись, словно пытаясь предупредить Кита о том, что этим плохие вести не ограничиваются, Лайонел вновь пригладил волосы и продолжил:
— И, как совершенно верно заметила Францес, если против вас выдвинут обвинение, процесс будет проходить в полной тайне до самого последнего момента, когда огласят приговор. Честно говоря, это абсолютно чудовищно, — сочувственно улыбнулся Лайонел, хотя не очень понятно, относилась эта улыбка к обвиняемому или закону в целом. — Только представьте, Сюзанна, возможно, даже знать не будет, что против вас идет процесс, если, конечно, предположить, что такое вообще возможно. Или узнает, что вас объявили виновным, в самый последний момент — опять-таки, если такое произойдет. Конечно, там будет что-то вроде жюри присяжных — аккуратно отобранных секретными службами, разумеется, что сильно влияет на исход дела. А вам будет позволено, хоть и весьма мельком, изучить доказательства, свидетельствующие против вас. Впрочем, делиться своими впечатлениями и мыслями с близкими и родными вы не будете иметь права. Да и огласка сама по себе ничем не поможет, тем более что это крайне рисковое дело, вы уж простите за резкость. Кит, поверьте, я не просто так, для галочки, вас запугиваю. Мне кажется, мы с Францес оба чувствуем, что несем за вас ответственность. Правда ведь, Францес?
— Он умер, — прошептал невпопад Кит и, побоявшись, что его не расслышали, повторил чуть громче: — Джеб умер.
— Как это ни прискорбно, да, умер, — впервые за весь разговор согласилась с ним Францес. — Хотя, возможно, и не так, как думаете вы. Нездоровый солдат застрелился из собственного оружия. К сожалению, с каждым годом таких случаев все больше и больше. У полиции его смерть не вызвала никаких вопросов, а кто мы такие, чтобы подвергать сомнению выводы полицейских? Ну а пока мы сохраним ваш отчет и будем надеяться, что его никогда не используют против вас. Думаю, вы разделяете эту нашу надежду.
Спустившись по парадной большой лестнице, Кит закрутил головой — забыл, куда идти. К счастью, Ланкастер пришел ему на помощь и проводил до входных ворот.
— Так как, вы говорите, вас зовут, мой дорогой друг? — спросил Кит, пожимая на прощанье молодому человеку руку.