— К вам сейчас выйдут.
— Кто? — спросила я, поднимаясь. — Вы не с мужем моим говорили?
— Вам сейчас объяснят…
— Что объяснят?
— Она скоро придет, — сказал охранник.
— Кто она?
Я повысила голос и, кажется, несколько встревожила охранника. Он хотел что-то сказать, но промолчал, отвернулся и углубился в какие-то бумаги.
А я села на пластмассовый стул и крепко обхватила себя руками. Через минуту-другую вошла Джудит Крэндолл. Это была секретарша Тони — пятидесятилетняя женщина, которая пришла в отдел внешней политики лет тридцать назад и с тех пор работала там. «Она приговорена к «Кроникл» пожизненно», — говаривал Тони (он и сам был такой). Джудит знала все обо всех, была закоренелой курильщицей, дымившей как паровоз, вот и сейчас тоже в руках у нее была зажженная сигарета. Она подошла ко мне с мрачным, напряженным лицом:
— Привет, Салли.
— Что происходит? — Я снова повысила голос.
Она уселась на стул рядом со мной, подвинула его поближе, так что мы могли переговариваться вполголоса, будто заговорщики.
— Вчера Тони уволился из газеты, — сказала она.
Чтобы осознать это, мне потребовалось какое-то время.
— Вы лжете, — отреагировала я. Она сделала глубокую затяжку:
— Если бы.
— Почему?
— Об этом лучше спросить его самого.
— Но ведь сейчас он здесь, так?
— Был здесь — и уехал пятнадцать минут назад.
— Вы опять лжете. Он здесь. С Джеком.
Она загасила окурок и тут же зажгла новую сигарету.
— Я не вру, — прошептала она с таинственным видом. — Он уехал четверть часа назад.
— С моим сыном?
— Он приезжал один. Подъехал на машине, выгреб все из своего стола, потом попрощался с нами и был таков.
— Он оставил какой-нибудь контактный адрес?
— Альберт-Бридж-роуд в Баттерси.
— Тот же адрес, что и в судебном решении…
Она ничего не ответила, но отвернулась. Этого было достаточно, чтобы понять: она в курсе всего происшедшего.
— Кто эта другая женщина? — спросила я.
— Не знаю.
— Вы знаете, — настаивала я.
— Он о ней ничего не рассказывал.
— Пожалуйста…
— Я серьезно.
— Лгунья, — крикнула я.
Охранник встал из-за стола и подошел ко мне:
— Мне придется просить вас сейчас же покинуть помещение.
— Салли, — Джудит взяла меня за руку, — это ни к чему хорошему не приведет.
— Он забрал моего ребенка. Вы же знаете. Он скрылся с моим сыном. И я не собираюсь уходить. Потому что знаю, что вы его прячете здесь. Я это знаю.
Последнюю фразу я пронзительно выкрикнула, отчего Джудит и охранник отпрянули. Он, однако, быстро опомнился и заговорил:
— Повторяю в последний раз: если вы не уйдете добровольно, я вынужден буду выдворить вас отсюда силой. А если будете оказывать сопротивление, мне придется вызвать полицию.
Джудит снова потянулась было к моей руке, но передумала:
— Салли, умоляю, не вынуждайте его делать это.
— Вам все известно, не так ли? — спросила я свистящим шепотом. — Вам известно, кто такая эта Декстер, сколько времени они встречаются и почему они добились этого решения, почему отняли у меня…
Я разрыдалась. Джудит и охранник оторопели. Я упала на стул, сотрясаясь от рыданий. Охранник дернулся было ко мне, но Джудит его остановила, что-то прошептав ему на ухо. Потом склонилась надо мной:
— Вы нуждаетесь в помощи. Давайте я позвоню, позову кого-нибудь?
— Так вот что он вам рассказывал — что я совершенно не в себе и нуждаюсь в помощи?
Услышав мой злой голос, охранник опять направился к нам.
— Я ухожу, — сказала я и выскочила из проходной не оглядываясь.
Я пришла в себя на так называемой Магистрали — автостраде, ведущей в сторону Тауэрского моста. Куда я направляюсь? Этого я и сама не знала. По южной стороне Магистраль была отгорожена высокой длинной стеной. Я прошла шагов двадцать и прислонилась к ней, не в силах двигаться дальше. Пока еще я держалась на ногах, но в то же время мне казалось, что я падаю, стремительно падаю в пропасть, как в первые дни своей послеродовой напасти. Только в этот раз все усиливалось осознанием ужасного факта: муж скрылся с моим ребенком… он добился решения суда, позволяющего ему отобрать у меня сына.
Это конечно же было юридическим подтверждением факта, и без того очевидного для всех: я никудышная мать. Что ж, раз так, пора, пожалуй, сделать то, за что все будут мне только благодарны: пройти четверть мили до Тауэрского моста, перелезть через ограждение и…
— Мэм, с вами все в порядке?
Это был констебль. Совершая обход участка, он заметил, как я бессильно сползаю по стене. Выглядела я…
По-видимому, выглядела я чудовищно, если уж полицейский в огромном городе не прошел мимо обычного зрелища — одинокой женщины, подпиравшей стенку.
— Мэм?
— Да, все нормально.
— Мне не кажется, что у вас все нормально.
— Я… э…
— Вы знаете, где находитесь?
Я кивнула.
— И где, скажите мне, пожалуйста?
— В Лондоне.
— А поточнее?
— В Уоппинге.
— Вы американка?
Я снова кивнула.
— Гостите в Лондоне?
— Нет… живу здесь.
— И вы уверены, что вам сейчас не нужна помощь?
— Просто… расстроена… это личное… э… можно… такси?
— Вы хотите такси?
— Пожалуйста.
— Куда ехать?
— Домой.
— Но где это, поточнее?
Я назвала адрес. Услышав о Патни, он сразу понял, что я и впрямь жительница Лондона: какому американскому туристу пришло бы в голову забраться в этот юго-западный угол города?
— Вы уверены, что другая помощь вам не потребуется? Только такси до дому?
— Да. Домой. Можно, я поеду прямо сейчас?
— Никто вас не задерживает, мэм. Разрешите, я помогу вам с такси?
— Будьте добры.
Он поднял руку. Такси остановилось через считаные секунды. Я поблагодарила констебля, забралась в машину, назвала водителю адрес и откинулась на спинку сиденья.
Дома я была в десять часов. Тишина давила на уши. Я снова увидела лежащее на столе судебное решение, голые полки, опустевшую детскую. Прошла в ванную и приняла две таблетки антидепрессанта. Легла на кровать. Закрыла глаза, чтобы тут же широко их раскрыть с внезапно вспыхнувшей странной надеждой, что окажусь вдруг в своей прежней жизни. Вместо этого я была раздавлена беспощадной действительностью, осознав страшную вещь:
У меня забрали Джека.
Я дотянулась до телефона у кровати. Набрала номер мобильника Тони. Услышала голос автоответчика Еще раз оставила сообщение.
Но я уже понимала, что он мне не перезвонит. У него имеется решение суда, действительное на две недели. Он уехал, не оставив номера телефона, отключив мобильный — автоответчик позволял ему фильтровать звонки, оставляя мои призывы без внимания. Все было продумано до мелочей.
Но зачем было увольняться? Ведь работа в «Кроникл» была в его жизни чем-то незыблемым и неизменным, он всегда говорил, что не смог бы существовать без своей газеты.
Я положила трубку. Потом снова подняла — и попыталась дозвониться Ча. На этот раз мне повезло. Она ответила после третьего гудка. Но, услыхав мой голос, сразу занервничала.
— Я не могу говорить, — заявила она на своем спотыкающемся английском.
— Почему? Что вам про меня сказали?
Неуверенная пауза. Потом:
— Мне сказали, что я больше у вас не работаю.
— Когда они все вывезли?
— Два дня назад. И еще они привели няню быть с ребенком.
Няню? Какую еще няню?
— Когда вы говорите «они», вы имеете в виду моего мужа и…
Новая неуверенная пауза.
— Расскажите мне, Ча.
— Я не знаю ее имя. Женщина.
— Может, ее зовут Декстер?
— Я не знаю ее имя.
— Сколько ей лет?
— Я не знаю.
— Как она выглядит?
— Я не знаю.
— Ча…
— Мне пора идти.
— Вы могли бы как-нибудь прийти утром, убраться. Мне очень нужна помощь…
— Мне сказали, что я больше у вас не работаю.
— Это я должна решать, а не они. А я хочу, чтобы вы продолжали здесь работать.
— Я не могу.
— Почему?
— Они мне заплатили…
— Заплатили? За что?
— Чтобы я больше у вас не работала.
— Но… я не понимаю…
— Они сказали, что я не должна с вами разговаривать…
— Ча, вы должны объяснить…
— Мне пора идти работать.
И она положила трубку. Я тут же набрала номер опять, и мне ответили, что номер находится вне зоны действия. Она отключила свой мобильный.
— Они мне заплатили…
— Заплатили? За что?
— Чтобы я больше у вас не работала.
— Но… я не понимаю…
Я ничего не понимала. Потому что все происходящее выходило за пределы понимания.
Кто-то позвонил в дверь. Я сбежала вниз. Но на пороге я увидела незнакомого щеголеватого блондина в черном костюме, темно-синей сорочке и шикарном галстуке с цветочным рисунком.
— Вы юрист? — спросила я.
Он смущенно улыбнулся, но взгляд оставался настороженным и подозрительным.
— Грэм Дрэббл из «Недвижимости Плейфэр», отделение в Патни. Приглашен произвести оценку дома.
— О чем вы говорите?
— Вы миссис Хоббс, так?
— Меня зовут Салли Гудчайлд.
— Да, меня проинструктировал мистер Хоббс…
— Мой муж. И в чем же состояли его «инструкции»?
— Продать ваш дом.
— Знаете, он мне ничего об этом не говорил. — И я захлопнула дверь.
Он продает дом? Но он не может этого сделать, как такое возможно?
Часть меня хотела только одного: подняться наверх, броситься на кровать и впасть в истерику. Однако другой, более сильный голос сразу отмел столь неконструктивный подход и властно повторял: тебе нужен адвокат.
Вот только я понятия не имела, где в Лондоне берут адвокатов, и ничего не знала об английском законодательстве вообще и о решениях ех parte в частности. Год провела в этом городе и даже не завела ни одного друга. Не считая Маргарет. Но она тоже была янки. А теперь и вовсе уехала домой, в Штаты, вместе со своим мужем-юристом..