И этот крик нашел отклик. Мужчина, большой и широкий, как шкаф, с медвежьим оскалом и волосатой грудью, проглядывающей через расстегнутый ворот рубашки, бросил свои чемоданы и встал, раскинув руки, у нас на пути. В обычной ситуации, ему ничего не стоило бы нас схватить и удержать, но Арманда можно было назвать каким угодно, но только не обычным. Он бежал дальше, железной хваткой держа меня за локоть, подбежал к богатырю, как будто его и не было, как будто его фигура была только Фата Морганой. И действительно, когда нам до него оставалось каких-нибудь пять метров и мужчина уже двинулся нам навстречу, как вратарь навстречу мячу, летящему в его ворота, он вдруг вскрикнул, сложился пополам с искореженным болью лицом, и его отбросило в сторону, как будто ему в живот врезалась невидимая машина. Телекинетия — этот мужчина будет потом всю жизнь себя спрашивать, что за чертовщина случилась с ним тогда в переходе к трамвайной остановке.
Арманд пробежал мимо своей жертвы, и я вместе с ним. Справа стояли, выстроившись в ряд, автоматы со сладостями и располагался огромный вход в гараж, снабженный табличкой с соответствующей надписью, а слева шел широкий проход. Туда, дальше. Женщины кричали, дети вопили, супружеские пары таращили на нас глаза, и еще двое мужчин, которые попробовали преградить путь Арманду, были просто отброшены в сторону. Еще раз через большой зал, по эскалаторам, направо к билетным автоматам и таксофонам. Возле лестницы, которая вела еще глубже, висел указатель: «Метро».
Арманд задал такой темп, что у меня чуть сердце из груди не выпрыгнуло, хотя я в общем-то довольно спортивная. Я все чаще спотыкалась на ровном месте, но каждый раз тут же чудесным образом снова оказывалась на ногах. Мы сбежали вниз по лестнице в метро, крики «Держите их!» постепенно стихали, и на очередной ступеньке лестницы мы превратились в обыкновенных молодых людей, которым взбрело в голову сесть на конкретный поезд, уже стоящий на станции. Арманд отпустил мою руку. Люди перед нами вежливо расступались, как только замечали нас, и никто не видел ничего особенного в том, что мы бежали, как оглашенные.
И действительно, прямо перед нами, на платформе, стоял поезд, растянувшийся на половину и без того бесконечно длинного перрона. Люди входили и выходили из вагонов, и мы бросились к поезду со всех ног.
«Осторожно, двери закрываются!» — пропел милый женский голос, но в этот момент мы уже добежали до последнего вагона и влетели в него, прежде чем двери, шипя, стали закрываться.
— Что, еле успели? — улыбнулся нам пожилой мужчина, когда поезд тронулся.
Мы смогли только кивнуть в ответ, потому что наши легкие все еще напоминали кузнечные мехи и я чувствовала, как больно стучит сердце. Пот стекал с меня ручьями. В вагоне было много свободных мест, и я, задыхаясь, обессилено рухнула на ближайшее ко мне.
Снаружи проплывали серые бетонные стены туннеля метро. Мне вдруг стало ясно, что я только что упустила свой лучший шанс сбежать от Арманда. Более того, я, как полная идиотка, сделала все для того, чтобы от него не сбежать. Допустим, под конец мне казалось, что он старается бежать сзади и в решающий момент может подтолкнуть меня или снова схватить за локоть. Но несмотря на это, можно было не впрыгивать в вагон вместе с ним, пусть бы он уехал, а я осталась на платформе. Тогда ему пришлось бы с помощью своей хваленой телекинетии останавливать поезд, в противном случае наши пути наконец-то разошлись бы.
Но в каком-то смысле… В каком-то смысле я этого не хотела. Теперь я спрашиваю себя: отчего? Арманду удалось каким-то таинственным образом, сродни его телекинетическим способностям, повлиять на мою волю?
Я посмотрела на него, как он стоял, облокотившись на поручень, все еще тяжело дыша и глядя перед собой. В этот момент он показался мне очень одиноким, ранимым, потерянным, победившим в тяжелой борьбе на пределе своих возможностей. Бесконечно старым.
Глава 7
Поезд доехал до следующей остановки. Я придвинулась к стеклу, чтобы лучше видеть, что творится на платформе. Весь зал был выдержан в зеленых тонах — пол, стены, колонны и большая табличка, гласившая: ЦЕНТР. Арманд не предпринимал пока никаких попыток выйти, поэтому и я тоже продолжала сидеть. Люди входили и выходили, снаружи снова тот же самый женский голос объявил: «Осторожно, двери закрываются!» — двери захлопнулись, и поезд стал набирать скорость.
Следующая станция, также расположенная под землей, производила впечатление мрачно-величественное, господствующий цвет был темно-синий. Арманд нервно кивнул мне. Я повесила на плечо свою сумку и встала рядом с ним перед дверью.
«Следующая остановка — „Огненное озеро“», — объявил над нами громкоговоритель. Боже мой, что это еще за «Огненное озеро»? Поезд остановился. Несколько людей вышли вместе с нами. Я огляделась вокруг. Никаких преследователей видно не было. Будто нам вовсе и нечего было опасаться, мы медленно прошли к выходу.
Широкий эскалатор вынес нас наверх. Мы нырнули в прохладный ночной воздух, наполненный запахом бензина и шумом трамваев. Мы стояли на тротуаре широкой улицы, окаймленной высокими, гладкими, отделанными мрамором магазинами. На другой стороне улицы, в некотором отдалении, я увидела церковь. Она стояла на островке в небольшом озере, без верхушки, в ярком свете прожекторов. Видимо, это и было оно — роковое Огненное озеро.
— Что ты сделал с теми двумя полицейскими? — спросила я Арманда, когда поблизости никого не было.
— То же, что и с Пьером, — объяснил он со знанием дела. — Я телекинетически зажал им сонную артерию. Воздух перестает поступать в мозг, и человек падает в обморок.
— А потом? Что с ними становится потом? — Мне стало жутко.
— Ничего. Ты же видела. Это самый обыкновенный обморок — человек теряет сознание, падает, лежит неподвижно, пока через несколько минут снова не приходит в себя.
— Ты так рассказываешь, как будто ты это уже много раз проделывал.
Арманд кивнул:
— Я это могу даже в полусонном состоянии. Я бы ни за что не смог сбежать, если бы не додумался до такой штуки, или же мне пришлось бы вымостить дорогу за собой трупами.
— А не может так случиться, что ты зажмешь слишком сильно? — спросила я.
Я даже слегка испугалась — так резко он одним движением повернул ко мне свое лицо — лицо со смешанным выражением удивления и ужаса. Он как-то странно на меня посмотрел, но ничего не ответил, потом отвернулся и стал смотреть в другую сторону.
Вдруг меня охватило ощущение, что Арманда на самом деле не было, что мне все это только снилось. А я по собственному опыту знала, что если во сне начинаешь понимать, что это всего лишь сон, то скоро проснешься.
— Что ты теперь намереваешься делать? — спросила я так спокойно, что это меня развеселило.
Арманд пощупал край парика.
— Еще не знаю, — сознался он. — Я как раз пытаюсь об этом подумать.
— Ладно, можешь ничего не говорить, — сказала я и замахала руками, отказываясь что-либо слушать. — Я полагаю, ты в любом случае дальше отправишься без меня. Потому что я сейчас проснусь и пойму, что я в своей кровати, и буду несказанно рада, что все это было только сном, что ты ушел туда, куда уходят все герои снов, когда спящий просыпается. Где бы это место ни находилось.
— Почему это?
— Ну, они же теперь знают, что ты здесь, знают, что ты не один, — лихо перечисляла я. — Другими словами, я тебе теперь только в тягость.
Он задумчиво посмотрел на меня.
— А что ты собираешься делать?
Я пожала плечами:
— Поеду обратно домой, что же еще? — ответила я. — А если ты захочешь оставить парик себе, то по дороге я придумаю какую-нибудь отговорку для мамы.
Арманд немного подумал, потом покачал головой:
— Нет.
— Нет? — я нахмурилась. — Что значит — нет?
Неужели это все-таки не сон?
— Это значит, что я тебя пока не отпускаю.
— Супер. И куда ты собираешься меня с собой тащить? В Южную Америку? В Австралию? А как насчет острова в океане? Ты просто спятил!
Он ничего не ответил, казалось, о чем-то задумался. Мимо проехал худощавый мальчик на скейтборде, неподвижно стоя на нем, как статуя. От него пахнуло терпкой туалетной водой. Мое предположение, что это все же было не сном, а самой настоящей реальностью, в которой я активно участвовала, получило весомое подтверждение. Мне снова стало очень кисло. Господи, эта телекинетия. Ни один человек не поверил бы ни единому моему слову, это было ясно.
— Пойдем, — сказал, наконец, Арманд и пошел вперед.
Я пошла за ним, сконфуженная и в то же время разозленная на него и на себя, на весь мир, обиженная, упорно игнорируя любые его замечания. В конце концов он перестал пытаться со мной заговорить, и так, молча, мы шли по крутым узким улочкам и переулкам, забитым рядами припаркованных машин или одиноко пустующим. Огороженные парковки, ветхие дома и мрачные дворы слились в тусклом свете фонарей в одну зловещую декорацию.
Арманд вдруг стал интересоваться трактирами. Он заглядывал в грязные окна отвратительнейших притонов, открывал дверь то в одном, то в другом, чтобы, бросив взгляд внутрь, снова закрыть ее.
— Мне кажется, у нас больше нет денег, — вспомнила я.
— Да, нету. — Он невозмутимо продолжил шагать дальше.
Я удивилась, но ничего не стала спрашивать. Нет уж. Что касается меня, то, если он собирается провести ревизию всех харчевен Штутгарта, — пожалуйста.
Наконец, он нашел то, что искал. Он кивнул мне, чтобы я следовала за ним, и мы вошли в небольшой вестибюль. Из-за стеклянной двери раздавались громкие разговоры, звон бокалов и дребезжание музыкального проигрывателя, другая дверь вела в туалет, а возле свободной стены стояло то, что искал Арманд, — игровой автомат.
Я ничего не понимала. Арманд пристально посмотрел на пестрый металлический ящик, глаза у него заблестели. Он прочитал правила, осторожно провел пальцами по кнопкам и достал, наконец, кошелек —