Я помедлила с ответом.
— Мне кажется, это слишком высокая цена.
— Я своего дара не выбирал, — сказал Арманд. — Телекинетия — это талант, с которым я пришел в этот мир. Никто меня не спрашивал, нравится ли мне это. Ведь и тебя никто не спрашивал, нравятся ли тебе твои родители, или страна, где ты родилась, или еще что-нибудь в этом роде. Мое несчастье в том, что мой талант необыкновенный. Только поэтому за мной так гоняются и хотят распоряжаться моей жизнью.
Некоторое время мы сидели молча. Это получилось само собой: просто мне нечего было сказать, Арманд тоже ничего не говорил, и мои мысли унеслись далеко, как Арманд вдруг посмотрел на часы и заметил: поздно. Ты бы попробовала немного поспать.
— А ты?
— А я посторожу.
Поспать? Это была неплохая идея. Я слишком устала, чтобы самой до этого додуматься. Последние часы у меня одно волнение быстро сменяло другое, и если и в Дрездене все будет продолжаться в том же духе, я буду рада каждому часочку сна. Я подняла подлокотники сидений с моей стороны, чтобы можно было нормально лечь, сняла ботинки, пододвинула себе под голову сумку и накрылась своей курткой.
Когда я наконец улеглась более-менее удобно, стало очевидно, что уснуть я не смогу. Мне казалось, что я чувствую, как дрожат мои нервы. Я посмотрела на Арманда. Он все еще сидел на сиденье возле двери и смотрел, задумавшись, перед собой.
Ну ладно, если уж я не могу уснуть, то нужно хотя бы немножко расслабиться и отдохнуть; это все же лучше, чем ничего. Я закрыла глаза и стала слушать монотонный стук колес.
Я действительно не засыпала. Поезд проехал через какой-то город — цветные беспорядочные полосы света мелькали по стенам, где-то вдали загудела сирена, и поезд немного замедлил ход. Я тихо следила за тем, как Арманд встал и подошел к окну, чтобы посмотреть на улицу. Его лицо ничего не выражало, и в рассеянном мелькающем свете уличных огней он показался мне очень странным. Как будто существо с неизвестной звезды.
Недолго думая, я задала вопрос в темноту и молчание:
— Арманд, ты одинок?
Он даже не вздрогнул от неожиданности:
— Я думал, ты спишь.
— Я не могу.
Он молчал. Поезд снова стал набирать ход, уличные огни замелькали быстрее по стенам, багажным полкам, занавескам и, наконец, совсем погасли, а Арманд все стоял у окна и смотрел в ночь.
Я не отважилась продолжать свои расспросы. Возможно, я опять задела его за живое.
В конце концов усталость и убаюкивающий стук колес взяли свое, и я уснула.
Но это был легкий сон без сновидений. Один раз я проснулась, сама не зная от чего. Была все еще ночь, и поезд ехал дальше. Арманд сидел напротив меня, у окна. Он заснул сидя.
Я разглядывала его, и странные мысли приходили мне в голову. Он казался каким-то беззащитным, когда вот так спал. Никто бы в тот момент не подумал, что он какой-то необыкновенный и обладает этим странным, необъяснимым даром, за которым так охотились.
Мне казалось, что я начала его понимать. Все видели Арманда-телекинета, и этот образ был настолько завораживающим, что человека за ним совершенно забыли. Должно быть, то же самое происходит с известными певцами или актерами, которых публика обожествляет, не задумываясь о том, что они такие же люди, как и все.
Но вокруг публичных людей всегда есть друзья и близкие, которые действительно их знают и не ставят на золотой пьедестал. А у Арманда таких людей не было. Наверное, после семи лет, проведенных в институте, он даже для своих родителей стал чужим. И, кроме того, Арманд на самом деле был совершенно особенный.
Он, по всей видимости, страшно одинок. Настолько одинок, что даже боится себе в этом признаться. И он не сможет выйти из этого тупика одиночества, даже если его побег удастся. Он навсегда останется Армандом-телекинетом.
Но как только я к этому пришла, в моих рассуждениях показалась брешь.
Секундочку! Стоп!
Если подумать, каждый человек не такой, как все. Каждый представляет собой что-то особенное, хотя бы уже потому, что он единственный. Каждый человек индивидуален. Никого нельзя заменить. Каждый человек неповторим.
У меня возникло утешительное чувство, что эта мысль была исходной точкой в решении проблемы Арманда, но я не смогла додумать ее до конца, потому что мои мысли как-то рассеялись и я снова заснула, а поезд ехал сквозь ночь все дальше и дальше.
В следующий раз я проснулась, когда вокруг меня вдруг зажегся сероватый свет. «Уже день», — подумала я. Я медленно, сонно повернулась на сиденье и попыталась открыть глаза.
Но это был еще не день. Это было верхнее освещение, которое кто-то включил. Большой, широкоплечий мужчина стоял, склонившись над Армандом. Он сразу заметил, что я проснулась, потому что тут же повернулся ко мне, и то, что он направил мне в лицо, было револьвером.
Глава 13
Я сначала тупо посмотрела на револьвер, потом на мужчину, и, видимо, у меня при этом было очень глупое выражение лица. Во всяком случае, я была еще слишком сонной, чтобы испугаться или закричать. Я не отношусь к тому типу людей, которые открывают глаза и сразу просыпаются. Напротив, я некоторое время пытаюсь отделить мои сновидения от реальности, но в данном случае выяснилось, что мужчина и револьвер вполне реальны.
Он прошипел что-то, по всей видимости, угрожающее, но я не поняла ни слова. Однако его оружие говорило на вполне понятном языке. Безусловно, он хотел, чтобы я не двигалась и не звала на помощь, и я послушно повиновалась. И хотя я не знала, что здесь произошло, но была уверена в том, что бандиту не поздоровится, когда Арманд проснется и применит свои телекинетические силы.
Я посмотрела туда, где сидел Арманд, и меня вдруг охватило смутное чувство, что я пропустила что-то очень важное. Глаза Арманда были закрыты, но не было похоже, чтобы он спал. Он стонал, задыхался и беспокойно вертел головой из стороны в сторону, как будто у него были сильные боли. Мужчина с револьвером поднялся и быстро сделал шаг назад к двери нашего отсека. Я недоверчиво посмотрела на него. На нем была потертая черная кожаная куртка, он был уже немолод и походил на шкаф. У него были темные волнистые волосы и мешки под глазами. А в его ручищах блестел этот угрожающий револьвер. Что здесь произошло? Что случилось с Армандом?
Арманд с трудом открыл глаза и как будто бессознательно перевел затуманенный взгляд с меня на мужчину, и потом обратно на меня. При этом он пытался нащупать левой рукой свое правое плечо, и когда это ему удалось, его лицо перекорежило. Казалось, у него действительно были сильные боли и, одновременно, он как бы возвращался к реальности. Он покрутил головой и, как-то вдруг осознав, что происходит, посмотрел на мужчину.
— Антипсихотроп! — процедил он.
— Trus bien, monsieur Armand, — сказал мужчина и отвратительно улыбнулся. — Enchanté de vous voir. Comment-allez vous?[11]
То, как он говорил, имело весьма отдаленное сходство с тем французским, которому нас пытались учить в школе. Арманд что-то ответил, чего я тоже еще никогда не слышала на уроках и поэтому не поняла, — по всей видимости, это были какие-то беспутные французские ругательства. Потом они достаточно долго разговаривали между собой, но так быстро, что я даже примерно не поняла, о чем речь.
В конце концов мужчина жестом показал на меня, и Арманд обратился ко мне с объяснениями:
— Это Жульен, один из охранников института. Он хочет, чтобы мы теперь пошли с ним к проводнику. Он не сказал зачем, но я полагаю, затем, чтобы по радиосвязи поезда поставить в известность полицию, чтобы нас арестовали на следующей станции.
— И что теперь? — я была сбита с толку. — Почему ты не обезвредишь его своими телекинетическими силами?
Арманд несчастно посмотрел на меня.
— Я не могу. Он вколол мне антипсихотропный препарат, наркотик, который частично подавляет мой мозг. Мои телекинетические способности парализованы на ближайшие десять-двенадцать часов.
Жульен, по-видимому, не знал немецкого, но при словах «антипсихотропный препарат» он достал из кармана помятую пластмассовую ампулу с иглой на конце. В ампуле оставалось еще немного прозрачной бледно-зеленой жидкости.
— И он очень плохо его вколол, nom de Dieu![12] — прошипел Арманд в ярости. Он потер руку, очевидно, в месте укола. — Антипсихотроп нужно вводить через вену, а этот fumier[13] воткнул мне иглу просто в мышцу.
— Allons-y,[14] — сказал Жульен и повелительно махнул револьвером в сторону двери.
— Imbécile![15] — ответил ему белый, как стена, Арманд и неловко встал на ноги. Он выглядел ужасно, наркотик давал о себе знать.
— Мы действительно должны идти? — спросила я ошарашенно.
— Да, — ответил он тихо. — Боюсь, что да.
Жульен открыл дверь в проход. Я быстро всунула ноги в ботинки, и мы стали выходить — сначала я, потом Арманд и последним Жульен на безопасном расстоянии. Во всех соседних отсеках света не было, в некоторых были задернуты шторы. Если кроме нас кто-то и был в вагоне, то он, видимо, и не подозревал, что тут происходит.
Мы медленно шли по проходу, больше шатаясь, чем действительно продвигаясь вперед, потому что поезд как раз шел по какому-то неровному участку пути. Я слышала, как у меня за спиной тяжело и хрипло дышит Арманд. Казалось, что ему не хватает воздуха. Может быть, это было побочное действие наркотика?
Целая вереница беспорядочных мыслей промелькнула у меня в голове. Откуда так внезапно появился этот загадочный Жульен? И как он отыскал нас в поезде? А этот препарат, антипсихотроп, — Жульен ведь должен был рассчитывать на то, что он здесь встретит Арманда, если взял с собой ампулу. Но почему он был один? Все очень запутанно.