ой, и в окружающую красоту точь-в-точь вписалась. Когда только, думаю, построить успели? Но это еще не все. Привязал я катер, вышел на берег, вижу, около церкви стоит бородатый батюшка, с людьми разговаривает. Подхожу ближе и вижу, что лицо у батюшки какое-то знакомое. Пригляделся – Господи Боже! Думаешь, кто это оказался?
– Да не тяни ты резину, рассказывай! – нетерпеливо сказал Леонтьев. – Кто это был?
– Артем Бестужев, вот кто! – торжественно провозгласил Валера.
– Не может быть! – изумленно воскликнул Володя. – Он-то каким образом…
– Может, может… – заверил его Седых. – Он тогда сразу в Москву уехал и в семинарию поступил в Сергиевом Посаде. А когда сан получил, сам попросился на служение в Тоболях. И матушкой у него та самая красавица, Аня Кривошапкина. Теперь, конечно, Бестужева. А детей у них четверо. Старшим уже по семь лет, они у него близнецы, мальчик и девочка, сын четырех лет, и дочка, совсем еще маленькая, уже на Тоболяхе родилась. Им прихожане рядом с церковью новый большой дом построили, так я у Артема целую неделю прожил, никак они с Аней меня отпускать не хотели.
– И как ему там живется? – спросил Леонтьев. – Не скучает?
– Некогда ему скучать. В храме служит, своих детей воспитывает, для чужих воскресную школу организовал. А еще открыл в клубе секцию рукопашного боя, туда почти вся местная молодежь ходит. И, представляешь, учит их летать на дельтаплане, том самом, красном. Когда только он умудрился его с Красноармейца перетащить?
– Ну, дела! – сказал Леонтьев, снова наполняя бокалы.
– Так и это еще не все! – интригующе продолжил Валера. – У Артема дар открылся, людей от пьянства и наркомании лечит. Ему достаточно с любым алкашом пять минут поговорить – и все, на всю жизнь как отрезало. В селе ни одного пьющего не осталось, аборигены своего батюшку вторым после Господа Бога почитают. Откуда ему только алкашей и наркоманов ни везут, всех принимает и денег ни с кого не берет.
– Интересно, откуда у бывшего вояки такой дар прорезался? – покачал головой Леонтьев.
– Говорит, что старик тот, Страгон, научил. Только мне кажется, что такому научить невозможно…
– А еще про кого-нибудь слышал? Про Незванова ничего не известно?
– Так я к этому и веду. До меня в Мирном слухи про него доходили. Срывался он несколько раз, пока его даже горным мастером на работу не стали брать. Это с его-то образованием и опытом! Он же металл на тридцать метров под землей чуял! Вот, Артем тоже про него узнал, сам поехал за ним, а тот совсем уже загибался. Так Артем его увез с собой, вылечил и отпустил только, когда довел его до кондиции. После этого Петрович поехал на материк, разыскал свою Лену, с которой давно развелся, и увез ее с собой. Недавно у них сын родился, а Петрович снова работает директором с русской стороны на совместном предприятии. Вот так-то!
Когда перебрали всех знакомых, о жизни которых после завершения «катаклизьмы» им пришлось что-нибудь слышать, и тема оказалась исчерпанной, Леонтьев спросил:
– Скажи, Валера, а тебя никогда не угнетало то, что мы вернулись… как бы это поточнее выразиться? Ну, не совсем туда, откуда ушли. Думаю, ты меня понимаешь.
– Как тебе сказать? Сначала было, конечно, но потом решил – какая мне разница, как зовут президента, Виктор Викторович или Николай Федорович? Смешит Вольфович людей в народном собрании или в кино? Главное – люди вокруг прежние, разговаривают по-русски. Единственное, чего не понимаю, – куда делись те люди, ну, в общем, те мы, не знаю даже, как сказать, которые здесь, в этом мире, жили? Или, может быть, мы с ними просто местами поменялись? Никогда, наверное, нам этого не понять. Но ничего, родители прежние, все родственники и знакомые тоже. Разве только биографии кое у кого чуточку не такие. Но сами-то они от этого не изменились! Подумал я так и сразу успокоился. А ты как к этому относишься? Почему такой вопрос задал?
– Примерно так же, как и ты, – ответил Володя после некоторого раздумья. – Только достает этот постоянный контроль. Они пытались мои телефонные разговоры прослушивать, электронную почту читать. Но морковку им в зубы – я на свои телефоны маленькую такую приставочку присобачил, а для электронки специальную программку написал. Теперь они могут до китайской пасхи мои переговоры и переписку расшифровывать, только ничего у них не выйдет… А у тебя как с этим? Могу и тебе приставочку организовать.
– Да я как-то спокойно к этому отношусь, – ответил Валера. – Мне скрывать нечего. Но приставочку возьму с удовольствием.
– Завтра же и организуем. Гарантия – сто процентов! – заверил Леонтьев. – Слушай, помнишь тот ножик удивительный, что Незванов у питекантропа отобрал?
– Помню, конечно! А что, ты хочешь сказать…
– Вот именно! Не узнали они про него. И из тех, кто про него знал, никто меня не сдал. Так он у меня и остался. Я сначала думал его для науки отдать, а потом решил – черта с два, обойдутся! Раскроют принцип, а там неизвестно еще, для чего они его приспособят. Эти ученые вместе с вояками что угодно в оружие превратить умудряются! Ты согласен со мной?
– Может быть, ты и прав, – задумчиво ответил Валера. – Ведь именно из-за ученых, как ни крути, мы туда и попали, в эту закрытую зону. И теперь нас в покое не оставляют…
– Да ну их к бесу, этих надзирателей, как будто больше поговорить не о ком! – махнул рукой Володя. – Все равно мы их вокруг пальца обведем, и ничего они нам не сделают! Красноармейцы не сдаются!
– Не сдаются! – подтвердил Валера Седых.
– За это надо обязательно выпить! – провозгласил Володя Леонтьев и наполнил бокалы слегка терпким, полным южного солнца рубиново-красным вином.