Откинув крышку одной из камер, я со стоном поднял и уложил в нее голого Вовку. Закрыл и не думая, сделал то, что видел не раз в нашем медбоксе – нажал на "Диагностика и оперативное лечение". Я даже не стал смотреть на завораживающую новичков работу сканеров изучающих пациента. Я подошел к другой камере, и раскрыв ее нажал ту же кнопку. "Закройте крышку!" командовала загоревшаяся надпись и я, забравшись внутрь, с улыбкой выполнил команду.
Я не знал, к каким выводам относительно меня пришел диагност, но то, что он мне буквально сразу вколол обезболивающее вкупе со снотворным, мне сказало о многом. Проваливаясь в беспамятство, я почему-то думал даже не о себе и о Вовке, а о том, что все это похоже на сон. Но скоро я уже видел сны и даже понимал в чем различие снов и реальности.
Сон четвертый:
– А цветы-то ты любишь? – спрашивал меня неизвестный господин со светло зеленоватыми глазами.
Я, прогоняя туман из головы, попытался понять, какого черта я опять делаю рядом с этим … кхм… ненормальным.
Вместо ответа я спросил его:
– Я правильно понимаю, что я сплю?
– Вопросы здесь задаю я! – жестко напомнил мне голосом древнего актера мужчина. Он поправил ворот белоснежной рубашки в редкую, синюю, почти незаметную полоску и повторил: – Так что с цветами?
Я, подумав, что даже если это сон, то мне из него как-то плохо удается вырваться ответил:
– Никак. Я не девчонка чтобы к цветам быть неравнодушным.
Казалось мужчина опешил, он посмотрел на меня исподлобья и спросил:
– А как связан пол и любовь к цветам? Среди цветоводов немало мужчин.
– Я к ним не отношусь. – заявил я и подумав добавил: – Единственный цветок который я лично растил – герань. Засох через несколько недель без поливки. Я просто о нем забыл.
– Вот! – странно оживившись заявил зеленоглазый господин. – Теперь ты понимаешь что еще и за тот цветок тебе надо раскаяться!?
Я не выдержал и взорвался:
– Да что вы несете! Отвалите от меня! Какое раскаяние!? Какое перевоспитание!? Бред-то не говорите! Что же теперь за каждый раздавленный полевой цветок себя трахать?!
Счастливая улыбка озарила лицо зеленоглазого. Он поднялся и надавив мне на плечи заставил снова сесть в неудобное деревянное кресло. Сел сам и только после этого сказал довольно:
– Значит, полевой цветок уже вспомнил? Молодец.
Я хотел чуть ли не завопить, что ни о каких полевых цветах я не вспоминал и что меня задолбал этот шизофреник сидящий передо мной. Но спустя мгновение я вдруг осознал настолько явственно и четко, что я лишь стебель, пережеванный неведомым животным, что слова застряли в моем горле. Я словно из пасти жующего животного глядел на помещение в которое меня занес нелегкий сон.
А незнакомец, довольно улыбаясь, смотрел, как откровения меняют мое лицо.
Первый раз меня разбудил Вовка. Я смотрел на его зарубцевавшиеся язвы, на лице и не мог придти в себя. Я не понимал, сплю я еще или уже проснулся. А он неулыбчивый смотрел мне в лицо, словно что-то спросил и ждал ответа. Я даже хотел ему что-то ответить, но Вовка бесцеремонно закрыл крышку и инъектор вколол мне очередную порцию снотворного.
Второе мое пробуждение было даже веселей. На меня смотрела девушка, довольно милая и что-то говорила, но я ее абсолютно не слышал. Устав мне что-то объяснять она улыбнулась и закрыла крышку. Я как положено после очередного укола отправился досматривать сон.
Третий раз оказался удачнее. Я проснулся оттого, что меня вынимали из камеры поддержки жизни. Меня осторожно уложили на носилки и отвезли в какое-то помещение на другом ярусе. В комнате были две кровати на одной из которых, раскидав руки и ноги, спал Вовка. Кто меня вез, и кто укладывал в постель, я не разглядел. Чуть коснувшись подушки головой, я снова выпал из реальности. Я потом самого себя только и спрашивал, как это организму не надоело столько спать.
Четвертый раз я проснулся сам и, в поисках туалета, наверное, все углы собрал. Я набил себе столько синяков и шишек в темноте и создал столько шума, что проснулся Вовка и, включив свет, спросил:
– Ты чего?
– Где туалет!? – Спросил я раздраженно, понимая, что скоро просто не удержусь.
Вовка вскочил и, открыв дверь, быстро повел меня каким-то непонятно длинным коридором в самый дальний его конец. Там-то и нашлись три туалетных комнаты, в которых я спас свой мочевой пузырь.
Выйдя из туалета в коридор, я первым делом спросил у Вовки:
– Дай сигарету! Курить хочу – умираю!
Усмехнувшись, Вовка потащил меня обратно в нашу комнату. Забрав там пачку сигарет, какой-то странной марки, он повел меня в другую сторону коридора, и скоро мы уже дымили в специальной курительной, забравшись с ногами в зеленые огромные кресла.
– Рассказывай. – потребовал я выпуская дым в сторону вытяжки.
Пояснять "что рассказывать" не пришлось. Вовка был суперпонятливым человеком.
– Ты пробыл в реанимации двадцать два дня.
Он сказал не много, но сказал больше чем нужно. Я чуть дымом не подавился.
– А ты? – спросил я, придя в себя.
– Четырнадцать.
Я молчал, переваривая информацию, а Вовка подойдя к небольшому столику, налил нам подогревшегося чая. Я взял в отвыкшие руки кружку и чуть не облил себя.
– Осторожнее! – предупредил меня Вовка и пояснил: – Я удивлен, что ты сразу на ноги вскочил. Я после двух недель еще дня два пошатываясь ходил.
Отпивая чай, я пояснил:
– У организма была два пути… обоссаться или быстро вспомнить, как ходить и даже как бегать. У меня грамотный организм.
Засмеявшись, Вовка сказал:
– А я до сих пор под себя… бывает… что-то с почками и еще чем-то медик говорит. Нашей жизни ничего не угрожает, потому нас не спешат отсюда вытаскивать. А что у меня энурез пробился, это им поффигу.
– В смысле не спешат вытаскивать? – переспросил я и до меня, наконец, дошло, что мы не в госпитале, а все там же в ВБНКа. – Мы в башне волшебника?
– Ага. В ней самой. Точнее – метров сорок ниже поверхности. В самой башне только спецы понаехавшие работают. Ох, как нас материли за то, что ты трактором терминал перегородил…
– Ты надеюсь, их от моего имени послал куда подальше? – спросил я изумленный какими-то претензиями.
– Нет. – Усмехнулся Вовка и добавил: – Этих не пошлешь. Тут даже у девочек, что работают третий допуск к секретности и всегда кобура с собой. Кажется, даже в постели. Пока не проверял, но может скоро… В общем наш трактор перепрограммировали и своим ходом в лагерь отправили. Кстати тебе привет от Лю и нашего особиста. Он выполнил обещание. Документы на тебя и меня отправлены были сразу, как нас тут нашли.
– А когда нас в госпиталь переправят? – перебил я его.
– А смысл? – пожал плечами Вовка. – Мои проблемы врач говорит сами пройдут. Работа спинного мозга и желез тоже сама восстановится в течении полугода. Нам нечего в госпитале делать вот нас и не спешат вывозить. А может просто боятся, что мы растрепим, что видели здесь внутри.
Я хмыкнул и спросил:
– А что мы видели? Я лично ничего не видел.
Вовка покачал головой и сказал:
– Зато я многое тут повидал. И даже помочь местным работягам успел.
Я вопросительно посмотрел на него, и он уже хотел рассказать, но в это время дверь в курительную открылась, и вошли двое немолодых мужчин, о чем-то оживленно беседуя. Они кивнули нам и, не прекращая своего разговора, налили себе нами подогретый чай. Невольно став слушателем, я ужаснулся оттого, что слышал. Не потому, что говорили что-то очень страшное, а потому что я ничего в их речи не понимал, а ведь говорили только по-русски!
– На седьмой фазе выброс будет на три с половиной процента меньше. На восьмой на три точка две… – говорил один мужчина другому. – На девятой выброса может вообще не быть. Там сигнал не нашел сопротивления вообще. Как в черную дыру ухнул и не вернулся.
– Ты же не думаешь что там полость?
– Я думаю, что там уровень.
– Ты тоже заразился этой дурочкой…
– При чем тут она. Ее модель рабочая. Ее теория имеет право на жизнь. В Новосибирске построили модель. Отработали все, что делали мы и получили те же результаты. Качалов уже статью написал. Уже отзывы из Аргентины пришли. Там повторили и получили тоже самое. Это не тот пробой, который мы добивались. Это тот самый сигма-пробой, который описал еще раньше Кстесс. Самый настоящий сигма-пробой
– Ты же сам Кстесса матом ругал и неудачником называл! – удивился собеседник и посмотрел мельком на Вовку, который отчаянно делал вид, что не слушает.
– Значит извинюсь, как возможность будет. – отрезал первый и закуривая пояснил: – Кстесс все равно баран. Вместо того, что бы дать полную выкладку, к которой мы сейчас пришли он с заумным видом, без выкладок, нам пытался нас убедить в том, что в теории Полякова не описано никак и не предусмотрено вообще. Что я должен был говорить? Ах, Кстесс вы такой гениальный, что сделали за неделю то, что не сделал Поляков со своей командой работая двенадцать лет? Вы, мол, смогли разобраться в том, в чем институт разбирается уже двадцать лет? Так? То, что ему озарение пришло это его проблемы. А вот мы доказали! Разницу почувствуй! Доказали существование полостей и уровней, и что если мы хотим получить единицу Полякова нам надо не в по синусу пускать, а искать прямой вариант. Кстати…
Говоривший достал из кармана миниатюрный радиоприемник и проговорил в него:
– Катенька, а полость вы как для Игоря Андреевича описали? Через какое уравнение? Через мое? Ой, спасибо золотце. Это я и хотел узнать. Ага. Кстати, как там у вас? Почему температура падает? Ну, это к физикам. Да будите их смело, утро уже. Нет, мы с Павлом Георгиевичем еще не ложились. В обед ляжем. Спасибо Катенька еще раз. – он убрал рацию в карман и сказал собеседнику: – Не смотри на меня так.
– Да я чего… – покачал головой и, ставя чашку на столик, сказал второй.