О, почему ночные смены стоит отдельно рассказать.
В ночную смену часто работала Катя, это, во-первых. Во-вторых, в ночную вахту приемный терминал запирался и ни одна скотина будь она хоть трижды генерал или кто еще войти в него не могла. Это меня спасало на первых порах от домогательств Андрея. А когда с ним по-своему разобралась Катя и угроза отпала, то менять такую сказку на что другое я не захотела. А что? Ночью заступаешь на вахту. Нормальным образом восемь часов спишь на приемном пульте, а потом сдаешь вахту квалифицированной дневной смене. Катя мне спать на вахте разрешала по двум причинам. Тогда никто ей не мешал болтать всю ночь или чем другим заниматься с мужем, который тоже считал ночное время самым плодотворным для любого типа работы. А во-вторых, даже отработай приемный сигнал, я все равно не могла бы ничего сделать. Я должна была вызвать дневную смену и уже они произведут "выемку пакета". А проспать "входящий" я бы не смогла даже вусмерть напившись, с какого-нибудь "очередного горя". Там такой "ревун" отрабатывал, мертвый бы вскочил и побежал на штатное при приемке место.
Единственное, что было свято, это уровень амортизирующей жидкости в баках. Если бы к моменту поступления сигнала не было в баках жидкости, то сигнал бы отказались принять. И там, откуда вышел "пакет" долго бы и смачно матерились, как это любил делать один вояка наш, из тех, Земных. Повторяли бы посылку, а на нас бы вешали стоимость передачи. Понятно, что одно ведомство, разберутся как-нибудь по деньгам, но обычно это выглядело, как налет Кати и обещание повесить долг на конкретного виновного. А долг там был бы даже за один "выстрел" невероятный. Когда она пообещала это мне лично, я ведь тоже тупила иногда, я заикалась до самого утра. Проще была повеситься, чем такой долг отдавать. С тех пор Катя, которая до утра учила меня пить воду с другого края кружки мелкими глотками, чтобы убрать икоту, зареклась меня пугать вообще. Она только качала головой и обзывала меня аборигенкой. Зато ее муж за меня вечно вступался. Говорил, ну, что Катя хочет от девчонки, которой даже школу закончить не дали. Катя на это привычно парировала, что даже приматов на кнопки проще научить жать вовремя, чем меня и Верку. Но так как у Верки залетов было больше, то меня почти не трогали. Хотя… наговариваю. Реально ни меня, ни Верку, ни разу ни за что не наказали. Обругать, обматерить это да. Мы краснели, бледнели и на цыпочках ходили после разносов, но что бы какое-то там наказание физическое или материальное, такого не было никогда. Только Тоне досталось однажды занесение в служебную карточку за ее провод в терминал вечером своего дружка из охранения лагеря. Нормальный земной парнишка. Я бы сама с таким позажигала недельку другую. Но на работу припереться… это было стильно. Мы долго смеялись с Тони, которую немедленно сняли с поста на терминале и поставили на все дневные вахты КПП. Теперь она каждое утро уходила за три километра к КПП и возвращалась часам к восьми только. Транспорт кроме двух маленьких электрокаров был запрещен по неведомой мне причине на территории. Вот и мучилось охранение и прочие, передвигаясь пешком.
А мне наоборот нравилось пешком ходить. Я наслаждалась тем местом, куда меня занесла судьба. Древний лес. Чистенький, ухоженный, с дорожками аккуратненькими. Речка с мостиком, где парни с нашего лагеря, говорят, рыбу круглый год ловили. Домики в лесу все один к одному. И ведь все живут в одинаковых. Что тебе Тонька капэпэшница, что тебе Катя руководитель группы энергетиков со своим мужем руководителем синтез группы. Даже гостевые домики хоть и отличались, но были такие же беленькие с красно-коричневой черепицей. Меня как я приехала сюда хотели поселить с Андреем. Но я уперлась. Я ему в дороге все сказала, что о нем думала. Так эта сволочь на привале, решил меня силой взять. Отвел подальше, мол, надо серьезно поговорить. И давай лапать везде, где мог. Еле отбилась. Вот скажите, не дура ли? То сама к нему в постель прыгаю, то откровенно посылаю? Но я не могла. После Артема и всего того расставания не могла и все. И еще меня стало буквально тошнить от Андрея в тот же день в машине. У него был сладковатый аромат у одеколона и я буквально возненавидела этот запах. Это был запах того, кто меня силой, словно свою игрушку из близких мне рук вырвал. Я ему в машине пыталась объяснить, что я живой человек и что мне больно и обидно, как все произошло. Я рассказала, кто такой Артем для меня. Я рассказала, как Серебряный ко мне стал относиться. А Серебряный тоже не последний человек в моей жизни. Вот уж в крайнюю очередь я бы стала внимания обращать на Петра, но там он был прав. Образина этот Андрей, натуральная. И не внешне, а внутренне. Он людей ни во что не ставил вообще. Люди это было быдло для него. Но только местные. Его соотечественники, наоборот, к нему относились с легкой надменностью. Альберт с ним просто старался не общаться. И даже когда он забирал мои вещи из дома Андрея, он послал впереди себя Катю. Катя сделала очень мягкое замечание Андрею о том, что основа для действий офицера контроля любого уровня это морально этические нормы. Причем, если нет выработанных и устоявшихся норм по отношению к местным жителям, то подписанный договор подразумевает равное отношение между землянами и нами. С низшими договора не подписывают, сказала она, но в этом я крепко усомнилась. А, следовательно, Андрей обязан в своей работе и своих личных отношениях руководствоваться и обращаться с аборигенами, как с гражданами земных государств. Но естественно в споре между гражданином и нет принимать сторону гражданина. Долг у него такой – через контроль защищать интересы граждан. Андрей долго голову чесал, переводя с русского на русский.
Когда же он и после этого почти месяц меня домогался, и у него это почти получилось, Катя вынесла ему замечание от министерства энергетики. А на следующий день уже даже без повода вынесла выговор и отправила данные о нем на Землю. Пришел ответ уже из его ведомства, что ему вынесено предупреждение о неполном служебном соответствии и находиться ему теперь предстояло под вторичным контролем. Андрей понял, что связался не теми девочками. Он просто не думал, что Катя так вступится за меня глупенькую и дерзкую. Но она вступилась. И сидя под деревьями на берегу я не боялась больше, что на меня сзади нападет Андрей и попробует опять меня достать.
Словно услышав мои мысли тогда, на берег подомной вышел мой второй защитник – Альберт. Он нагибался к песку и поднимал камушки, о чем-то усиленно думая. Я окликнула его тихонько. Но он не услышал. Тогда я кинула в него веточкой, и только после этого он поднял голову.
– Катя где? – Спросила я его, смеясь.
Альберт посмотрел на часы и сказал:
– Спит еще. Она будильник на час поставила. Будет в два переправлять материалы. Сегодня ночью пока ты спала она там все вручную отфасовала и подготовила.
– Алька, мне, правда, стыдно. – Сказала я, специально называя его, так как его звала жена. – Но если бы она меня разбудила, я бы помогла, а когда я вижу свои сны, я сама проснуться не могу.
– А я тебя не стыжу. – Сказал он, улыбаясь, и пошел дальше. Видно о чем-то серьезном думал. Обычно он был не против поговорить со мной.
Я тоже поднялась и пошла, не спеша и наслаждаясь отличным утром к приемному терминалу. Подойдя к стеклянным дверям, я нажала на стальную, больше моей ладони круглую панель на стекле и изнутри терминала раздался мелодичный звон. Почти сразу динамик над дверью изрек:
– Ну, и чего тебе не отдыхается?
– Скучно! – Сказала я, глядя перед собой.
– Зато нам нет… Но проходи. В столовой собрание сейчас. – Сказал голос и стеклянные двери разъехались в стороны.
Дневная группа приема-передачи была относительно не велика. Два техника, один синтез оператор, радиолог, и даже пятеро специалистов общего профиля. Если по честному, то я, к примеру, не знала, зачем на приеме больше трех человек нужно. Но инструкции висели и их соблюдали. И когда дневная группа говорила, что им не скучно я сильно удивлялась. Каждые день делать одно и то же. Каждый день заниматься рутиной.
Но, зайдя в столовый комплекс терминала, я застала там почти всех земных сотрудников лагеря. Поняла, почему мне так сказал оператор в динамик. Было точно не просто не скучно. Они сидели за столиками и смотрели, как синтез оператор, что-то чертит на грифельной доске. Я, конечно, ничего не понимала из нарисованного, да и его слова для меня были еще больше непонятны. Но все присутствующие слушали внимательно, не перебивая и только иногда перешептываясь между собой. Когда синтез оператор закончил, поднялся к доске радиолог и, обращаясь ко всем, сказал:
– Мы видим в этом случае испарение воды взрывного характера. То есть, если что приемопередатчик надо закидывать на середину реки. Да, объявлять радиационную опасность, поднимать из шахты приемопередатчик со всей бижутерией и тащить к воде. Шины, конечно не резиновые и кран до середины реки не достанет. Но заваливаем его, так что бы вода скрыла полностью. А фокус-выход настраиваем на середину.
– А во время процесса, когда вода просто испарится мгновенно, приемо-передатчик не пострадает? – Спросил молодой специалист, что мне так нравился последнее время.
– Коля, иди, учи матчасть. – Сказал раздраженно радиолог и пояснил: – Даже я еще помню что "линзу" только прямым попаданием развалить можно. И то она продержится, пока волна не спадет. Сама волна будет удерживать части.
Я сев вначале у выхода из столовой аккуратно перебралась к Николаю и спросила того шепотом:
– А что происходит?
– Да, – Вяло отмахнулся только что осаженный парень и сказал неохотно: – Теоретическая подготовка, на случай если еще кто-то воспользуется Темнотой.
Темнотой или Темным, специалисты называли какое-то невидимое пространство, через которое они якобы и пришли на нашу планету. Зачем такие сложности были нужны, если бы кто-нибудь решил повторить их переход, я не знала. Но спрашивать и отвлекать Колю не решилась.