— Предпочитаешь умереть?
— А если…
Гравен перебил её:
— Это не долг. Если понадобится, я спасу тебя ещё и ещё раз, столько, сколько потребуется, не множа никакие мнимые долги.
— С чего такая щедрость от того, кто так меня ненавидел?
— Ох…
— Отличный ответ, Гравен, просто отличный.
— Это, конечно, не ответ, Тана, но рано или поздно я должен буду это сказать, так почему не сейчас? — чуть помолчав, Гравен выдохнул. — Я просто тебя люблю.
— Что?
— Я тебя люблю, Тана, — уже громче и смелей толкнул мысль Гравен.
Теперь молчала Тана, наконец, хмыкнула:
— Нет, я, конечно, слышала от подруг, что мужчины иногда выражают свои чувства очень странным образом, но чтобы так? День за днём оскорбляя меня при всех?
— Справедливости ради, Тана, ты начала первая. Ещё в те времена, когда я даже не думал, что стану вербовщиком союза. Не помнишь?
— Н-нет, не помню, — растерялась Тана.— Ты про первую нашу встречу? А… когда она была?
— Ну, не помнишь, это и к лучшему.
— К лучшему? Нет. К лучшему то, что со мной сейчас случилось. Погляди на моё лицо, Гравен.
— Я и так гляжу на него.
— Так ответь честно, ты полюбил ведь лицо, мою красоту, а не то, как я тебя обидела в прошлом? Ты же не извращенец? Теперь этого лица не будет, Гравен. Давай, отойди в сторону, оставь меня пока одну, с долгом за две жизни и подумай, нужна ли тебе та, кто тебя не любит, не помнит первой встречи и получившая такое лицо. Что лицо, даже тело, которым я могла бы отплатить тебе, уже не то тело, что вызывает в мужчинах желание.
— Тана.
— Уйди! — буквально выкрикнула Тана . — Я прошу тебя, уйди!
— Ты приняла два лечебных зелья, боль сейчас сильна и туманит тебе разум. Чуть позже боль начнёт ослабевать, и я дам тебе третье зелье. Ты сильная, ты выдержишь, а раны начнут затягиваться.
— Ты говоришь о том, в чём сам мало смыслишь. Я сама немного лекарь и отлично вижу, что повреждения слишком велики и причина в моём низком таланте и сродстве. Той Таны, что тебе была так нужна, больше нет, оставь меня, оставь!
— Послушай, всё, о чём ты говоришь, неважно. Сражение за город только началось, уверен, сейчас старшие поведут нас дальше. Нам нужно будет пройти половину города, взять штурмом резиденцию Ян, а ты говоришь, что я должен тебя оставить? Зачем? Может быть, это последняя наша встреча. Конечно же, я не буду терять и мига из неё.
— Придурок, о чём ты говоришь? Ты смерть хочешь на себя накликать?
— Тана, я всё же чаще тебя бывал на Поле Битвы, особенно раньше, когда был слабей и старшие союза меня даже не замечали. Я привык, что опасность ходит где-то рядом.
Спустя несколько вдохов молчания раздалось мучительное и тоскливое:
— Не смотри на меня, ну не смотри, я тебя умоляю.
Я вздохнул и принялся крутить головой, высматривая эту парочку. Что там у неё с ранами? С моими запасами зелий неужели я не смогу помочь? А если и не смогу ими, то неужели не найду другого способа помочь? Заодно расспрошу про Пиатрия и то, что там случилось.
К кручению головой добавил восприятие Предводителя, сразу ускорив поиски — в единый миг осматривая бродящих, стоящих, сидящих и даже лежащих идущих, которые разбились на группы и буквально заполнили собой несколько соседних улиц и домов.
Нашёл.
Эта парочка забилась буквально в щель, да ещё и прикрылась спинами доброго десятка парней и девушек близкого к ним возраста. Вероятно, товарищи.
И да, с Таной было не всё в порядке и это ещё слабо сказано. Похоже, она попала в схожую с доставшейся мне ловушку, которая сдавила её, оставила следы на её халате и теле, даже, возможно, сломала несколько костей. Сверху приложили техникой, которая прошлась по ней словно ветром из лезвий, глубоко рассекая плоть, а затем добавили огня, причём это был огонь стихии. Зелья, которыми Гравен напоил её, начали рубцевать раны, но какие это были рубцы! Красные, толстые, ненормальные, казалось, плоть в этих местах не излечивается, а пытается загореться.
Когда между мной и шеренгой прикрывающих эту парочку, осталось три шага, я вздёрнул бровь и негромко приказал:
— Расступитесь.
Они растерялись лишь на миг, а затем один из парней глубоко склонился:
— Старший, простите, но здесь нет прохода, это тупик. Здесь нет тех, кого вы ищете.
— Тебе откуда знать, кого я ищу? — удивился я и повысил голос. — Эй, ты, возле раненой девушки, ты старший?
— Да, я, — из-за спин парней выступил сам Гравен. — Меня зовут Гравен. Вы искали меня, старший?
— Нет, искал совсем другого человека, но случайно увидел девушку, над которой ты сидишь. Мне неприятно видеть её раны, поэтому пришёл предложить свою помощь.
— Старший — лекарь? — с надеждой переспросил Гравен.
— Немного, — уклончиво ответил я ему. — Но для тебя, вернее, неё, главное то, какое у меня Возвышение и то, что моя стихия вода. Не дерево, конечно, но вам не выбирать, верно? Во всяком случае, я попытаюсь убрать часть чуждой ей стихии из ран. Огонь, да? Терпеть не могу огонь.
Гравен думал лишь миг, а затем снова склонился передо мной и даже ниже, чем до этого:
— Старший, прошу вас попробовать.
Его парням, да и подругам Таны ничего приказывать не пришлось — они расступились, едва Гравен склонился.
Я в пять шагов оказался рядом с полулежавшей у стены Тане, присел, протянул вперёд руки и опустил пальцы на её запястья.
Она хрипло, явно через боль произнесла:
— Старший.
Кожа у неё оказалась тёплой и чуть влажной, сердце бешено пульсировало, толкаясь мне в кончики пальцев и гоняя по телу кровь и лечебные зелья.
Привычный посыл, толчок духовной силы, после которого я оказываюсь в темноте тела Таны. Огляделся, выискивая знакомые переплетения меридианов и сияние средоточий, чтобы понять, где я нахожусь и куда нужно лететь, чтобы оказаться возле ран лица. До сих пор не могу научиться переноситься в одно и то же место у разных пациентов.
Туда.
Я сорвался прочь, набирая ход, узлы на меридиане, вдоль которого я полетел, стремительно замелькали, сливаясь в одну сияющую полосу.
Что за⁈
Застыл, замер на месте, остановившись за долю мгновения.
Это что сейчас было за ощущение? Словно коснулись груди горячей ладонью? Очень похоже на то, что…
Я похолодел. На мне использовали взор лекаря. Придурок, а где привычные предупреждения, чтобы не сбивали мне сосредоточенность и не смели мешать мне ни звуком, ни посылом духовного зрения? Тана же говорила Гравену, что немного понимает в лекарском деле, дарсов любитель помогать всем, кого видит.
Я крутнулся на месте, словно в этом была необходимость, потянулся к своему телу, буквально отшвыривая прочь темноту чужого.
Всё вокруг мигнуло, переплетение меридианов сменилось, став совершенно иным и знакомым, слева и снизу засияло моё огромное средоточие.
Но главное было в другом.
Там же, чуть ниже и левей висела в пустоте тела чужая фигура. Женская, со светлыми пышными волосами и без всяких рубцов и зияющих ран на лице.
Дарсово отродье.
Вот Тана закрутила головой, и я отлично знал, да что там знал, сам сейчас видел то же самое, что и она — Сгусток силы Виостия, который я тащу вниз, второе средоточие и сеть меридианов.
Это ещё хорошо, что Метка Вора Трав уже исчезла, но и того, что она видит, вполне достаточно, чтобы понять — я не совсем тот, за кого себя выдаю. К примеру, в теле Таны, восходящей звезды союза Трёх Сестёр, вложенной силы Властелина не было.
Вот Тана обернулась, собираясь завершить осмотр, и замерла, выпучив на меня глаза.
Я с досадой вспомнил ещё одну вещь, сущую мелочь. На то, как выглядит лекарь в духовном обличье, не влияет маска. Тана сейчас видит Леграда, едва ли не в четыре раза более молодого, чем безымянный старик, за которого я себя выдаю.
Какого дарса я вообще сюда прилетел? Ну, нашла бы она в теле странного старшего вложенную в него силу Властелина Духа, ну, посчитала бы раскрытые узлы Предводителя и поняла бы, что не так уж и силён этот старший, как всем рассказывает.
А вот теперь, что делать? Позволить всем рассказать, что я очень не тот, за кого себя выдаю? Вызвать у того же Морта кучу вопросов и прочее?
Как бы не так!
Прочь из моего тела мы ринулись одновременно, одновременно замерцали, исчезая и открывая глаза уже в настоящем мире.
Тана дёрнулась, но я уже потянулся к ней, уже создал над ней одним мазком алый круг печати Указа.
Замри.
Тана застыла, отчаянно сопротивляясь Указу и не в силах с ним ничего поделать. Распахнула рот, набирая воздуха и собираясь заорать.
Молчать.
Тут же без промедления добавил новые символы и, там где не хватало знаний символов языка Древних для Указов, надписи.
Закрыть глаза, запрет на мыслеречь, Верность, Покорность и прочее.
Буквально над ухом раздался напряжённый голос Гравена:
— Что происходит, Тана?
Я зло дёрнул уголком рта, процедил:
— Прошу не сбивать концентрации ни мне, ни ей. Она сама лекарь и её помощь в лечении может оказаться той самой малостью, которой не хватает для того, чтобы задавить огонь в меридианах и избавиться от ран без последствий.
Гравен замолчал, но лишь для того, чтобы осторожно позвать мыслеречью:
— Тана? Что происходит? С тобой всё в порядке?
Теперь мыслеречь использовал я:
— Приказываю тебе сказать ему, чтобы он не мешал. Живо!
К алому добавился синий, второй цвет. Указ в два цвета.
Мгновение ничего не происходило, а затем Тана охнула, когда Верность над ней засияла, щедро награждая болью за непослушание.
— Уб… Аргх-х-х! — застонала Тана, пытаясь открыть глаза, дёрнуться и, наверное, произнести совсем другие, не те, что я просил слова.
Да, это больно. Особенно больно для той, кто редко покидает стены города и участвует в схватках.