- Вы ведь так долго не выдержите. Сердце однажды не выдержит. Не сейчас понятно, но когда будете старше. И умерев во сне умрете и в жизни. Я принял его правила игры и спросил:
- И как вы мне предлагаете бороться с этим?
Вернувшись в кресло напротив меня он сказал, низко склонившись и смотря мне прямо в глаза:
- Раскаянье спасет вас. И только раскаянье!
Я взревел, пугая даже самого себя:
- Да в чем раскаянье?! В чем?! В чем Я еще виноват!?
Отпрянув от моего выкрика в лицо мужчина откинулся в кресле и тихо сказал:
- В слабости. В трусости. В малодушии.
- Это я-то?! - изумился и возмутился я. - Это я-то трус? Да пошел ты идиот!
Мужчина расстроено сказал:
- Да я-то уйду. Это вам уйти некуда. Куда бы вы не бежали прячась, как полевая мышь, ваша совесть все равно найдет вас и вопьется беспощадными когтями ночного хищника. хотя мне кажется вы уже забыли это ощущение. Или еще помните?
Я передернулся от всплывшего воспоминания, как что-то пронзает мое тело во многих местах и, отрывая от земли, уносит к темнеющим небесам.
- Помню. - огрызнулся я. - Не помню откуда но помню.
Покивав мужчина движением руки выгнал меня из моего сна.
Катя уехала в мае, когда даже погодные генераторы выключили, но тепло нежным покрывалом накрывшее город не рассеивалось даже ночами. К нашему общему удивлению в такую рань к поезду попрощаться с дочерью приехал и ее отец. Она с ним встречалась на моей памяти всего несколько раз. Причем предпоследний я сидел в машине возле министерства и наверное пачку скурил ожидая ее возвращения. Она никогда не рассказывала об их разговорах. А я и не спрашивал. Я принял эти тупые правила этой глупой игры. Так что впервые воочию я увидел ее отца там на вокзале. Почти не похожий на свои портреты и без телевизионного грима и монтажа он казался невероятно уставшим человеком. Жесткость, конечно, была заметна больше, но и усталость не укрылась от моих глаз.
С дочерью он разговаривал тепло и долго. Так получилось что он сожрал все время которое мы рассчитывали провести с ней вдвоем. Только перед самым отправлением поезда отец позволил мне подойти и телохранители пропустили меня в ним.
- Ну, все дочка. - сказал он глухим, совсем не телевизионным голосом, и поцеловал Катю в лоб. - Помни, что мы с мамой тебя очень любим. Береги себя. Оглядев меня с ног до головы просто кивнул не протягивая руки и сказал:
- Катя очень хорошо о тебе отзывалась. Если будет нужна работа у нас скажи ей. Она знает как тебе помочь. Я, пытаясь пошутить, сказал:
- Да мне сказали, что у вас там люди за бесплатно работают. Я как-то привык за более весомые ценности. Он даже не улыбнулся говоря:
- За наше «бесплатно», люди готовы сутками, семь дней в неделю, круглый год работать. Это мы их отдыхать заставляем. Иначе бы и не выходили бы из-за рабочего места.
Его шутка получилась удачнее. Хотя, как позже оказалось, что и не шутка это вовсе. Он тактично оставил нас вдвоем и в сопровождении охраны покинул перрон.
Мы, оставшиеся несколько минут просто целовались, ничего не говоря. Все было сказано уже ночью. Все было решено и продумано. Каждый из нас пообещал друг-другу нечто важное, и мы собирались сдержать эти, немного детские для нашего возраста, клятвы.
Зайдя в вагон и поднявшись на второй спальный этаж, Катя оттуда долго махала мне рукой. Когда поезд с шумом гидравлики закрыл двери и немедленно тронулся Катя спряталась, и я больше не видел ее лица в окошке.
Я не спешил уходить с вокзала, смотрел на людей спешащих к своим поездам. Посмотрел, как словно космический корабль в док в пустоту между перронами вполз новый поезд. Точная копия того, который увез Катю. Я даже подумал что это поезд вернули, но на панно высветился совершенно другой маршрут этого нового состава и я усмехнувшись своей наивности побрел прочь.
Сев в машину оставленную мной на стоянке возле вокзала я не медля больше, поехал к Кате домой. Квартира скоро должна была перейти другому сотруднику, ввиду предстоящего длительного отсутствия Катерины и я хотел просто на последок убедится что там не осталось ни ее ни моих личных вещей.
Я ничего не обнаружил и просто сел на диван в ее кабинете, стараясь запомнить это ощущение такого ставшего мне родным дома. Скоро туда должны были приехать уборщики и за ними въехать новые хозяева. Они наполнят квартиру другими запахами, звуками… мыслями. А пока там пахло Катей… Там даже в пустой квартире я слышал ее тихий голос, что ночью обещал мне так мало, но так много для наших обстоятельств. И везде чувствовался буквально спертый воздух так и не сказанных, но таких, наверное, нужных слов. Не до конца открытых тайн и мыслей. Не полностью понятых мной идей. А главное душивших так меня в последние дни… наверное все-таки слез. Я сдержался, только помня ее слова о ненависти к плачущим. Но она сама не выдержала накануне и расплакалась у меня на плече. Успокаивая, ее я успокаивал и себя. И мне удалось даже ее рассмешить, как это не странно. А может просто у нас у обоих нервы разболтались за это время таких острых переживаний грядущей разлуки. Мы смеялись, хохотали над какими-то пустяками совершенно не думая о том, что завтра мы расстанемся и может быть не увидимся.
Из квартиры Кати я поехал в институт. Вместо того чтобы попасть на вторую хотя бы пару я направился в деканат и написал заявление с желанием сдать экстерном программу, отделяющую меня от третьего курса. В деканате разве что глаза в изумлении квадратными не сделали. Я через пень колоду посещал последний месяц занятия и вдруг прихожу и прошу дать допуск к зачетам и экзаменам второго курса. Из деканата меня отправили к ректору.
Ректор выслушал мою дущещипательную историю о том, что я такой старый, а мои ровесники уже по специальности практику трехлетнюю проходят, кивнул и дал разрешение после сдачи экзаменов за первый курс до первого сентября сдать экзамены за второй. Когда я дома рассказал об этом родители, то услышал нечто новое про себя:
- Молодец, сын. - сказал папа. - Я всегда знал, что ты не захочешь оставаться вторым и третьим. Дерзай.
- Я в тебя верю. - сказала мама и попросила все-таки не сойти с ума сдавая довольно объемную программу второго курса за два месяца.
Я начал учиться. Не так как это надо делать. То, что я делал, называлось «сжигать мозг». Найдя через приятелей врача, что выпишет мне рецепт на некоторые лекарства, уговорив врача, что мне это действительно нужно и от этого зависит больше чем моя никому не нужная жизнь, пройдя обязательное обследование, я получил что хотел. Вернувшись домой с пакетом коробок «НООТРОСТАЗА» я спрятал их подальше от родительских глаз и сел за учебники.
С памятью стало все просто. После этой химии я помнил любой прочитанный текст. Были проблемы с пониманием материала. Но либо через мозговой штурм, либо через Сеть я находил объяснения и эти объяснения так же выжигались в моих мозгах. Ох, я прокляну потом все за то что так себя изнасиловал. - думал я глотая очередную капсулу.
С экзаменами за первый курс я разделался легко. Как мне было и обещано, я, как староста группы, получил по многим предметам оценку на полбалла выше. А по забавному предмету Социология я умудрился получить оценку выше максимальной. Ну, очень меня всегда интересовал социум. Сдав зачетку в деканат, я был послан готовиться к экзаменам вместе с двоечниками второго курса, пытающимися перебраться на третий.
Моя комната превратилась в кабинет безумного ученого. Тетради и многоразовые пластиковые планшеты валялись по полу и мама, заходя, боялась даже что-либо трогать, так как в моей голове жестко заседало, где я бросил тот или иной предмет. Курьезов получилось не мало. Особенно с питанием. Я иногда просто забывал, что не ел почти два дня. Наконец вспомнив это, я наедался от пуза и немедленно усыпал.
Зачеты были самым геморройным препятствием. Без них было невозможно получить допуск к экзамену. Но зачеты получить это было еще то приключение, когда на всех кафедрах оставались только дежурные преподаватели. К примеру, курс базового биологического синтеза я так и не сдал и просто приперся в день назначенного экзамена с пачкой тетрадей и планшетов с решенными работами. Профессор, раздав темы экзамена, буквально все остальное время проверял мои работы, пока я слонялся не допущенный по коридору. Экзаменационная комиссия кажется очень не хотела видеть меня среди сдающих. И профессор отказался принимать у меня экзамен в тот день.
- Вы мне и так всю голову чушью вашей засорили! - возмущался он в ответ на мой ропот.
Придя, домой я завалился спать расстроенный и проспал до вечернего звонка Кати.
- Как ты там, солнце? - спросила она улыбаясь. Я заметил, как она стала ярко красить губы и, что на ее левой щеке появился очередной модный серебристый рисунок.
- Типа, еще живой. - вяло отвечал я.
- Кто тебя там так заездил? Кто такая? Я ее знаю? - спросила она, не переставая улыбаться.
- Вот это мне неизвестно. - Сказал я - может ты и знакома с ней.
- Брюнетка? Блондинка? - улыбалась она понимая что я шучу.
- Базовый органический синтез…
- Ооооо! - рассмеялась Катя - Так ты сменил ориентацию? Тебе нравятся мальчики? Я вымученно улыбался. Наморщив лобик, она вдруг спросила:
- Подожди так органический синтез, он на втором у нас был…
- А у нас вот на первом. - сказал я, не желая посвящать ее в свои планы: - Значит я буду умнее тебя?
- Никогда! - заявила Катя и добавила: - Кстати я по синтезу трояк получила помню. Все лето пересдавала. У тебя двойка?
- Я к экзаменам допуск еще получаю. - честно признался я.
- Неа, - уверенно сказала Катя. - Не судьба тебе быть умнее меня.
Подтрунивая надомной, Катя, мимоходом рассказывала, какие у нее новости за последнюю неделю. С кем она там познакомилась. Какой замечательный у нее руководитель проекта. И вообще, какой лапочка этот Поляков. И парни у него работают отличные. Я хмыкал и просил ее непременно рассказать мне о ее первом парне на новом месте. О впечатлениях.