- Это я понимаю, что уж лучше мы… - сказал я и чуть не закашлялся очередной раз, вдыхая в себя наркотический дым. Поборов спазмы в горле я сказал: - Просто странно…
Выкидывая еще довольно неплохой окурок, Василий грея руки о железную кружку с вином сказал:
- Меньше думай о всякой фигне такой. Просто делай что должен. И не парься. Пойдем в тепло, стоять тяжело.
В тепле стало не только тяжело стоять, но и говорить. Укоризненно улыбаясь с наших блаженствующих физиономий, Настя сказала:
- Вась, ты же сейчас опять в лазарет пойдешь… охрана тебя таким увидит весь завтрашний день будут обсуждать в каком ты состоянии был.
Не обращая внимание на нетерпимое от других «Вась», наш полковник только рукой махнул, и вяло сказал:
- Я умею держать себя в руках.
- Даже чересчур. - Согласно кивнула Настя. - Вы с Алинкой уже полгода вместе, а ты ее все по баракам да в лазарете держишь.
- Ей осталось три месяца. - Сказал он твердо. - Потом, захочет, останется со мной… не захочет, что ж, пусть едет к себе, если там лучше. Обращаясь ко мне, Настя спросила:
- А если бы я была на месте Алины, а ты на месте Васи, ты бы так же меня мурыжил по баракам? Я ответил честно:
- Нет. Я бы тебя всяко вытащил к себе и поффигу, кто что говорит. Кривясь в усмешке, Василий сказал нравоучительным тоном:
- Не быть тебе начальником лагеря.
- Да и, слава богу… - замотал я одурманенной головой.
- Да не понял ты… - сказал Василий. Он, смотря только на Настю, обращался все-таки ко мне: - Понимаешь… Это даже не то, что все должно быть по правилам… Это даже не какая-то моя, блин, правильность… просто… Это жизнь. В ней есть некоторые условия, правила. Блин, как язык то заплетается… правила, вот… Которые кстати помогли мне не сгинуть даже после Последней ночи.
- И что это за правила? Мучить любимых по баракам? - спросила Настя, внимательно изучая лицо Василия. Дурман как-то неправильно подействовал на мои мозги, и отчего-то ревность кольнула мне в груди. Настя никогда так вот в мое лицо с интересом не смотрела. А от него ждала словно открытия, откровения какого-то. Но Василий поднялся и, прижимая палец к губам, сказал:
- Тсссс. Не буду говорить. Зря вообще начал.
- Ну, скажи! - потребовала Настя. Она посмотрела на меня, ища поддержки, и сказала: - Тёма всю ночь спать не будет мучиться начнет… и я голову сломаю, что же такое таинственное ты хотел сказать.
Посмотрев на меня, словно оценивая, я, вообще, способен не спать, и мучится ночами, Василий сказал:
- Да ну глупости все это… Кое-как мы на пару уговорили его сесть обратно на стул и рассказать.
- Понимаете… только никому. А то подумают, что полковник того … сбрендил.
- Да не тяни ты. - Попросил я. Меня уже начинала смешить эта детская серьезность и таинственность.
Василий посмотрел куда-то вверх в недавно мной лично выкрашенный потолок и сказал:
- Вся наша жизнь… это что-то типа рынка. За все надо платить. Но не деньгами или нервами… А не поверите чем… - он замолчал не в силах кажется подобрать слова. - Черт, даже не знаю, как сказать-то. В общем, надо постоянно выбирать… постоянно. Выбирать людей… выбирать дело, это понятно. Но иногда чем-то приходится жертвовать. И часто принеся в жертву этой жизни свою любовь… буквально отказавшись от нее, расставшись через надрыв души, ты получаешь что-то такое взамен… Или наоборот… обретя свою настоящую любовь можно потерять все остальное. Блин, Настюх, Темка, я пас… я не смогу объяснить… не в том состоянии. Вы не поймете, а главное не поверите… Это реально слишком серьезно, чтобы в нашем обдолбанном состоянии о таком говорить. Там не обмануть. Там не приврать или привесить… что-то очень точное определяет нашу жертву и награду за нее… это не только о любви. Это обо всем. Словно вечный торг. Я отказываюсь от этого, а получаю то… у меня забирают это, но дают что-то другое. И обмен на первый взгляд может показаться неравным, но я давно понял, что он всегда до грамма взвешен. Забрав у тебя все, кто-то там… он даст тебе какое-то великое знание и понимание…
Он еще что-то пытался связно объяснить нам, но потом словно очнувшись, наотрез отказался продолжать этот разговор. Поднялся и ушел в лазарет к своей красавице. Уже поздно ночью, лежа в нашей постели уставшие от ласк, мы пришли к выводу, что полковник то наш, конечно хороший парень, но как-то у него что-то не то с головой. Ну, не может же он серьезно говорить о таких вещах. Обнимая друг друга мы так и не нашли кто и чем из нас пожертвовал обретя друг друга…
Я был удивлен, увидев себя самого сидящим в каком-то супер-пупер кабинете в странном мягком и удобном кресле. Передо мной стоял стол с абсолютно мне непонятной техникой. Только что за плоская вертикально стоящая штуковина я не сразу, но осознал. Это был компьютерный монитор. Только я никогда в жизни не видел, что бы электроннолучевые трубки могли бы уместиться в такое невеликое расстояние. Я с интересом нагнулся и посмотрел на экран, на котором смешно прыгал какой-то зайчик.
От моего разглядывания техники меня отвлекло тактичное хмыканье за спиной. Я повернулся резко и увидел стоящего у дверей мужчину в строгом костюме и с интересом разглядывающего меня самого.
Мужчина прошел через кабинет и, обогнув мое кресло, занял место напротив меня перед монитором.
Оставив в сторону прозрачную папку с какими-то бумагами, мужчина склонился немного над столом и стал пристально разглядывать мое лицо.
Заметив его серо-зеленые болотного цвета глаза, я откровенно перетрухнул. «Северянин» пришло мне на ум. В нашей стране цвет глаз был преимущественно карим с различными оттенками вплоть до черного, и любой другой цвет выдавал в человеке либо иностранца, либо смесь. Хотя и рожденные от браков с другими нациями дети в основном рождались с темными глазами. Как говаривал один мой знакомец: «Слишком сильный ген». Передо мной сидел либо северянин, либо удачная помесь.
- А вы кто? - странно выпячивая челюсть, через это довольно продолжительное молчание, спросил мужчина. Я представился и мужчина сказал:
- А как вы сюда попали?
- Не знаю. - Честно признался я.
Словно задумываясь о чем-то своем, мужчина откинулся в кресло и посмотрел в потолок. Он молчал, а я не знал, что мне делать или хотя бы куда деть руки.
- Может вас совесть мучает? - выдвинул странное предположение незнакомец.
- Да нет… не особо. - Сказал я пожимая плечами.
- Тогда дважды странно. Ну, ладно. Пойдемте, я провожу вас обратно. У меня скоро встреча, но не с вами.
Он поднялся, и я с сожалением тоже выбрался из такого удобного для меня кресла. Выйдя в недлинный светлый коридор, мы пошли по нему, минуя массу закрытых дверей.
- А там что? - спросил я нагловато.
- Тоже самое… - ответил мне мужчина без пояснений и даже не обернувшись.
Дойдя до одной из предпоследних дверей по правую руку, он открыл ее и приглашающим жестом указал мне входить. Но я не вошел… точнее не вышел.
Улица, с бегущим по ней тихо шуршащими колесами машинками, сразу показалась мне абсолютно чужой. Как и запах. А уж когда по странной, возвышающейся над дорогами и тротуарами конструкции пробежал какой-то недлинный, в несколько вагончиков, поезд я окончательно шарахнулся назад в коридор и сказал мужчине:
- Я не оттуда! Закрыв дверь и посмотрев внимательно на меня, мужчина спросил:
- А откуда тогда вы?
Я попытался вспомнить все, что знал о своей стране и коротко изложить это мужчине.
- Не продолжайте. Я понял… - морщась, сказал он. - Ну, так и что? Разве здесь хуже?
- Ну, уж нет… я хочу домой. К Насте.
- К кому? - не понял мужчина.
- К жене! - сказал я, уже нисколько не смущаясь своего положения и своего местонахождения.
- Понятно. - Кивнул мужчина: - А зря. Ведь, по сути, человеку все равно где жить. Все равно кто у него жена. Все равно даже как он умрет и где. Только вот сами люди не все это понимают…
- Нет, уж. - Сказал я, понимая, что Настя мне не все равно. Да и смерть бывает разная.
- Ну, как хотите. - Сказал мужчина, и ничего больше не говоря, пошел по коридору в кабинет который мы недавно покинули.
- Мне с вами? - спросил я его громко вдогонку.
- Нет. Просто проснитесь. Вас самого, куда надо вернет.
- Что? - не понял я.
- Просыпайтесь, говорю! - крикнул мужчина и, раздраженно махнув рукой, зашел в кабинет и закрыл дверь.
Я стоял, не понимая как можно проснуться, если я не сплю. Но через некоторое время у меня это получилось.
Ранней весной начались побеги. По одному, по двое, по трое. Наверное, не проходило недели, чтобы на утреннем построении нам не докладывали, что кого-то не хватает. Разговаривая с пришедшим в лазарет, якобы по болезни, добровольным помощником я и Сергей недоумевали:
- Куда бегут? Зачем?
Крупный мужчина довольно преклонных лет посмотрел на нас молодых с усмешкой и сказал:
- Не куда, а от чего. От вас, от обязательной работы. На свободу. Заманчиво ведь. - Он мечтательно пожевал губами и признался: - Я бы сам многое отдал, чтобы просто прогуляться сейчас вот по берегу тающей реки. Подышать весенним лесом. А не в пять утра коровник чистить…
Я, вспоминая, что нужно будет новое поле огораживать для будущего выпаса уже порядком исхудавшего скота, предложил помощнику:
- Подберите пять-семь человек, не склонных к побегу, и, за которых вы сами сможете поручиться. Список Сергею Алексеевичу передадите. Вместе с вами, чтобы список был. Будет не пыльная работа, как раз на берегу реки и в лесу. И отдохнете от бараков с коровниками и воздухом надышитесь.