Дети, которых постоянно осуждают, бранят, стыдят или бьют за ошибки, не стремятся стать лучше. Они часто опускают руки и оправдывают свое поведение, потому что их сердце черствеет. (Психологи называют это состояние «синдром сухих глаз».) Когда вы напоминаете ребенку о хороших качествах его характера и поддерживаете в нем понимание, кто он есть на самом деле, то помогаете ему сохранить веру в себя. Это гораздо эффективнее научит его мужеству, необходимому для правильного поступка, чем все угрозы и наказания.
Это не значит, что у ошибок и неблаговидного поведения ребенка нет нежелательных последствий. Если Эльза устроила погром в доме и перевернула все вверх дном, потому что ей не разрешили надеть свитер сестры, то вы можете лишить ее прогулки в парке. Но, как вы уже поняли, мой подход к нежелательному поведению заключается в ином. Я смотрю на причины, вызвавшие плохой поступок, и не думаю о нем как о заслуживающем наказания (или поощрения). Я не верю в эффективность временного решения, мне гораздо интереснее понять, какие чувства вызвало у ребенка его плохое поведение, и выяснить его корни, чем произвольно назначать наказание.
Это нормально, если дети лгут?
ВОПРОС: Мой десятилетний ребенок стал завзятым вруном. Он рассказывает разные истории, лишь бы не быть наказанным. Я никогда не знаю, когда он говорит правду, а когда привирает. В результате приходится допустить, что он врет, и соответственно наказывать его. Конечно, он приходит в ярость, если действительно говорит правду, а я не верю ему. Как узнать, врет он или нет?
РЕКОМЕНДАЦИЯ: Когда ребенок ведет себя нежелательным образом, я надеваю кепку детектива и задаю один из следующих вопросов: «В чем смысл этого поведения? Зачем ему врать? Какое удовольствие он хочет получить или какой боли пытается избежать? Что он выиграет в результате лжи? Скорее всего, избежит неприятных последствий своего поведения. Все ясно, не так ли?»
Я часто говорю: мы учим ребенка быть честным или нечестным с нами, и это зависит от того, как мы реагируем на его слова – особенно когда он говорит то, что нам не хочется слышать. Что происходит, когда ваш сын говорит неприятную правду? Вы приходите в ярость? Демонстрируете свое недовольство сыном? Чувствует ли он себя пристыженным или смущенным? Униженным? Это не значит, будто вы виноваты в том, что ваш сын нечестен или он не должен отвечать за обман. Но когда я работаю с лживым ребенком, то всегда предполагаю следующее: ребенок поступает так, чтобы выбрать наилучший для себя вариант из двух возможных.
Больно, когда дети обманывают своих родных. В этом случае пропадает ощущение близости, такое важное для ребенка. Но если ваш сын чувствует, что правда разочарует вас, боится вашего гнева или наказания, то он будет врать, считая обман наименьшим из двух зол.
Чем больше вы будете работать над ролью Капитана корабля, который способен с присутствием духа выслушать трудную правду от своего сына, тем менее вероятно, что он будет пытаться защитить себя (и вас) при помощи обмана.
Возможно, вам следует почитать литературу о том, как укрепить привязанность и близость между вами. Когда дети чувствуют, что их любят, за ними смотрят и радуются их присутствию, то в них просыпается естественное стремление к сотрудничеству и им гораздо труднее перенести неприятные ощущения от обмана.
ВОПРОС: Когда мы были детьми, отец делал для нас все, что мог (мама не жила с нами). Но я был злобным и диким подростком. Я тусовался с хулиганами и участвовал в проделках, которыми не могу похвастаться: мы поджигали почтовые ящики и разрисовывали стены граффити. Я изменил свою жизнь и хочу, чтобы мои дети – девяти и одиннадцати лет – брали пример со своего папы. Нужно ли мне рассказывать им, что было у меня в юности?
РЕКОМЕНДАЦИЯ: Большинство из нас совершали поступки, которые свидетельствуют о временной потере морального компаса. Хотя очень трудно полностью избавиться от неприятного ощущения в животе при воспоминании о тех временах, когда мы поступали плохо, гораздо больше значит, кем вы являетесь сегодня. Из вашего рассказа ясно, что вы сами сделали себя человеком, которым хотели стать, и это наиболее важно.
Я не могу решать, что вам рассказать детям и когда, и не могу однозначно ответить на ваш вопрос, как сторонний наблюдатель. Лучшее, что я могу посоветовать, – прислушайтесь к своим инстинктам и решайте, нужно ли рассказывать детям, какую цену вы заплатили за поступки в раннем возрасте. Возможно, им будет полезно узнать, что вы испытываете боль, вспоминая о них. Убедитесь, что вами движет стремление поведать подробности только для пользы детей, а не облегчения собственного чувства вины. Не превращайте их в исповедников.
Если же вы решите, что детям не следует знать о ваших правонарушениях, то будьте откровенны с самим собой. Убедитесь, что ваши побуждения правильны – вы же не думаете, что ребенок готов объединить «старую версию» своего отца с тем человеком, которого они знают сегодня.
Если вы испытываете потребность загладить вину – послать письмо с извинениями, возместить убытки, выплатить долг, то сделайте это. Никогда не поздно все исправить. Я надеюсь, что вы не только приняли на себя ответственность за свой выбор, но и простили самого себя. Как сказала Майя Энджелоу, «Когда мы знаем больше, то и поступаем лучше». Похоже, теперь у вас именно такая ситуация, и у вас получится вырастить детей, которые сделают правильный выбор.
Глава 8Воспитание эмпатии, неравнодушия и сострадания
Именно сострадание связывает людей друг с другом – не жалость и не покровительство, но умение обращать общие страдания в надежду на будущее.
На первый взгляд наш биологический вид отличается большим разнообразием. Сегодня в мире говорят примерно на 6500 языках. Мы все по-разному выражаем в словах наши надежды, потребности, страхи и мечты.
Но что это за надежды, потребности, страхи и мечты? В общем и целом все они похожи. Мы – единственный вид, который топчется на этой планете, пытаясь выжить, сохранить жизнь детей и по возможности сделать время пребывания здесь значимым.
Иногда я представляю себе человечество как семена жизни, рассыпанные по земному шару. Мы едим разную еду и отличаемся друг от друга цветом кожи, но являемся членами одного и того же племени, и если хотим выжить как вид, то наши дети должны знать: мы все взаимосвязаны на самом основном, клеточном, уровне. Наш мир – очень непрочное место, а способность выказывать внимание и сострадание к близким человеческим существам является критичной для нашего выживания.
Больше двадцати лет назад изучавшие мозг обезьян ученые Джакомо Риццолатти и Витторио Галлезе обнаружили интересные факты. Они открыли так называемые зеркальные нейроны. Когда обезьяна достает и хватает орех, у нее возбуждаются определенные группы нейронов мозга. Но когда обезьяна видит, что орех достает ее сородич, область моторных нейронов также активируется. Другими словами, даже если животное само не совершает действие, его мозг реагирует так, словно оно действует.
Дальнейшие исследования подтвердили, что зеркальные нейроны и нашего мозга становятся активными, когда кто-то другой грустит, сердится или радуется. Это помогает нам почувствовать его ощущения, встать на его место. Считается, что зеркальные нейроны определяют человеческую эмпатию, позволяя нам быть отзывчивыми по отношению к другому человеку. То есть мы можем переживать его ощущения, мы устроены так, чтобы сопереживать. Поэтому я верю, что мы можем развить в детях способность настраиваться на чувства других людей или защищать себя от внешнего влияния.
Не так давно мой сын запустил проект и веб-сайт под названием «Письма к бывшему себе», приглашая людей обращаться к более молодой версии себя с догадками, советами и успокаивающими словами, основываясь на том опыте, который они получили в дальнейшей жизни. Идея состояла в том, чтобы обсуждать напряжение, охватившее человечество в преддверии миллениума. Первоначально он собирался создать пространство для обмена мудрыми мыслями, так сказать, взаимного обогащения: сын и его сверстники могли бы поучиться у старших, а старшие почерпнули бы мысль-другую от младших товарищей. Когда он собрал коллекцию писем, написанных людьми различного возраста и происхождения, я обнаружила, что мой сын переживает некую трансформацию. Его сердце постепенно раскрывалось.
Мне приходилось рассказывать сыну истории о людях, не имевших таких преимуществ в жизни, какие получили мы. По возможности я знакомила его с путешественниками, которые могли поведать мальчику о мире, простирающемся за пределами нашего двора. Ему едва исполнилось три года, когда мы впервые взяли его с собой в Индию, а снова поехали туда через четыре года, и еще раз, когда моему сыну исполнилось десять. В пятнадцать лет мы с ним два с половиной месяца путешествовали по Уганде, Танзании, Австралии и Новой Зеландии – изучали, учились и помогали людям. Став студентом колледжа, он провел семестр в Сенегале, где жил в местной семье. Я знаю, что этот опыт помог ему научиться состраданию. Он стал молодым человеком, который уверенно чувствовал себя в обществе любых людей, любого социального положения и образа жизни.
Однако именно чтение столь искренних и откровенных писем пробудило моего сына. Когда мы с ним разговаривали, он часто говорил мне под конец: «Я люблю тебя». Иногда он звонил, чтобы просто сказать спасибо – за то, что мы обсудили какую-то тему или просто пообедали вместе с большим удовольствием. Я видела, как он прикладывает значительные усилия, чтобы принять и поддержать взаимоотношения с другими людьми, помимо меня.
Одно письмо буквально перевернуло душу Ари. Оно пришло от молодого человека, иммигранта из Китая. Этот человек обращался в письме к маленькому мальчику, которым он был когда-то.