– У тебя новые способности появились, что ли? Такое вообще… возможно?
Он только хмурится и падает на диван. Мария Магдалина тут же запрыгивает на подлокотник и, урча, принимается месить обивку лапами.
– Позаботься о Мередит, хорошо? – шепчет Джаред, легонько касаясь ее носа.
Кошка тотчас спрыгивает с дивана и уходит на кухню за Мередит.
– Газ взорвался, значит, – говорит Джаред.
– Лучше не напоминай. – Я сажусь рядом. – А вопрос, собственно, вот в чем: что нам теперь делать?
– А что мы можем сделать? Мы ведь даже не знаем, что происходит.
– Да брось, Джаред, уж Богам-то известно…
– Майки, если б оно было так просто, я бы давно все разузнал, тебе не кажется?
– Что разузнал? – спрашивает Мередит, подсаживаясь к Джареду с тарелкой сыра и крекеров. Мария Магдалина устраивается у ее ног.
– Разузнал бы, что происходит, Кусик, – честно отвечает Джаред.
Она кивает – с самым серьезным видом.
– В Интернете по-прежнему никакой инфы. Куча слухов и теорий, но в основном народ просто гнобит тех, кто распространяет сказки про вампиров. А те гнобят остальных, которые не верят в сказки про вампиров. Короче, все такие умные, просто жуть. Но никто ничего толком не знает. – Она отправляет в рот крекер. – Я, пожалуй, раздам все свои феньки и шмотки с «Сердцами».
– Я бы тоже раздал на твоем месте, – говорит Джаред.
– У тебя точно все нормально? – спрашивает он меня по дороге на работу (Мэл уже вернулась от Стива, с которым провела целый день). Я бы мог не выходить сегодня на смену, но дома не сидится. Я словно все время чего-то жду… Это чувство, наверное, самое ужасное в жизни подростка. Большую часть решений за тебя принимают другие люди. Причем эти другие нередко ошибаются. Или просто не хотят думать о последствиях. Вот же гады.
– Все нормально, – отвечаю я.
– Неправда.
– Утром я битый час чистил зубы – все никак не мог сделать это правильно. Мэл наконец заметила и вытащила меня из ванной.
– Ну, я же говорю.
– Джаред, мы должны что-то сделать. Выпытать у хипстеров, что происходит. Или у Нейтана…
– Господи, Майк, да оставь ты беднягу в покое! Я тебе уже сказал, что он был со мной и Хенной в кино…
– И все-таки он может иметь к этому отношение. Не доверяю я ему. Зачем он ночью ездил на Поле? Зачем ошивался возле моего дома в кромешной темноте?
– Знаешь, мама у него всегда такая грустная… Я таких грустных людей еще не встречал. Мы же ему сами рассказывали про Поле. Может, в тот вечер ему захотелось куда-то уехать из дома. Ты превращаешься в параноика.
– Конечно, я параноик! Ты, что ли, меня не знаешь? Моих сестер чуть не убили, Джаред. Прямо на моих глазах.
– И тебя, – тихо произносит Джаред. – Тебя тоже чуть не убили.
Я отвожу взгляд и смотрю в темноту за окном его крошечной машинки.
– Спасибо, друг.
– Слушай, а что нам вообще известно? – говорит он. – В амфитеатре погиб только один человек.
– Хипстер.
– Ну да, хипстер. Хорошая девочка. Умная и в математике шарит. Она не заслужила такой смерти. Никто из них не заслужил.
– Если, конечно, это не они кашу заварили.
– Даже если они! – строго осаживает меня Джаред. – И потом, ты же видишь, они сами напуганы, в школу не ходят. И правильно делают.
Я молчу. Не спорю. Тут он, наверное, прав.
– И судя по тому, что мне удалось разузнать у бабушки…
– Так ты поговорил с бабушкой?! Я думал, до нее никак не добраться.
– Было непросто, я бы даже сказал охренеть как трудно, но кое-что я все-таки узнал. Когда подобное случалось раньше – она здесь уже бывала, помнишь? – за такими массовыми мероприятиями всегда следовала развязка.
Я молча жду, когда он продолжит.
– Какая развязка?
Он пожимает плечами:
– Не знаю. Должно же все как-то разрешиться. Хипстеры что-нибудь придумают.
– Если придумают.
– Раньше придумывали.
– Но это не значит, что так будет всегда. И это не значит, что больше никто не пострадает и не умрет.
Джаред въезжает на парковку перед «Гриллерз».
– Возможно, мы никогда не узнаем, что происходит, Майк. И ничего больше не увидим…
– Джаред…
– Выслушай меня. – Похоже, теперь он разозлился. – На носу выпускной, потом лето, а потом мы уедем и наша жизнь изменится. Неужели ты хочешь все это время жить в страхе?
– Почему нет?
– Пожалуйста, не надо! – Он до сих пор зол. С чего бы? – Не всем суждено быть Избранными. Не всем суждено спасти мир. Остальные просто живут, стараются получать удовольствие, заводят друзей, устраивают свои жизни, ищут любовь. Все это время они знают, что мир непостижим, но при этом пытаются найти свое счастье.
Он крепко вцепился в руль, и я вижу, что от его ладоней исходит свет.
– О чем ты молчишь? – спрашиваю я. – Что происходит?
Джаред вздыхает, и его ладони гаснут.
– Я не знаю, что происходит. Я ничего не знаю про голубоглазых копов, столпы света и все эти хипстерские заварухи. Но кое-что мне известно. Первое: не советую им взрывать школу до нашего выпускного. И второе: если они причинят вред кому-то из моих близких, то я превращу их жизнь в ад. В буквальном смысле.
И знаете, от его слов мне немного легчает.
Смена выдалась безумная. Тина тоже вышла в зал и обслуживает столики, хотя в будний вечер народу бывает мало. Город как будто почувствовал неладное: никто не хочет оставаться один. Мэл и Хенна привозят Мередит (на сей раз она садится в моей части зала). Я приношу им целую гору сырных тостов. Хватило бы накормить неравнодушного к сырным тостам кашалота.
– Как рука? – спрашиваю я Хенну, а та в ответ крепко меня обнимает.
– Чешется, – шепчет она мне в ухо, а потом садится и долго меня разглядывает.
– Ты чего?
– Ничего. Просто ты теперь герой. Людей спасаешь.
– То есть ты больше на меня не злишься?
– А я разве злилась?
– Ты сегодня без Нейтана? – замечаю я (ну не могу удержаться!).
Она хмурится и садится рядом с Мередит, которая уже вся перемазалась маслом от сырных тостов. Народу в кафе столько, что другой возможности поболтать с ними у меня уже не будет. Я приношу Хенне и Мередит чизбургеры, а Мэл – салат с курицей. Она набрасывается на него так, словно ее всю жизнь морили голодом. Я смотрю на нее слишком долго. Она корчит недовольную рожицу.
Полчаса спустя они еще сидят за столиком, как вдруг происходит нечто совершенно неожиданное, просто из ряда вон (уже второй раз за неделю!). Нет, это не бомба, но сравнимо.
В кафе приходит мой отец.
– Папа?..
От удивления я встаю как вкопанный у самого входа, где Тина одновременно воюет с меню и пытается рассаживать людей. На улице выстроилась очередь, что обычно происходит только утром в воскресенье, когда из всех церквей разом выходят оголодавшие прихожане. Папа стоит в голове очереди и ошалело смотрит по сторонам, при этом от него даже не разит перегаром.
– Людно сегодня, а?
– Что ты тут делаешь?
Он щупает свой воротник, лишь изредка поднимая глаза на меня.
– Встречаюсь с мамой. Она уже пришла?
– Вы встречаетесь здесь? В кафе?
Видимо, до папы наконец доходит, что я очень удивлен. Он смущенно замолкает.
– Э-э… ну да…
Я только хмыкаю в ответ, не зная, что еще сказать.
Тут Тина не выдерживает.
– Смотрю, ты не очень занят? – тараща глаза, спрашивает она. – А я – очень!
Я прихожу в себя.
– Пап, вон за тем столиком сидят Мэл, Мередит и Хенна. – Показываю пальцем на столик. Оттуда на нас смотрят ошарашенные лица. – Может, ты… ну… с ними сядешь?
Папа кивает, но к столику не идет.
– А можем мы с тобой… поговорить?
Стараясь не глядеть на злую-презлую Тину, я отдаю ей свои кофейники и выхожу с папой на улицу. Там только начинает смеркаться. За неделю до концерта «Сердец в огне» дожди прекратились, и лето уже явно на подходе. Если мы до него доживем.
Папа морщится и щурится, как будто думает о чем-то, и снова теребит воротник рубашки.
– Не хочешь снять галстук? – спрашиваю я.
– Хм-м? – К галстуку он даже не притрагивается. Только смотрит на пухлый месяц в темнеющем небе. – В твоем возрасте мы думали, что человек к этому времени уже поселится на луне.
Я молчу. Он тоже.
– Пап, я тут занят… Чего ты хотел?
Он чешет ухо. Сперва мне кажется, что его шатает, но нет – он просто переминается с ноги на ногу, не в силах нормально стоять на месте. Я опять принюхиваюсь. Он замечает это и ухмыляется.
– Да трезвый я.
– Ну… хорошо.
– Слушай… – опять начинает он и опять не заканчивает.
– Пап, серьезно, мне надо работать…
– Я решил лечь в реабилитационный центр.
Отец замолкает: из кафе выходит семья. Следом за ними на улицу высовывается Тина и буравит меня разъяренным взглядом. Я жестом прошу у нее еще одну минуту, и она уходит.
– Ну, это… это здорово, пап. Я…
– Только после выборов, конечно.
Я хмурюсь.
– Мне кажется, это поважнее чем…
– Идея не мамина. Хотя она уже давно об этом просит.
– Не знаю, пап, откуда мне знать? Маме сейчас…
– У нее впереди большое событие. Не хочу ей все испортить, она так долго этого ждала. – Он все мнется, изредка поднимая на меня взгляд и тут же его пряча.
– Пап! Пап? Посмотри на меня.
Он медлит, потом все-таки смотрит мне в глаза. Даже в сумерках видно, что зрачки у него размером с тарелку.
– Что ты принял? Валиум? Какое-то сильное успокаивающее?
– Да все хорошо! – Папа расправляет плечи. – Мне только надо дотянуть до выборов, потом лечь в реабилитационный центр, и все будет хорошо! Заживем дружно, как раньше…
– Я буду учиться в двух штатах отсюда.
Отец немного мрачнеет.
– Ну да. Да, я знаю.
– Зачем ты приехал, пап? Ты правда ужинаешь с мамой? Или просто решил со мной поболтать в самый людный вечер года?
Он опять хмурится и смотрит на луну.