рь не бывает. Боевые дивизии требуют пополнения. Откуда его взять? Из тех резервов, которые выискиваются в освобожденных районах. Именно запасные полки занимаются срочной мобилизацией военнообязанных. И тут-то и начинается страда: тех, кто не нюхал еще пороха, обучить солдатскому делу, а тем, кто позабыл, что такое ратное поле, напомнить о нем. И всех надо обуть, одеть, от каждого принять военную присягу, в точно назначенное время скомплектовать маршевые роты и доставить их туда, куда прикажут. А армия наступает, наступает, входит в глубокий прорыв, далеко отрываясь от своих тылов. Тут-то и держит экзамен запасный полк на оперативность, на умение выходить из положений, из которых, казалось бы, выхода никакого нет.
Раннее весеннее наступление на юге Украины в 1944 году. Рывок Степной армии от Криворожья до Днестра... Размытые и растолоченные дороги, взорванные мосты. В иных крутоярах машина по кузов увязала в топях. Вся фашистская боевая техника осталась в степях Украины - пушки, танки, машины всех марок оккупированной Европы. "А вот наши пушки, танки - с нами, на Днестре, - говорил мне генерал Бочкарев. - А они ведь тоже из металла и не по воздуху летели через всю Украину. Там, где не могли пройти "челябинцы", двухосные "студебеккеры", там все решали солдатские руки. Люди тащили на себе снаряды и пушки даже самых крупных калибров... А как справлялся со своей задачей наш запасный полк? Положим, маршевые роты приходили в точно назначенное время. Но были случаи, когда солдат одевали как попало... Командир полка - твой предшественник полковник Стрижак - докомандовался до того, что пополнял боевые дивизии плохо обученными и необмундированными солдатами. Для него, видите ли, солдатские штаны оказались тяжелее пушек... Батальоны растянулись на десятки километров, штаб, по существу, потерял управление. И каждый батальонный командир, а то и ротный был бог-отец, бог-сын и бог - дух святой... Стрижак отстранен от командования и наказан..." На прощание генерал, пожимая мне руку, сказал: "Иди, Тимаков, командуй. Не руби сплеча, не удивляй лихостью. Немалое предстоит тебе, партизан. Наломаешь дров - найдутся добренькие, простят: мол, что с него возьмешь, напартизанил. А другие пустячную ошибку твою раздуют, раскричатся: "У него партизанские замашки!" Иди, припрет - звони, но не по пустякам"...
Вот и иду, шагаю по вязкому тракту. За обочиной - обглоданные осколками акации. Ветерок жмется к земле, баламутит лужи. Темнеет. Вхожу в хуторок из трех хатенок, стучусь в первую - в окне женщина, разглядывает.
- Свои, тетенька.
- Та куда же вас, господи! И пустого уголоч,ка нет.
- В тесноте, да не в обиде, хозяюшка.
Вхожу - тяжелый, спертый воздух. В темноте раздвигаю сонные тела, втискиваюсь между ними.
А утром - солнце, много солнца; дорога понемногу подсыхает, но кое-где колеи так глубоки, что бывалые "ЗИСы" кузовами лежат на размокшей земле. Тягачи не в силах стронуть их с места... Ребята в серых шинелях, подоткнутых выше колен, как муравьи, облепили кузов со снарядами: "Раз-два, взяли!" Задний мост поднимается, машина выкатывается на проходимый участок. Молодцы! Гуртом и батька можно бить.
Идут танки-"тридцатьчетверки", прямо по пахоте. Дуют себе на полной скорости, грязь из-под гусениц - до самого неба. В открытых башнях черномазые танкисты, и море им по колено.
Солдаты успели протоптать тропу от столба к столбу. Догоняю группу без оружия, с тощими вещевыми мешками за плечами. Замыкающий, ефрейтор, чернявый, шустрый, увидев на мне погоны старшего офицера, звонко крикнул:
- Брать нога, едренка вошь!
- Пусть идут, как шли.
Подошел к нему.
- Иди, как шла!
- Кто будешь? Кого и куда ведешь?
- Товарищ подполковник! Докладывает ефрейтор Касим Байкеев. - Тычет пальцем себе в грудь, потом указывает на молчаливых солдат: - Я госпиталь, он - госпиталь. Запасный полк идем.
- Значит, попутчики...
Шагаем. Спрашиваю ефрейтора:
- Ранен?
- Никакой рана! Бомба контузий дал.
- Отделением командовал?
- Какой отделений? Командиру полка сапоги чистим-блистим, обед варим, записка носим!
- Где семья?
- Шентала... Хороший баба, мальчик один, мальчик другой... Я повар: салма, беляш, перемечь, катлама. Хорошо делаю... А война плохо - баба нет!
Солдат, что шел рядом, засмеялся:
- Заливаешь, ефрейтор! Кто вчера к хозяйке подсыпался?
Касим гневно:
- Зачем так говоришь? Я ходил скаварода просить, масла просить, тебя, шайтан, кармить! - У ефрейтора раздулись ноздри.
- Он пошутил, - успокаиваю я.
- Дурной шутка!
Мужиковато согнув спины, солдаты удалялись, а я остался на горочке. Мне надо, как прыгуну перед разбегом, набрать полные легкие воздуха.
12
Сверху смотрю на уютный, умостившийся в долине поселок. Посредине высокая кирпичная труба, а под ней обшарпанное здание буквой "п", окруженное бочками.
Чем ближе к поселку, тем острее дух перебродившей виноградной выжимки.
Вышел на прямую улицу и увидел невооруженных мужчин, одетых кто во что горазд. Они кругом сидели на ярко-зеленой травке. В середине старший лейтенант, жестикулируя, что-то рассказывал. Потом зычно скомандовал:
- Во взводные колонны становись!.. Сержанты, строевая!
Четыре взвода: в одном безусые ребята, в других народ постарше. Есть и такие, что в отцы мне сгодятся. Кто они? Ребята, положим, понятно: подросли за годы оккупации. А кто постарше, у кого шаг строевой? Где они были, когда другие дрались под Москвой, отстаивали Сталинград, разбили врага под Курском, форсировали Днепр?
Слыша за спиной громогласные команды, я вышел на площадь, за которой виднелось кирпичное здание с коновязью у высокого крыльца. Штаб полка? Подтянул ремень на гимнастерке, шинель - на все пуговицы и пошел напрямик.
Пожилой солдат держал на коротких поводках дончаков чалой масти. Глаза его уставились на входную дверь, у которой стоял часовой с полуавтоматом. Из здания вышел майор лет сорока, в новеньком кителе, с орденом Красной Звезды. Скользнув по мне серыми глазами, приказал коноводу:
- Степан, лошадей!
Не слишком умело вдев ногу в стремя, он грузно бросил тело в седло. Часовой остановил меня у дверей:
- Вам в резерв, товарищ подполковник? Так он за трубой.
- Мне в штаб запасного полка.
Солдат крикнул:
- Товарищ дежурный!
Вместо дежурного появился подполковник, толстогубый, с отечными мешочками под глазами.
- Чего расшумелся? - спросил у часового.
- Они в штаб просятся, - тот кивнул на меня.
Сизые, гладко выбритые щеки подполковника - на расстоянии ощущался запах трофейного эрзац-одеколона - дрогнули. Четко сдвинув каблуки сапог довоенного образца, приложив руку к козырьку, не столько растерянно, сколько удивленно спросил:
- Вы?.. Мы же за вами машину послали.
- Разминулись, значит.
- Разрешите представиться: начальник штаба армейского стрелкового запасного полка подполковник Сапрыгин Александр Дементьевич.
Пожатие у него короткое, сильное. Приглашая меня в штаб, на ходу заметил:
- Только что отбыл наш замполит товарищ Рыбаков Леонид Сергеевич.
- Встретимся.
- - Это конечно...
Часовой отдал мне честь, положенную командиру части, - отбросил полуавтомат вправо.
Кабинет начальника штаба скромный: стол с картой-километровкой, три венских стула, два полевых телефона. Я протянул Сапрыгину пакет с приказом о моем назначении. Наступила пауза; казалось, начштаба полка хотел вычитать в приказе то, чего там не было. Я предложил ему папиросу:
- Подымим?
- Это можно.
Сапрыгин плечист, складен, лицом бледен.
- Александр Дементьевич, доложите, пожалуйста, о личном составе полка, его вооружении и о том, о чем найдете необходимым.
Он докладывал не спеша, обдумывая каждую фразу. Чем больше я узнавал, тем больше становилось не по себе. Десять тысяч солдат! Мобилизованных по ходу наступления от Днепра к Днестру, прибывших из фронтовых госпиталей. Это же дивизия!.. Начштаба докладывать докладывал, но, как я успел заметить, пристально следил за тем, какое впечатление производили на меня его слова. Они потрясали, фразы доносились, как прерывистые выстрелы полуавтоматов: бах! бах! бах!.. Что он, хочет удивить или запугивает? Я прервал его:
- Вы давно в полку?
- Со дня основания. Вы пятый комполка.
Странно... Война застоя не любит, ни позиционного, ни служебного. На ней от лейтенанта до полковника порою шаг короче, чем в мирную службу от одного звания к другому. Но на той же войне бывает и так: этот шаг еще короче от полковника до рядового штрафного подразделения...
- На улицах маршируют взводы полка?
- Так точно.
- Они кое-как обмундированы.
- Тыл отстал. Впрочем, за него отвечает ваш помощник по хозяйственной части майор Вишняковский. Прикажете вызвать?
- Потом разберемся. - Я откровенно потянулся, зевнул. - А сейчас бы баньку, да погорячее. Как насчет этого?
- Сообразим. - Посмотрел на ручные часы. - О, в нашем распоряжении минут сорок - пятьдесят.
Предбанник встретил нас... музыкой. Белобрысый солдат, склонив голову на трофейный аккордеон, шустрыми пальцами перебирая клавиши, наигрывал бравурный марш. Александр Дементьевич улыбался, обнажая зубы до самых десен:
- А ну рвани-ка нашу!
Мы раздевались под штраусовский вальс. Вошли в чистую просторную мойку. Начштаба уселся подальше от меня, - жаль, спину друг другу не придется потереть... Я залез на верхнюю полку, подставил бок под черное отверстие, из которого шел горячий пар. Хорошо! Рубцы на ране смягчаются, по всему телу расплывается приятная теплота...
В предбанник вышли вместе. Сапрыгин острым взглядом скользнул по моей ране:
- Здорово полоснули...
Я посмотрел на белобрысого баяниста:
- Хорошо играешь, парень. Спасибо, иди отдыхай.
Солдат ушел.