— Да?
— У меня была довольно тяжелая жизнь.
— Гм, — кашлянул он.
— Не беспокойтесь, я не стану утомлять вас рассказом. Но в одном можете не сомневаться: моего знания жизни хватит на то, чтобы поверить в самые неожиданные происшествия.
— Разговор с Рикертом вы тоже относите к таким происшествиям?
— Посмотрим, — сказала она серьезно. Сейчас это была уже не та девушка, которая препиралась с Лолеком у Старого кладбища. Сняв плащ, она осталась в скромном голубом платье с белым воротничком. Вызывающая вульгарность, так коробившая его, куда-то исчезла.
Генрик открыл бутылку вина. Они поставили закуски на поднос и перешли в комнату. Он сел на тахту, а она — в кресло, стоящее перед низким столиком. Генрик рассказал ей о покупке тросточки и объяснил, что привело его к Рикерту.
— Что вы обо всем этом думаете? — спросил он.
— В привидения я не верю, — помолчав немного, ответила она. — Рикерт умер. Следовательно, человек, с которым вы разговаривали в его квартире, был не Рикерт.
— Почему вы так думаете?
— Вы же сами мне сказали, что тот человек ни разу не назвал себя Рикертом.
— Однако он дал понять, что это так.
— Он думал, что вы знакомы с Рикертом и его мистификация не удастся. Но быстро понял, что вы Рикерта никогда не видели. Однако до самого конца беседы он не был в этом уверен, поэтому ни разу не сказал, как его зовут.
— Почему же он не сказал прямо: «Рикерт умер»?
— Именно в этом и заключается секрет. Пользуясь тем, что все родственники и знакомые магистра поехали на похороны, неизвестный человек с неизвестной целью вошел в квартиру покойного.
— Если верить соседке, двери были закрыты и ключи лежали у нее.
— У него могли быть свои ключи.
— Верно, — согласился он. — Но почему же этот субъект пригласил меня в комнату, выдавая себя за Рикерта, вместо того чтобы прямо сказать мне: «Пан Рикерт умер» или «Пан Рикерт будет позднее»?
— Припомните еще раз как следует начало разговора с этим человеком.
— Прекрасно помню, как все было. «Слушаю вас. В чем дело?» — «Я хотел бы поговорить с магистром Рикертом». А он спрашивает: «О чем вы хотите поговорить?» Тогда я начал объяснять, что купил в комиссионке одну вещь и хотел бы кое-что о ней узнать. «О чем именно идет речь?» — спросил он, а когда я заколебался, он пригласил меня в комнату.
— Вот именно, в этом вся соль! Именно здесь ключ к разгадке. Похоже на то, что он пригласил вас только тогда, когда узнал цель вашего прихода. Иными словами, вы его чем-то заинтересовали. Это было для него так важно, что он не стал отделываться от вас и пошел на мистификацию, выдавая себя за Рикерта.
— Ничего не понимаю, — вздохнул Генрик.
— Но ведь это проще пареной репы. Допустим, незнакомец находился в квартире для того, чтобы украсть какую-нибудь вещь. Часы, деньги, золотой браслет, меха, радиоприемник. Вдруг в квартиру, где он хозяйничает, входит какой-то субъект, то есть вы. Что ему делать? Сплавить вас как можно быстрее, чтобы иметь возможность довести свое дело до конца. Сделал он это? Нет. Услышав, что вы пришли по поводу какой-то вещи, он пригласил вас в комнату. Больше того, он даже выдал себя за Рикерта, чтобы узнать, о какой именно вещи идет речь. Он действовал вопреки воровской логике. Следовательно, это не был вор в обычном понимании этого слова. Он явно что-то искал в квартире покойного. Искал, но не мог найти. Вдруг появились вы. Он пригласил вас, ибо рассчитывал, что вы каким-нибудь образом сможете помочь ему в его поисках. Вы ему рассказали о тросточке. И что тогда произошло?
— Он потерял ко мне всякий интерес. Дал понять, что пора оставить его одного.
— Иначе говоря, он искал не тросточку.
— Вы были бы великолепным детективом! — воскликнул он. Они выпили по рюмке вина. Рассуждения девушки и в самом деле показались ему очень логичными. Гордость его, однако, была сильно уязвлена: ведь скорее ему полагалось бы сделать подобный вывод. Он выпил еще одну рюмку вина и сказал:
— По-моему, автомобильная катастрофа была подстроена. Рикерта убили, и в квартире Рикерта я разговаривал с его убийцей.
Пить он не умел. После четвертой рюмки он изменил свою версию следующим образом.
— Я когда-то видел пьесу Сухово-Кобылина под названием «Смерть Тарелкина». Тарелкин был тип, по уши залезший в долги. Чтобы избавиться от кредиторов, он инсценировал свою смерть, купил гроб, положил туда куклу, похожую на него, под куклу — дохлую рыбу. Что вы скажете, если выяснится, что мы участвовали в похоронах куклы господина Рикерта, магистра и искусствоведа. Вас не восхищает такая гипотеза?
— Нет, — откровенно ответила она. Демонстративно убрала со стола недопитую бутылку вина и унесла ее на кухню.
Ему это очень не понравилось. Горький опыт подтвердился еще раз: стоит только пригласить молодую девушку в холостяцкую квартиру, как она сразу начинает распоряжаться, как у себя дома. Не захотела даже выслушать его гипотезы до конца.
Генрик пошел в кухню, чтобы заварить черный кофе. Розанна или Зося — ему было все равно, как ее зовут на самом деле, — включила проигрыватель и поставила старинный вальс «На сопках Маньчжурии». Генрик вылил себе на брюки черный кофе. К счастью, брюки были темными и пятно можно было замыть горячей водой. Он вынул из шкафа другой костюм и заперся в ванной. Включил газ, чтобы нагреть воду. Из-за шума колонки и бульканья воды он едва услышал звонок телефона. Пока он накинул халат и вбежал в комнату, телефон уже не звонил. Трубка лежала на вилке аппарата, из радиолы гремел старинный вальс.
— Звонила какая-то женщина, — с равнодушным видом объяснила Розанна-Зося.
— Юлия? — обрадовался он.
— Не знаю. Спросила Генрика; услышав мой голос, никак не хотела поверить, что это действительно ваша квартира. Я ей сказала, что вы в ванне и что я с удовольствием вас позову, по она бросила трубку.
— Это была Юлия! Она хотела объясниться со мной.
— А трубку все-таки бросила, — вздохнула она, удачно разыгрывая сожаление.
«Я потерял Юлию. Теперь я уже наверняка потерял Юлию», — подумал Генрик и вернулся в ванную.
Но через минуту телефон зазвонил вновь. На этот раз Генрик опередил Розанну. Как молния, метнулся он к телефону и схватил трубку.
— Генрик слушает, — тепло произнес он.
— Говорит реквизитор киностудии, — прохрипел в трубке мужской голос. — В комиссионном магазине мне сказали, что вы на днях купили старинную тросточку со штыком. Она нужна нам для одной картины. Будьте так добры, уступите ее нам.
— Нет.
— Сколько вы за нее заплатили?
— Пятьсот злотых.
— Мы дадим вам тысячу.
— Нет.
— Полторы тысячи.
— Она не продается. Это историческая ценность.
— Именно такая нам и требуется. Я предлагаю за нее две тысячи злотых. Согласны?
— Я не продаю ее. Благодаря ей я напал па след одной архиинтересной истории.
На другой стороне провода долго не отвечали. Потом голос отозвался снова.
— Три тысячи! После окончания фильма можете получить тросточку обратно. Устраивают вас такие условия?
— А для какого фильма она нужна? — спросил Генрик.
— Для фильма «Влюбленные». Вы согласны?
— Нет. Ни в коем случае, ни при каких условиях. Трость я не продам.
— Это ваше последнее слово?
Генрику показалось, будто в голосе мужчины звучит бешенство и даже угроза.
— Да, последнее.
На другом конце повесили трубку. Генрик передал Розанне содержание разговора. Вдруг он хлопнул себя по лбу.
— Черт возьми! Откуда этот реквизитор знает, что в тросточке штык? В магазине об этом понятия не имели, и о штыке я не говорил никому, кроме лже-Рикерта.
— Может, Лолек растрепал?.. — заметила Розанна.
— Реквизитор ссылается на информацию из магазина. Какая-то подозрительная история. Да, — вспомнил он. — «Влюбленные» — современный фильм. Зачем им понадобилась старомодная трость?
— Киношников не поймешь, — сказала Розанна. — Я читала как-то, будто фильмы, действие которых происходит на берегу озера, снимаются на берегу реки. Если в фильме речь идет о горах, то съемочная группа едет к морю, и наоборот.
Генрик взял телефонную книжку, нашел номер своего школьного товарища, как раз занятого на съемках фильма «Влюбленные».
— Тросточка со штыком? — удивился тот. — Что-то я не слышал, чтобы она была нужна нам. — И тут же спохватился: — Знаешь, старик, у нас всяко бывает. Вчера — не нужно, а сегодня — кто его знает… Подожди, я сейчас позвоню нашему реквизитору, а потом тебе.
Прождав напрасно целый час. Генрик опять позвонил другу.
— Нет, старик. Никакая тросточка нам не нужна, мне сам реквизитор сказал.
— Но ведь он же звонил мне!
— Да нет же! Говорю тебе, он ничего об этом не знает. Генрику было этого достаточно.
— Дело нечисто. Кто-то страшно хочет заполучить мою тросточку.
— Может быть, звонил лже-Рикерт?
— Не думаю. Ведь когда он услышал о трости, у него сразу пропал интерес ко мне.
— Это могла быть просто уловка. Так он себя и выдаст, ждите!
— Мне сдается, голос в трубке совсем не похож на голос человека, выдававшего себя за Рикерта.
— Телефон искажает голос, — заметила она и снова поставила «На сопках Маньчжурии».
Было около одиннадцати вечера. Генрих вооружился тросточкой и проводил девушку до трамвайной остановки.
29 мая, утро
Сестра Яна Рикерта, покойного магистра и искусствоведа, приняла Генрика очень тепло. Шторы на окнах были раздвинуты, комната проветрена, завядшие цветы убраны. Ничто не напоминало Генрику вчерашней встречи с таинственным незнакомцем.
Худенькая старушка оказалась на редкость веселой и болтливой. Она усадила его в кресло, то самое, в котором он сидел во время разговора с «Рикертом», и через десять минут они беседовали, как добрые, старые знакомые. От соседки ей уже было известно о некоем мистическом субъекте, находившемся в квартире ее покойного брата. К счастью, она не верила в привидения.