#останься дома и стреляй! — страница 11 из 40

Он не ожидал, что бастион падет настолько легко.

Ворота распахнулись, Полуянов припарковал машину. Кася, в пуховом платке поверх домашнего костюмчика, встретила его на крыльце. Лицо еще больше исхудало, глаза казались несусветно громадными. Синяк на щеке посветлел.

Она вымученно улыбнулась:

– Вы с добром? Или свою версию пришли подтвердить?

Дима всегда знал, что сказать женщине. А сейчас – чуть не впервые в жизни – не нашелся.

Она пригласила:

– Пойдемте в дом. Нет-нет, не разувайтесь.

Вдова провела его в кухню-гостиную. Немедленно поставила чайник и потянулась доставать чашки.

Дима сказал:

– Кася, подождите. Мне нужно с вами поговорить.

– Слушаю. – Она обернулась.

Он опустил голову:

– Простите. Я очень виноват перед вами.

Ее глаза заблестели, бархат ресниц задрожал.

– Что?

– Я виноват, подставил вас. Вчера на ток-шоу я решил щегольнуть – привел, как мне казалось, интересную статистику. А фактически получилось: вас обвинил. Извините меня за слабость! Вы, конечно, знаете принцип ток-шоу: обязательно говори, хоть что-то. Я сказал то, что причинило вам боль. Я не имел права этого делать.

Она поглядела с изумлением, прошептала:

– Вы… вы это серьезно? – И вдруг улыбнулась: – А я на вас в суд хотела подавать.

– Подавайте. Имеете полное право, несмотря на мои извинения. Но знайте: я пришел к вам не потому, что испугался суда. Просто на душе после вчерашней передачи очень паршиво.

Ее голубые озерца заблистели слезами:

– Вы такой удивительный! А я думала… весь мир против меня ополчился.

И Кася радостно добавила:

– Но теперь мы точно будем пить чай! Я испекла шарлотку.

Дима строил в уме много сценариев встречи с Касей – но подобного никак не ожидал.

Девушка сбросила с плеч пуховый платок. Домашний костюмчик болтается, ручки тоненькие. Что за контраст с мощными Надиными статями! И шарлотка оказалась совсем не приторным яблочным пирогом, к которому привык Полуянов.

Кася виновато произнесла:

– Если не понравится, сразу скажите. Она диетическая, из овсянки и йогурта обезжиренного.

И хотя Дима считал здоровой пищей кусок доброй свинины, диетическая шарлотка сама растаяла во рту.

Он похвалил:

– Вкусно.

– Понравилось? – просияла вдова, вскочила и положила ему на тарелку новую порцию.

Полуянов – ясное дело! – ехал сюда не только извиняться. Но вместо того, чтобы задавать вопросы по делу, он послушно умял шарлотку, а потом и саттвичные конфеты из меда, сушеной дыни, семян кунжута и орехов пекан.

– В них всего семьдесят килокалорий, – похвасталась Кася. – А в обычных – почти пятьсот.

И вдруг всхлипнула:

– Это я еще Сашеньке делала. Он ненавидел диеты, но мои конфетки с удовольствием ел.

Дима боялся слез, но девушка стиснула зубы и решительно промокнула глаза салфеткой. Выглядела она сейчас маленьким, задиристым и смешным сыном полка в форме не по росту.

Кася тихо сказала:

– Я, может быть, плохая, не всегда была добра к Саше. Но я его не убивала. Вы ведь за этим пришли?

Выглянуло солнце, подсохшие слезы в уголках глаз сверкнули бриллиантами. Диме вдруг отчаянно захотелось обнять, утешить, помочь.

Кася поспешно продолжала:

– Вы там говорили на передаче: ищи, кому выгодно, кто наследник. Так вот знайте: у нас был брачный контракт. В случае развода я не получила бы ничего. И завещание у Саши тоже есть. Дом достается его маме. Мне – только машина. А сбережений у нас и не было никаких.

– Э… и почему вы согласились на такие условия?

– Потому что я выходила замуж за человека, а не за его деньги.

– А кто был инициатором брачного контракта, завещания?

– Ну… мы-то с Сашей вообще ни о чем таком не думали. И делить было нечего. Когда поженились, он меньше меня получал. Потом дела пошли, мы начали строить дом. Муж уговорил меня бросить работу. А его мама очень боялась, что я хищница, выжму все соки, оттяпаю имущество. И потащила к нотариусу, хотя Саша не хотел. Но я не возражала – и он, в конце концов, поддался на мамины уговоры.

– Свекровь вас не любит?

– А хоть Кейт Миддлтон будь, – печально улыбнулась Кася. – Саша до тридцати пяти лет прожил с мамой, был для нее – всем. И тут появляюсь я. Соперница! Да еще без высшего образования, медсестра, приезжая. Пока Саша оставался в театре, кое-как общались. Но когда он начал карьеру в кино делать, Ольга Петровна совсем осерчала. Хотя радоваться бы надо!

Кася умолкла, потупилась. Дима тоже молчал.

Потом она вдруг спросила:

– У вас диктофон есть?

– Зачем?

– Вика, Сашин пресс-секретарь, вчера на меня насела: память о Саше, только хорошее. Я поддалась, а теперь думаю – все равно ведь узнают. Поэтому хочу правду вам рассказать.

* * *

Заранее Саша ее со своей мамой не знакомил, и только на свадьбе Кася поняла: как ни старайся, а подружиться со свекровью ей не удастся.

Она долго пыталась сохранять нейтралитет. Притворялась, будто не обижается на придирки. Мило улыбалась, когда Ольга Петровна откровенно над ней издевалась. Молчала в ответ на хамство.

А свекровь изобретала все новые и новые пытки. Она обладала удивительной способностью появляться в их доме в самый неподходящий момент. Умела находить даже незначительные огрехи. И бить – непременно по больному.

Бардин, конечно, видел, что мать несправедлива к жене. Но все время уговаривал Касю быть к пожилой женщине снисходительной.

На третьем году семейной жизни Кася не выдержала. После очередной инспекции свекрови она горько расплакалась и заявила, что больше с Ольгой Петровной общаться не будет.

Саша стал навещать свою маму один. К ним домой свекровь пусть реже, но все равно заявлялась, и дни ее визитов были для Каси худшими в жизни. Но самое ужасное происходило, когда у Ольги Петровны случались так называемые сердечные приступы.

Саша искренне верил: мама тяжко больна. Кася, по профессии медик, пыталась ему объяснить, что эпизодическая гипертензия и тахикардия – не самые страшные проблемы. Но он все равно возил Ольгу Петровну по врачам, оплачивал все новые и новые обследования, отправлял в дорогие санатории.

А Кася давно заметила: давление у свекрови поднимается строго в определенные дни. Например, невестка играет важный турнир, а Саша за нее болеет. Или когда они изредка выбираются вдвоем в ресторан. Но муж категорически отказывался соглашаться с тем, что хитрая женщина свои сердечные приступы умело режиссирует.

И год назад – когда им в очередной раз пришлось бежать из ночного клуба к одру вполне себе румяненькой свекрови – Кася, наконец, высказала наболевшее. Вышли из квартиры Ольги Петровны глубокой ночью – уставшие, пропахшие корвалолом, измотанные слезами старухи – и у невестки с языка сорвалось:

– Хоть бы твоя мать уже сдохла – по-настоящему.

И тогда Саша – первый и единственный раз в жизни – ее ударил. В лицо. Кулак попал в глаз и поранил скулу.

Касю никогда прежде не били. И вдвойне было обидно, что свекровь все-таки добилась своего. Внесла в их отношения разлад – да какой!

Боль и обида захлестывали. Сначала Кася вообще думала: не просто развестись, но и жизнь мужу испортить. Пойти в травмпункт, зафиксировать побои, в полицию заявить.

Но потом поостыла. Телефон распух от неотвеченных вызовов – муж звонил каждые полчаса. Саша слал ей сообщения, умолял простить. Клялся: разум помутился, аффект, больше никогда. «Ты знаешь мое отношение к маме. Я перенервничал. Сорвался. Прости».

Да и ей потерять его навсегда совсем не хотелось. Но напугать мужа следовало – чтоб в следующий раз было неповадно.

Поэтому на звонки с сообщениями она не отвечала. Переночевала у приятельницы, а на следующее утро отправилась за консультацией в центр помощи женщинам, пострадавшим от домашнего насилия. Назывался он «Подруги».

Касю, вместе с ее выразительным синяком, там встретили ласково. Немедленно провели в уютную гостиную, усадили на мягкий диванчик. Потчевали чаем, смотрели с сочувствием, но слова говорили страшные. Уверяли, что если ударил раз – то обязательно будет бить снова. А закончиться все может трагически – в России от рук супругов каждый год погибает как минимум двенадцать тысяч женщин.

Кася слегка обалдела от напора сотрудниц. Начала защищать Сашу, говорить, что они прожили три года и прежде никогда муж ее пальцем не трогал. Но «Подруги» продолжали наседать. Рассказывали, что певица Жасмин однажды простила – и в итоге муж сломал ей нос. А Валерию Барановскую супруг бил так, что она отлетала на пять метров.

– Но что можно сделать? – в растерянности спросила Кася.

– Быстро собирайте документы и переезжайте к нам, в наше убежище. Тут комфортно – комнаты на двоих, полный пансион, – радостно предложила одна из женщин.

– А что потом?

Вторая вздохнула:

– Во всем цивилизованном мире вам бы немедленно, безо всякого судебного разбирательства, выдали охранный ордер.

– Это что такое?

– Категорический запрет мужу приближаться ближе чем на сто метров, звонить, писать письма.

«Совсем не хочу», – подумала Кася.

Но кампания в ее защиту уже полыхала пышным цветом.

– Здесь, в России, сложнее. Но мы тоже боремся! Мы поможем вам зафиксировать побои и получить максимум имущества при разводе, – агитировала другая «подруга».

– Я… я должна подумать. – Кася уже не чаяла, как сбежать.

Тогда третья – по виду главная – женщина вдруг велела своим товаркам:

– Оставьте нас.

Те немедленно повиновались.

А дама (на ее бейджике значилось только имя – Юлия) произнесла:

– Вижу, вы пока не готовы к решительным действиям.

– Нет.

– Надеетесь, что насилие больше не повторится. И очень зря. Волк, коли попробовал крови, будет алкать ее снова и снова.

Кася опустила голову. Юлия печально вздохнула:

– Я могла бы вам привести десятки примеров, когда женщины надеялись на лучшее – но в итоге становились инвалидами или погибали. Но вы все равно не станете меня слушать.