– И ключи от твоего дома у него были.
– Нет! Нет! Зачем бы я давала ему ключи?
– Но ты все равно опасаешься, что несчастный случай устроил Денис. Верно?
– Я не знаю, – всхлипнула Кася. – Но он реально психанул из-за этого синяка. А ключи от дома я потеряла… где-то полгода назад. Саше ничего не сказала, просто сходила в металлоремонт, сделала копию. И только сейчас вспомнила: потеряла их – не помню где, но именно в тот день, когда мы с Денисом встречались.
– Да… При подобном раскладе тебя запросто могут признать соучастницей или даже заказчицей.
– Дима, ну, я прошу вас! Не пугайте меня! Мне настолько тяжело было покаяться перед вами! Лучше посоветуйте: что делать?!
– Как ты сама считаешь: Денис мог убить?
Кася задумалась:
– Ну… я все, конечно, сделала, чтобы его успокоить – не только секс. Специально при нем Саше позвонила: включила громкую связь и заговорила о травме. Из разговора понятно было, что я сама упала. Но Диня… он такой – если чего в голову вбил, то все. Он мог решить, что я Сашку покрываю просто.
– А ключи он украсть мог?
– Не знаю.
– В вашем коттедже видеонаблюдение есть?
– Есть, только Саша его не включал, когда дома был. Считал, что бессмысленно.
– И когда ты вернулась, дверь была заперта.
– Да, и дверь, и калитка. Все как обычно. Замки целы, признаков взлома нет. Следов у забора вроде тоже. Полицейские проверяли – но как-то вяло. Да и дни дождливые были.
– В ванной действительно никаких следов борьбы?
– Нет.
– Синяков, ссадин на теле?
– Дима! Но я же испугалась безумно, я не разглядывала! Но заметила: лицо – под водой – спокойное, даже счастливое. Меня очень это испугало. Он явно мертвый, но словно бы улыбается.
– А как у Александра было с алкоголем?
– Всем бы так! Полный контроль. В артистической среде это редкость. Но Сашу мама лет с шестнадцати учила: знать свою меру и всегда ее соблюдать независимо от обстоятельств.
– Мера – это сколько?
– Да совсем чуть-чуть: бокал или рюмка. Изредка – две.
– От него пахло, когда ты нашла тело?
– Пахло… Слегка. Но я не принюхивалась. Поймите же: мне очень страшно стало!
Ее глаза снова налились слезами.
А Полуянов опять поймал себя на деструктивной мысли. Да, Кася – особа лживая и женскими секретами владеет в совершенстве – все эти слезки, комплименты, восхищенные взгляды. Но хотя видел он ее насквозь, все равно еле удерживался, чтобы не схватить в охапку, не обнять крепко, не утешить.
Да, зря – очень зря! – он поехал к ней извиняться.
В детстве Полуянов читал, как может выглядеть мир после взрыва нейтронной бомбы. Сейчас описания фантастов обретали реальность. Самый час пик, семь вечера. Витрины ресторанов мерцают, но никто в них не входит. Улицы пусты. Только «Скорые помощи» завывают сиренами.
Надька тоже сегодня не дала тепла и отдохновения.
Едва вошел, напустилась:
– Дима, где ты бродишь?
– Где сейчас можно быть – кроме работы?
– А телефон почему молчит?
Он потихоньку начал заводиться:
– Я всегда выключаю звук, когда беру интервью!
– А потом почему не включил?
– Забыл.
– Я весь день с ума схожу! Знаешь, как мне страшно было!
Перепуганной она, однако, не выглядела – настоящая жена из карикатур. Дородная, румяная, только скалки в руке не хватает. Что за контраст с худенькой, реально взволнованной Касей!
Дима сухо спросил:
– Чего тебе бояться, если дома сидишь?
– За тебя беспокоюсь! Ты же постоянно рискуешь! А у меня сегодня начальница заболела! Температура под сорок, сделали КТ – поражение шестьдесят процентов. Сразу в реанимацию!
– Ну… Скоро получишь повышение.
– Не смешно! Она, между прочим, из дома только в магазин выходила! В перчатках, в маске! А ты по всему городу шляешься! Безо всякой защиты!
Умом Полуянов понимал: Надя просто за него очень переживает. Но он терпеть не мог, когда после сложного дня его прямо в коридоре начинали «грузить». И Митрофанова, кстати, об этом прекрасно знала.
Он сухо спросил:
– Ужин есть?
– Давно остыл! Откуда я знала, когда ты соизволишь прийти?!
Дима предложил миролюбиво:
– Я пойду разогрею.
Он сбросил ботинки и направился в кухню.
Надька снова взвилась:
– Куда?! А руки мыть?!
Детский сад. Злобная воспитательница. Полуянов послушно повернул в ванную.
Он мимоходом взглянул в зеркало. Лицо усталое, под глазами тени. Вот Кася бы на него с порога орать не стала – сказала бы что-нибудь доброе, приласкала.
Тьфу! Да что ж никак ее из головы не выкинешь? Недаром Кассандрой назвали. Настоящая колдунья!
Что скрывать: Лике куда больше нравилось, когда Кася была несчастной, беззащитной сироткой.
Двоюродная сестра появилась в ее жизни двадцать лет назад. Родители дали девочке вычурное имя Кассандра просто потому, что «дурака решили повалять», и сами закончили жизнь бесславно. Отец попал под поезд. Мама, как считалось, умерла от сердечного приступа, но в Ликиной семье всегда говорили: «Допилась». А Касю (когда думали, что дети не слышат) называли «типичным пьяным зачатием». Хотя сама Лика не видела в сестре генетических несовершенств. Подумаешь, простейший стих по два часа учит и в дробях плавает! Зато мальчишки хвостом ходят. У нее самой наоборот: отличные оценки, а внешность – самая заурядная. Мама всегда говорила, что жизнь их рассудит. Мол, красота – явление преходящее, а ум – это навсегда.
Кася с превеликим трудом смогла поступить в местное медучилище. Лика – покорила университет в Санкт-Петербурге. Касе с первого курса приходилось биться за кусок хлеба – мыть в больнице полы, выносить за старухами судно. Лика могла полностью сосредоточиться на учебе. Королевой красоты по-прежнему не была, но интересные знакомства появились. По счастью, в Северной Пальмире хватало молодых людей, не приходящих в ужас от слов «опера» или «музей».
Кася, едва окончив училище, тоже покинула их городок. Лика звала в интеллигентный Питер, но сестра предпочла купеческую Москву, где возможностей больше. Устроилась на работу в поликлинику, сняла даже не комнату, а угол. Жаловалась, что не высыпается. С удовольствием приезжала к Лике в гости – той родители купили в ипотеку «однушку».
Лика не понимала: как можно быть настолько амебой, чтобы работать в физиотерапии, включать старушкам «магнит» или электрофорез, получать гроши и ни к чему не стремиться? Она всячески подталкивала сестру выучиться – хотя бы на фельдшера. Какой-нибудь сертификат массажистки получить. Сделать пусть минимальную, но карьеру.
Впрочем, Кася слово «карьера» понимала по-своему и в один из приездов гордо доложила: она устроилась на работу в психушку. Да не в государственную, со ржавыми решетками и вечным запахом кислой капусты, а в крутую частную клинику. Имеет теперь униформу, трансфер, ресторанное питание, сосновый воздух, а главное – перспективы.
– Какие могут быть перспективы в сумасшедшем доме? – расхохоталась Лика.
И Кася поведала: народ в лечебнице (называть коттедж в престижном пригороде психбольницей даже язык не поворачивался) собрался чрезвычайно интересный: актеры, крутые блогеры, музыканты. Болезни у всех, в некоторой мере, аристократические – с тяжелыми психическими расстройствами сюда не брали. Анорексия, депрессия, людомания, панические атаки, самоповреждающее поведение, хикикомори. Ну и алкогольный делирий, конечно.
К тяжелым случаям хорошенькую медсестричку не допускали – Кася работала только с теми, кто уже после детоксикации или повернул на ремиссию. Бледные, нервные, раздраженные пациенты иногда пытались рявкать, швырять предметы. Но девушка еще по работе в районной поликлинике усвоила: орать на больных, а тем более жаловаться на них – занятие тухлое, тупиковое. Куда эффективнее улыбнуться, пошутить, посюсюкать. По голове погладить, в конце концов.
Да и как можно кричать на популярного телеведущего? Чемпионку мира по фигурному катанию? Известного писателя?
Тем более и главный врач наставлял:
– Уколы – дело десятое. Человеческий фактор в сто раз важнее. Особенно с нашими социопатами.
Кася правила игры легко усвоила: она пила с пациентами чай, играла с ними в «дурачка» и монополию, с трепетом и пиететом слушала новые песни и главы из книг. Флиртовала, а иногда вступала и в более близкие отношения – в надежде, что именно здесь и встретит своего принца.
– Не женится богема на медсестрах, – предупредила Лика.
– В обычной жизни нет, – согласилась сестра. – Но в клинике они несчастны, небриты, в спортивных костюмах. А я – ангел, облегчаю им страдания.
– У тебя зарплата какая? – поинтересовалась Лика.
Кася назвала очень приличную сумму.
– Ничего себе! За то, что в шашки с больными играешь?
Сестрица смутилась, замялась – но все-таки раскололась. Главный врач, когда собеседовал, сразу предупредил: если пациент захочет любви – в физическом смысле, – отказывать ему не обязательно. Влюбленность, флирт и секс для больных – важная часть психотерапии.
– То есть ты фактически проститутка?
Кася всхлипнула:
– Не называй меня так! Никто не заставляет обязательно с ними спать. Я могу сама выбрать и сплю – только с кем хочу.
– Но все знают, что ты доступна. Точно не будет дураков жениться, – предрекла Лика.
И ошиблась. Замуж девушки вышли в один год. Анжелика – за подающего надежды однокашника по аспирантуре, родом из Питера. Кася – за одного из своих пациентов (особо подчеркнула, что тот лежал в клинике всего-то с неврозом). Был он актером, служил в неведомом театрике в столичных Кузьминках.
Ликина свадьба проходила в ресторане на Невском. Касино торжество – в убогой «стекляшке» под названием «Мечта». Касин избранник показался Лике довольно милым. Но к нему прилагалась абсолютно несносная мамаша, невротическое расстройство в анамнезе, да и зарабатывал актер гроши, поэтому особо завидовать было нечему.