Билет у нее был до Питера – специально покупала на глазах у мужа, чтобы тот не сомневался, куда она едет. Жаль, конечно, что не увидит город на Неве, не пройдется по Фонтанке, но что поделаешь: спецоперация по поимке неверного мужа важнее.
Вроде ничего особо сложного, но Кася с самого утра ужасно нервничала. Первая в ее жизни шпионская история! Вспомнился Джеймс Бонд: тот вечно мартини пил – стресс снимал. Она решила тоже взять с собой алкоголь. Когда собиралась в дорогу, извлекла с задворок посудного шкафа маленькую походную фляжечку, наполнила коньяком и бросила в сумочку.
Саша провожать ее на вокзал не стал, сказал: пропуск жаль тратить. Может, едва она за порог – сразу любовницу позовет? И не надо ехать ни в какой Питер, просто вернуться домой – через часик-другой? Нет, вряд ли осмелится – когда еще не стемнело, на глазах у соседей постороннюю бабу в дом приводить. Надо следовать плану.
И хотя всему миру (кроме, может быть, Сашки) было наплевать, на какой станции пассажирка выйдет, девушка решила создать полную иллюзию, что она действительно едет в город на Неве. Надела яркую, красную куртку, под нее – кофточку с вырезом. Волосы уложила, глаза накрасила. Мужики еще не совсем одичали на карантине – оборачиваются, раздевают глазами.
Перезрелая проводница тоже внимательно оглядела пассажирку и выплюнула:
– Кресло пятьдесят восемь.
Место Кася выбирала по схеме вагона – чтобы сидеть в серединке и не у окна. Прежде чем поезд тронулся, вышла в социальную сеть и выложила два селфи – одно сделала на платформе, у хищной морды «Кондора», а потом в кресле. Немедленно получила первый лайк – от супруга.
Пробормотала:
– Рад, что избавился?
И, прикрываясь сумочкой, отхлебнула коньяку из фляжки.
Проводница обошла вагон, собрала бумажные билеты. Пассажиры массово уткнулись в гаджеты, редкие оригиналы шелестели страницами книг. Кася минут пять притворялась, что читает газету, но еще за кольцевую не выехали – поднялась с кресла, швырнула чтиво на сиденье, а на столике оставила початую бутылку воды. Спросила у проводницы:
– Ресторан в каком вагоне?
– Между шестым и седьмым.
– Пойду, там посижу. Здесь очень душно.
Проводница скривилась: мол, иди куда хочешь.
В ресторане тоже оказалось немало народу, но разместились по правилам: за каждым столиком по одному. Оно и лучше: никто не пристанет.
Кася просмотрела меню, споткнулась о фразу: «В связи с карантином спиртное не продаем!»
Она хмыкнула и заказала кофе с пирожным. Прикрывшись рукой, хлебнула еще коньяку из фляжки.
«Кондор» мчался, сердце тревожно билось. Пока дождалась заказа, прошло минут двадцать. До Твери оставалось всего ничего. Кофе исходил паром, пришлось, чтобы побыстрее остыл, добавить коньяка и туда.
Кася расплатилась наличными. В голове противно шумело, руки дрожали. Внутренний голос снова завел свою песню: вернуться бы сейчас в свой вагон, попросить чаю и ехать спокойно дальше, в Питер!
Но она представила потрясенное лицо свекрови, когда та узнает про подвиги сыночка, – и решимости прибавилось. Нет, раз взялась – доводи до конца.
Кася вышла из ресторана, проследовала на пару вагонов вперед, юркнула в туалет и открыла сумочку. Первым делом – удалить косметическим молочком яркий макияж, наглухо застегнуть блузку, собрать волосы в хвост, нахлобучить кепку. И, финальным аккордом, вывернуть наизнанку двустороннюю куртку – теперь красной стала подкладка, а основной цвет превратился в блекло-серый.
«Наш поезд прибывает на станцию Тверь», – возвестила громкая связь. Кася вышла из туалета и увидела: пассажиров у дверей скопилось немало. Вот пижоны! Обычная электричка в десять раз дешевле. Но ей сумбур на руку. Она затесалась в толпу, выпрыгнула на платформу и прошла, вместе со всеми, к выходу в город. И никто не заметил, что пассажирка сошла раньше.
Да и в Питере на это внимания не обратят.
Ольга Петровна
Наши дни
Начальник поезда убеждал: никакой юридической силы их разговор иметь не будет. Полицейские должны прийти сами, задать вопросы, оформить протокол. Но через три часа «Кондор» отправлялся обратно в Питер. Дальше смены менялись, вся бригада оставалась в городе на Неве и отправлялась отдыхать. Несчастная мать горько плакала, и проводница из третьего вагона сжалилась – не просто пообещала все рассказать властям, а вырвала из обычной тетрадки листок и записала для нее правду. Строчки неровные, кое-где кляксы – сама прослезилась, так сочувствовала чужой беде.
Сейчас Ольга Петровна на каждом светофоре бережно извлекала бумаженцию, перечитывала, и сердце пело.
Я, проводник вагона номер три Алимова Н. К., подтверждаю, что пассажирка с паспортом на фамилию Бардина, одетая в красную куртку, действительно предъявила билет до Санкт-Петербурга в мой вагон на место пятьдесят восемь. Через двадцать минут она спросила, где находится ресторан, ушла и больше не появлялась. Моя коллега официант вагона-ресторана Кочегарова Ю. Ю. рассказала мне, что девушка в красной куртке просидела за столиком примерно полчаса и ушла минут за пятнадцать до Твери. В Санкт-Петербурге из моего вагона пассажирка Бардина не выходила. Никто из моих коллег (а в коллективе мы ситуацию обсудили) после Твери ее в поезде больше не видел.
И пусть документ не официальный, Ольга Петровна верила: уже теперь-то просто отмахнуться от нее полицейские не посмеют.
В здании Тверского вокзала Кася откололась от общего потока, приобрела в кассе билет на ближайшую «Ласточку» до Москвы и отправилась в обратном направлении.
В этот раз тащиться пришлось подольше. Кася забилась в уголок. Наушники, медитативная музычка, успокаивающее дыхание, коньячок, притвориться, что дремлешь. Но обрести бодрость духа не получалось. Все время хотелось выдернуть и пожевать волос, хрустнуть суставом, отгрызть ноготь. Сашок – сволочь, конечно! Но вспоминались, будто назло, только приятные моменты. Они вместе сажают «свадебное» дерево на Мальдивах. Муж варит ей чай на семи травах – когда Кася заболела ангиной. Обстоятельно – со сравнительными таблицами характеристик – выбирает супруге машину.
Возможно, Джеймсу Бонду спиртное придает смелости, но Касю начало отчаянно клонить в сон. Девушка дремала, под стук колес, унылые звуки мантр и дребезжание стекол грезила, как все у нее в жизни сложится дальше. Свобода. Деньги. Никакого «орднунга» и контроля! Сама выбираешь себе друзей, подруг и любовников. Но предвкушения почему-то не было – только страх перед новой, самостоятельной жизнью.
На Ленинградском вокзале она оказалась в начале одиннадцатого вечера. Сначала на «Спутнике» – за восемнадцать минут – добралась до Мытищ, дальше погрузилась в автобус. Проверяла заранее: даже сейчас, в эпидемию, он переполнен, половину дороги стоя приходится ехать. И на ближайшей к их коттеджному поселку остановке народу выходит полно – рядом огромная новостройка с видом на свалку, приют для тех, кому не удалось покорить Москву.
Кася не беспокоилась, что ее кто-то узнает. На автобусах она сроду не ездила, в местных магазинах не отоваривалась, деревенские салоны красоты или аптеки не посещала. Плюс темнота, волосы спрятаны, козырек кепки прячет лицо в тени.
Она перебежала дорогу, еще больше ссутулилась, надвинула кепку на нос и постаралась сделать походку максимально мальчишеской.
Наружное видеонаблюдение у них в коттедже по всему периметру. Саша, если был дома, его не включал, но Кася, когда готовилась к своей спецоперации, на всякий случай выбрала место, куда камеры не дотягивались, – наискосок от дома, в самом дальнем от него углу. Там загодя и расшатала доску в заборе. Участок у них десять соток, фонарики только у входа, из окон – она проверяла – лаз просматривался, только если специально наблюдать.
Но времени – почти одиннадцать. Вряд ли Сашка сейчас будет глядеть во двор. Он или в ванне лежит в наушниках – обычный его ежевечерний ритуал. Ну, или с любовницей кувыркается.
От автобусной остановки девушка специально сделала крюк, чтобы зайти с тыла, у калитки с воротами не светиться. Прежде чем отодвинуть заборную планку и юркнуть в щель, осмотрелась: в доме светится дежурная лампочка в кухне, мерцает неяркий свет в спальне. На улице – тишина, темнота. Ни людей, ни машин.
Но когда Кася протискивалась внутрь, услышала шум мотора. Кто это еще? Вот некстати! Она быстро проскользнула на участок и уже с собственной территории увидела: мимо пронесся черный джип. В темноте Кася не смогла разглядеть номеров, но на душе стало неспокойно. Где-то она видела точно такую машину – и не здесь, не в поселке!
Когда вспомнила, облилась холодным потом и заверила сама себя: не может такого быть! Просто совпадение. Марка достаточно популярна, и джипов в Подмосковье больше, чем в столице.
Рев двигателя стих. Улица снова опустела.
Кася крадучись преодолела родной участок, отперла своим ключом дверь, присмотрелась, принюхалась. Ни единой приметы того, что в доме любовница. На кухонном столе – одинокая чайная чашка, засыхает хлеб (Саша вечно забывал убирать в пакет).
Кася скинула кроссовки, взлетела в одних носках на второй этаж и осторожно приоткрыла дверь в спальню. Покрывало на супружеском ложе смято. На полу – Сашкины майка и джинсы. Не похоже, что здесь оргия.
В ванной горит свет. Двадцать три ноль пять. Муж, похоже, слушает там музыку. Один. Неизвестный доброхот ее обманул.
Алкоголь выветрился не до конца, и Кася сладко улыбнулась. Представила, как Сашка сначала удивится, начнет расспрашивать, а потом, конечно, очень ее захочет.
Она скинула куртку, растворила дверь ванной, весело выкрикнула:
– Доставка пиццы!
И зашлась криком. Сашиной головы над водой не было – лишь прихотливое кружево мыльной пены. А над ней, в недвижимом изгибе, замерла рука. Пальцы сведены судорогой.
Медсестра не имеет права бояться. Она кинулась к ванне, рывком выдернула из воды тело. Муж – такой родной, беззащитный! Глаза наполовину прикрыты, лицо довольное, даже счастливое.