– Ну… Припарковалась я на Тенистой. «Мурано» точно не видела. На улице никого. У Тимофея Марковича только свет на крыльце – я сразу подумала, он с собакой пошел гулять. Когда во двор вошла, показалось: кто-то пробежал у меня за спиной и спрятался совсем рядом, за кустами смородины. Но, сам понимаешь, я преследовать не решилась. Захожу на крыльцо – дверь приоткрыта. Мне совсем страшно. Но все равно решила: в доме будет безопасней. Вижу в коридоре этот след огромный. У твоей Каси, кстати, какой размер?
Дима безропотно проглотил твою, ответил:
– Я не приглядывался. Но рост у нее примерно метр шестьдесят и тело достаточно гармоничное. Значит, тридцать шестой, может, тридцать седьмой.
– А в постели твоя Кася гармонична? – не удержалась от колкости Митрофанова.
– Полагаю, что да, – ответил Полуянов.
Он смело встретил разъяренный Надин взгляд и добавил:
– Она умеет… то есть умела привлекать мужчин. Даже я – врать не буду – голову слегка потерял.
– Для чего ты ее на мою дачу повез? Поиметь?
– Нет. Ей надо было скрыться.
– От кого?
Дима вкратце объяснил.
Надя ахнула:
– И ты поверил в этот бред? Она все-таки была в Москве в тот день! Значит, и мужа убила она! Точно!
– Но кто тогда убил ее?
– Ну, Кася твоя такая крыса, что желающих должно быть достаточно.
– Назови мне хоть одного.
– Пожалуйста. У нее ведь любовник имелся?
– Да.
– Чисто для секса – или любовь?
– Любовь. Жениться мечтал.
– Ну вот. Наверняка надеялся: муж на небеса, и Кася сразу к нему в койку. А она вместо этого – к тебе! На мою дачу. Тот ревновал, ждал, взялся следить за вами. Увидел, как вы там милуетесь, – и взыграла горячая кровь.
– Ее любовник ездит на «Мерседесе». Но все равно лихо. А еще варианты есть?
– Сестрица из Питера, шантажистка. Приехала за деньгами, а когда Кася ее послала – схватилась за молоток.
– Но когда Кася бы успела ее послать? Она спала, когда я уезжал. И убили ее примерно через полчаса, как я уехал, тоже спящую. К тому же пока полицейские дом ворошили, я эту сестру в Интернете нашел. Как и Кася, птица-невелица, худышка. Сорок второй размер обуви носить точно не может. Да и зачем ей так подставляться? Думаю, сестричка сидит себе спокойно в Питере и ждет, пока Кассандра ей два миллиона перечислит.
Надя нахмурилась. Она не первый раз помогала Диме в расследованиях и очень не любила, когда ее версии не находили отклика.
Полуянов сказал:
– Я вчера Касе велел вспоминать поименно всех, кого могла оскорбить, обидеть, унизить. Она уверяла: со всеми поклонниками расставалась культурно. Но одного человека упомянула – пациента из частной клиники, где работала. Влюбился, ответа не получил и покончил с собой. Венька Власов какой-то.
Надя вздрогнула и зловещим тоном спросила:
– Как ты сказал?
– Венька Власов. Полное имя, наверно, Вениамин.
– Ну, да. Вениамин В. А у него сестры случайно не было?
– Откуда ты знаешь? – изумился Полуянов.
– И сестра была?!
– Да.
– Что Кася про нее рассказывала?
– Что та ее убить поклялась. По телефону угрожала. Колеса проколола у машины. Куклу с вырезанным глазом подкинула. Она сначала боялась, но потом поняла: та только пугать может. И успокоилась.
– А еще эта сестра писала гневные отзывы на Клинику ментального здоровья, где Кася работала, и на дуру-медсестру.
– На Касю?!
– Там только «дура-медсестра». – Надя секунду подумала и добавила: – Родственница этого Вени – мне показалось – не слишком адекватная или глупая просто. Пишет, брат умер от того, что подлюга вколола ему лекарство неправильное в высокой дозе. А главный врач клиники отвечает, что Вениамин скончался в результате несчастного случая, причем через две недели после выписки.
– Где ты все это нашла?
– В Интернете.
– Умничка ты моя! – расчувствовался Полуянов. – Помощница! Спасибо!
– Помогать еще тебе, ха! Я на Кассандру твою компромат искала!
Надя порозовела, повеселела. Дима снял правую руку с руля и – довольно опасливо – водрузил ее на подругино бедро.
– Озабоченный, – фыркнула Надюшка.
Рука поползла ниже, ущипнула за ягодицу.
– Полуянов, – с угрозой в голосе произнесла она, – не забывай: у меня подписка о невыезде и репутация закоренелой преступницы. А под сиденьем наверняка есть монтировка. И вообще, – распалилась Надя еще больше, – не хочу я больше тебя! Ты изменщик! Ездил на мою дачу с любовницей. Охотничек, блин, за вдовушками!
Дима неохотно вернул руку на руль. Давно рассвело, над Москвой нависало тревожное, пыльно-малиновое солнце. Развязка перед кольцевой дорогой – несмотря на утренний час – выглядела пустынной. На обочине тревожно крутились мигалки на крышах полицейских машин, стояли блюстители порядка в черных масках.
Надя пробормотала:
– Какой-то Чернобыль, а не Москва. Когда ж это кончится, Дим?
Он вновь оторвался от руля и вызывающе – на глазах у полицейских – чмокнул ее в губы.
Страж порядка взметнул было полосатую палку – но передумал, останавливать не стал. Полуянов беззаботно сказал:
– Надюш! Главное, мы живы-здоровы. Что еще надо?
– Ну, мне бы еще хотелось на Бали, – капризным тоном произнесла она. – И подписка о невыезде, знаешь, как-то гнетет.
Он уверенно пообещал:
– От подписки избавлю. А пока будем над делом работать, глядишь, и Бали откроется.
Уже второй раз за сутки Дима укладывал женщин спать, причем разных.
С воробушком-Касей было тревожно, сладко и маятно.
С Надей – уютно, надежно, мило.
И стати ее больше не раздражали – очень хотелось вмять дородное тело в постель, навалиться сверху, спрятать лицо меж мощных грудей.
Но Митрофанова – пусть скандала не устроила – глядела по-прежнему сурово. Вырядилась в пижаму, когда начал подтыкать одеяло, шарахнулась. Сонным уже голосом пробормотала:
– И прилаживаться не смей! Иди спать на диван.
Но спать Дима не собирался. Нервное напряжение накопилось, клокотало внутри. По идее надо бы заварить пустырник и попытаться отдохнуть, но Полуянов сделал себе кофе. Пока пил, проглядывал новости:
– В Москве очередные пять тысяч триста пятьдесят восемь заболевших…
– В метро проводят круглосуточную тотальную дезинфекцию…
– Вопрос послабления карантинных мер можно будет поднять не раньше середины мая…
– Правительство Москвы подало на журналистку Елизавету Горихвост иск по обвинению в клевете…
С ума можно сойти от таких новостей!
Он отвернулся от российской ленты. В Европе оказалось чуть веселее – но тоже в тренде новой инфекции:
– Во Франции зарегистрирован первый случай заражения кошки коронавирусом… Если вы болеете, нужно обязательно носить в присутствии животного маску и мыть руки, перед тем как его погладить.
Усталый мозг отреагировал: «Ну, что за бред кругом! Бежать надо подальше. От цивилизации. Из города. От Интернета».
И чего они сразу не перебрались хотя бы к Наде на дачу? Митрофанова ведь предлагала, но Дима испугался «загнить в глуши». А теперь в оскверненный дом и пути нет.
Сытый новостями по горло, Дима открыл электронный почтовый ящик. Адрес печатали под каждым его журналистским материалом. Читатели охотно вступали в переписку, слали свои обиды, истории, мнения, частенько – угрозы, обманки и фейки. За долгие годы работы Дима виртуозно научился ставить своим корреспондентам диагнозы, вычленять среди них откровенных недоброжелателей и выуживать редкие жемчужины.
В «Молодежных вестях» еще со времен СССР сохранилась рубрика «Письмо позвало в дорогу». Читатели страшно гордились, если получалось заманить «самого Полуянова». Дима по сигналам из электронной почты срывался крайне редко, но сейчас он увидел письмо, которое заставило его залпом допить кофе и выскочить из квартиры, на ходу вбивая в навигатор адрес.
Не дает алкоголь того полета, как герыч, не дает, сколько ни выпей. Да и денег нет на него. Чистый продукт – удовольствие для буржуев, а разбодяженный колоть не хотелось. И плотняком на наркоту садиться тоже страшно. Пусть жизнь пустая, но коньки к сорока годам отбросить жаль.
Вера – пусть употребляла довольно активно – под забором пока не валялась. Здоровья хватало даже на работу ходить.
Вразнос она пошла относительно недавно. Всего четыре года назад – когда брат погиб. А пока Венька был жив, позволяла, как все: пивасик в жаркий день да винца в выходные. Но с тех пор, как брат погиб, собственная судьба тоже полетела под откос.
С Венькой они с детства – единое целое. Как-то изначально вышло, что делить было нечего, соревноваться не за что. Мальчик и девочка. Творец и обычная. Голова и шея. Родителям – по фигу на обоих. Еле дождались, пока дочке исполнится восемнадцать. Оформили на нее опеку над младшим братом – и усвистали за лучшей долей в Новую Зеландию.
Вера считала: Веня очень талантливый. Он прекрасно и загадочно рисовал, писал непонятные, волнующие стихи. Но зависть ее сердце не точила, наоборот: она им гордилась и всеми силами, с раннего детства, создавала Веничке атмосферу. Давала возможность не заботиться о глупостях и мерзостях бытия.
Обычно даже после дружного детства пути брата и сестры расходятся – но Вене с Верой и в голову не приходило разрушить свой симбиоз. Он продолжал творить – и со временем начал получать за это какие-то деньги. Рисовал, правда, не то, что хотелось, а портреты с фотографий на заказ. Она работала на скучной работе – и вдохновенно порхала над братом, продолжала создавать ему возможности, оберегать ранимую душу, обеспечивать уют.
Веня всегда был нервным, чувствительным. Плакал над мертвым птенчиком, начинал задыхаться, если что-то сильно его волновало. От любого стресса подскакивало давление. Врачи обещали: закончится подростковый период, и все пройдет. Но в восемнадцать лет у него случилась настоящая паническая атака – с истерикой, обмороком, попыткой членовредительства. Вера перепугалась, чуть было не вызвала обычную «Скорую» – но вовремя включила свой рациональный мозг. Не хватало им только учета в психушке! Она накачала брата успокоительным, сунула в машину и повезла в первую попавшуюся в Интерн