Она выскочила из постели, обняла меня, прижалась:
– Лизочка, ты что? Я к тебе, как к самому близкому человеку!
Лед не слишком помог. За ночь ее лицо еще больше опухло, раненый глаз полностью закрылся. Как мне больно было смотреть на такое!
Кася порхнула к зеркалу, фыркнула:
– Вот это видок! Лизхен, краситься – или ты меня такой потерпишь?
За ночь ее настроение очевидно улучшилось.
Я сердито произнесла:
– Одна фотография в прессе – и карьера твоего мужа закончена.
– Лизочка, я хочу кофе.
Мне казалось, она беспробудно спала всю ночь. Однако моя подруга, едва сели завтракать, заявила:
– Я все обдумала: подавать в полицию и разводиться пока не буду. Но надо иметь на него компромат на всякий пожарный. Сделаешь сейчас несколько фоток?
– Это не доказательство, – сухо ответила я.
– А как доказательство добыть, я тоже придумала, – гордо прочирикала подруга. – С полицией связываться не хочу – потом не отстанут. Пойду лучше в какую-нибудь организацию правозащитную под своей настоящей фамилией. Они зарегистрируют, что я к ним обращалась, – а потом, если что, я Сашке этим руки буду выкручивать.
Да, зря я вчера дала ей уснуть! Нужно было немедленно, пока Кася на эмоциях, наряд полиции вызывать.
Я, почти в отчаянии, спросила:
– Неужели ты можешь вернуться к человеку, который такое с тобой сделал?
– А ты мне тоже однажды пощечину дала, – напомнила Кася.
– Не сравнивай!
– Тут хоть никто не видел. А когда ты ударила – на меня все официанты глазели и смеялись.
– Кася!
– Что, Лиза? – повысила она голос. – Ну, брошу я его – а дальше? Брачный контракт оспаривать? Дом делить через суд? Даже если я получу половину – годы-то идут, мне уже двадцать девять. На брачном рынке полно юных хищниц.
– Давай жить вместе. Пока что здесь. Центр города. Три комнаты.
– Ой, нет, – перепугалась она. – У вас такие консьержи противные, вечно на меня косятся. Вот если бы ты в Лондон позвала!
Я понимала: дело не только в косых взглядах. Касе нужна стабильность, официальный брак. А заключить его между двумя женщинами в России невозможно.
В итоге расстались мы, не слишком довольные друг другом. Кася нашла в Интернете ближайшую к моему дому правозащитную организацию и отправилась туда. Я поехала на работу – по счастью, уже выслужила себе право раз в год явиться к обеду и ни перед кем не оправдываться.
Но едва вошла в офис, позвонила секретарша Самого Главного Босса и сообщила, что Митчелл срочно вызывает меня к себе.
Митчелл – генеральный директор. Под его началом восемьдесят восемь представительств в тридцати странах. Я прежде видела его всего дважды: когда подписывали контракт – вскоре после окончания моей учебы в Америке – и год назад – когда мне вручали премию Альбера Лондра [17].
По пути в пентхаус я постаралась смести с лица рассеянное выражение и дала мозгу сигнал – переключить мышление с русского на английский. Когда общаешься с серьезным человеком, переводить в уме нельзя – нужно думать на его родном языке.
Митчелл встретил меня ласково. Никаких начальственных столов – усадил на диванчик. Тон медовый:
– Я хотел поговорить утром, но тебя не было на работе.
– Простите. Возникли личные обстоятельства.
Что, интересно, ему надо? Митчелл – не того полета птица, чтобы распекать за опоздание. Да и в рабочем договоре у меня имеется пункт про ежегодный day-off без объяснения причин.
Он продолжал сочиться улыбкой, но в голосе я уловила слегка тревожные нотки:
– Полагаю, ты не на собеседование ходила?
Врать не стала:
– Нет. – И добавила: – Но личные обстоятельства складываются так, что я, возможно, буду искать другую работу. Мне крайне важно в самое ближайшее время уехать из России.
– С чем связано ваше нежелание работать в родной стране? – заинтересовался босс.
Запираться я не стала:
– Я лесбиянка и хочу жить в законном браке со своей постоянной партнершей. Здесь это невозможно.
Он с прямотой, привычной для европейцев, но дикой для наших лапотников, отозвался:
– Хорошо, что вы не стали скрывать от меня свои сексуальные предпочтения. Я хотел сегодня предложить вам возглавить наше представительство в Южной Корее. Но… ввиду особенностей вашей личной жизни… в Европе, конечно, будет комфортнее. Думаю, я смогу сделать некоторые кадровые перестановки и найти позицию в более толерантной стране. У вас есть какие-то предпочтения?
– Моя подруга мечтает поехать в Лондон.
– Хорошо. Вы туда поедете.
Мне впервые в жизни захотелось броситься на шею мужчине. Но я лишь спокойно спросила:
– Когда?
– Как только юристы подготовят новый контракт. Обычно это занимает максимум две недели.
Я пулей выскочила из офиса. Все равно сегодня мой выходной – нужно завершить его красиво.
Я набрала Касю, поинтересовалась:
– Ты где?
– Да только от правозащитниц отбилась, – хмыкнула она. – Хотели меня в приют засунуть.
– Какие планы?
– Собиралась тебе позвонить – спросить, что на ужин приготовить.
– Сегодня у меня остаешься?
– Ну… если можно.
– Ничего не готовь. Я буду дома через двадцать минут. У меня потрясающая новость.
Я была счастлива как никогда. Что за удивительное совпадение! Или это Вселенная услышала мой посыл?
Представительство в Лондоне – это годовая зарплата с немалыми нулями, свой дом, страховка, сумасшедшие перспективы. Не говоря уже о счастье жить в нормальной стране.
Интересно, как там моя первая любовь Клэр? Наступила на горло собственной песне и живет с мужиком или нашла в себе смелость сделать правильный выбор? Надо будет обязательно с ней повидаться. Поболтать – и, что уж скрывать, похвастаться моей красоточкой Касей.
Я ворвалась в квартиру и, хотя обычно стараюсь вести себя сдержанно, прямо с порога заорала:
– Каська! Мы с тобой едем в Лондон!
Она выскочила мне навстречу, распахнула свой нежный ротик:
– Э… когда?
– Через две недели! Тебе надо срочно подать на визу!
– Тебя все-таки переводят? – Ее голос звучал растерянно.
– Да! Конечно же, да! Чему ты удивляешься? Я и так ждала слишком долго! У нас будет свой дом, Кася! Сад. Пятичасовой чай! И полная свобода!
– Лизочка, это очень здорово! Я тебя поздравляю! – прощебетала она.
– Ты нас обеих поздравляй! Мы добились! Мы это сделали! Мы уезжаем!!!
– Но я ведь замужем, – напомнила она.
– Наплюй! Высшие силы – в лице моего босса – сегодня освободили тебя.
– Я… очень рада, конечно…
И только сейчас я заметила: голубые глаза мечутся в страхе, и никакой радости в них нет.
– Кася, ты что? – Я взяла ее за подбородок.
– Просто это так неожиданно. – Взгляд уткнулся в пол. – Я столько лет ждала этот Лондон, что и не знаю, как реагировать…
– Давай пить шампанское! А еще я сейчас закажу фейерверк. Выйдем на балкон и пальнем!
– Лиза. – Она аккуратно убрала с подбородка мою руку и отступила на шаг. – Мне надо подумать.
Я опешила:
– То есть как подумать? О чем?
– Лондон был хорош три года назад. А сейчас я уже не уверена, что хочу разводиться.
– Но… как же так? Ты всегда говорила мне… И как вообще можно возвращаться к человеку, который тебя бьет?!
– Не бьет, а один раз ударил. Причем за дело.
– Кася! Ты не можешь так со мной поступить.
– Лизочка, – она взглянула умоляюще, – я очень тебя люблю! И понимаю, что ты хочешь поехать со мной в Лондон. А Саша очень просит меня вернуться. Осталось понять, чего хочу лично я. Дай мне, пожалуйста, пару дней.
Но я – убитая, раздавленная – смотрела в ее лицо, оскверненное мужским кулаком, и понимала: Кася меня уже предала.
Беда красивых девушек в том, что они уверены: за ясные глазки и смазливые личики им позволено творить что угодно. Смотрят на тебя преданным взглядом, говорят, что любят, и самонадеянно полагают: от них, прекрасных-изумительных, партнер стерпит любую подлость.
Я не стала показательно ссориться с подругой. Отказалась от назначения в Лондон и осталась в России. Мы продолжали встречаться – примерно раз в месяц.
Кася так же старалась в постели, позволяла собой восхищаться и даже умерила аппетит в плане подарков. Я притворялась, будто по-прежнему боготворю ее, но сердце мое обратилось в кусок льда. Никто и никогда еще не смел вытирать об меня ноги! Смазливая медсестричка это сделала, а я никогда не прощаю своих врагов. И я поклялась себе: убрать с Касиного личика ее вечную счастливую улыбочку, сделать ей еще больнее, чем мне сейчас, заставить страдать, плакать, а может, и стереть с лица земли.
Самой воздать предателю – это приятно и почти по-библейски, но пачкать руки, ломать карьеру и портить собственную жизнь не хотелось. По счастью, у меня имелось чрезвычайно полезное знакомство.
Вера Власова. Она тоже ненавидела Касю, но – в отличие от меня – ненавидела от души. Без примеси любви. Ибо моя продажная медсестричка сломала Веруне жизнь.
Когда Кася еще работала в Клинике ментального здоровья, главный врач ее всячески поощрял (в том числе и материально) флиртовать с пациентами, пробуждать в них эротические фантазии, выводить таким образом из депрессии. Кассандра моя к общественной нагрузке относилась ответственно, глазки строила активно, постельных утех тоже не чуралась.
Переспала она в том числе с младшим братцем Веры Власовой, который лечился в клинике от панических атак. Несчастный парень (типичный, по виду, интроверт и девственник) отчаянно на Кассандру запал. Моя подруга с удовольствием хихикала над его телефонными звонками, зачитывала любовные стишки, довольно бездарные, но искренние. Я укоряла Касю в неразборчивости. Она парировала, что девушка свободная и малообеспеченная, а за секс с пациентами ей начальство премии выдает.