Дальше мой путь лежал в особняк Каси. В чужой одежде и чужой машине я чувствовала себя странно. Ощущение, что вскоре мне снова придется убить, наполняло тело противной дрожью, но иного выхода я не видела.
В Касин поселок я прибыла часа в три. Припарковала «Ниссан» в паре домов от коттеджа Бардиных. Я глубоко дышала и планировала, как сейчас выйду и позвоню в домофон, что скажу – на прощанье – Касе.
Мне было очень страшно убивать ее в собственном доме. Но пока я собиралась с духом, увидела: ворота распахнулись, и Касин смешной автомобильчик выехал со двора. Я пропустила ее метров на двести и пристроилась сзади.
Перед кольцевой Кася начала притормаживать – словно бы размышляя, в какую сторону свернуть. Слегка потупила – и поехала на восток. Куда это она собралась? Двигалась дергано – то еле плелась, то вдруг начинала вилять по рядам. Спасается, что ли, от кого-то?
Вдруг – тоже неожиданно – съехала на обочину (я тоже встала на аварийке, по-прежнему к ней не приближаясь), с кем-то поговорила по телефону и отправилась дальше. Свернула на площадку для грузовиков и остановилась. Ждет, но чего – или кого?
Я прикинула: возможно ли разделаться с ней здесь? Но вокруг полно траков, водители бродят, на красную машинку постоянно поглядывают. Нет, нужно ждать более благоприятного момента.
Но дождалась я совсем не того, чего хотела. Примерно через час рядом с Касиным автомобильчиком остановилось авто, и из него вылез Полуянов.
Худшие мои предположения оправдывались. Черт! Надо было не под дверями Касиного дома дрожать, а идти туда и кончать ее немедленно. А как быть теперь? С двоими мне ни за что не справиться. Но отпускать их и сдаваться тоже нельзя.
Когда обе машины – цугом – тронулись, я поехала вслед за ними. Мы выехали на Новорижское шоссе и километров через двадцать свернули к деревне Васильково.
Я отпустила своих врагов вперед метров на триста – но успела увидеть, в какой из домов они въезжают. Оставила Верин «Ниссан» на соседней улице, нашла искомую дачку и перемахнула через забор.
Будь прокляты открытые окна! И будь проклята Кася. Тело ее мужа в морге – а она активно льет синь своих глаз на другого. Готова служить смазливому журналисту как преданная собачка породы чихуахуа.
Судя по разговору, что я подслушала, моя глупая подружка пока даже не догадывалась, кто и зачем убил Александра. Но вопросы, что ей задавал Полуянов, не оставляли мне шанса. Не сегодня, так завтра, не завтра, так послезавтра – он ее раскрутит. Пока, правда, речь шла исключительно про брошенных мужчин. (Кася стеснялась своей бисексуальности и ото всех ее скрывала.) Но Полуянов ее дожмет, тут можно не сомневаться.
Разговор в спальне стих. Я встала на цыпочки, еще раз взглянула в окно. Что за мерзкая идиллия! Кася на боку, а Полуянов ей одеяло подтыкает. Я прекрасно рассмотрела его глупо-влюбленное лицо. Приятное будет расследование – с допросами в постели.
И что же мне делать-то теперь?! Анонимный звонок в полицию? Привести доказательства, что Кассандра двадцать шестого апреля не доехала до Питера, выдать ее местонахождение. Возможно, полиция поверит, приедет и даже задержит. Но Полуянов-то – не отступится! С еще большим рвением кинется в расследование, чтобы спасти свою прекрасную даму.
Или… или дождаться, пока оба уснут, пробраться в дом и прикончить обоих? Тех, кто в нирване, убивать легко – проверено на Бардине. Я попыталась настроить себя на решительные действия, сжала кулаки – и поняла, что не смогу. Утопить дремлющего актера – одно. А сейчас как? Вдруг я не справлюсь: Полуянов начнет отбиваться, Кася услышит и бросится на помощь. И попадусь – прямо на месте преступления.
Похоже, остается только бежать – это единственный выход. Я уже начала красться к калитке, как вдруг дверь в дом хлопнула. Я вжалась в дерево.
На крыльце появился Полуянов. Он торопливо открыл ворота, сел в машину и на малом газу – чтобы не разбудить свою королеву – выехал со двора.
Я не стала гадать, куда он отправился. Будем считать, минут пятнадцать в любом случае у меня есть. Я выждала, пока машина удалится, обошла дом и дернула дверь – заперто. Что ж, надо прорываться. Я выбрала окно, максимально отдаленное от спальни, обернула руку курткой и ударила локтем в стекло. Осколки рассыпались с ужасающим звоном, я в страхе присела. Но деревня по-прежнему оставалась тиха и пуста. Я снова обогнула дом и заглянула в спальню. Кася лежала – кулачок под щекой и сладко улыбалась во сне. Не разбудила.
Я вернулась к разбитому окну, надела перчатки, быстро сбросила на землю осколки, чтобы не поцарапаться, и проникла внутрь.
Сначала хотела просто задушить ее подушкой, но на пути мне попалась раскрытая дверь кладовой, а в ней, прямо в свете тусклой лампочки у меня перед глазами, – молоток.
Я сама не поняла, как схватила его. Меня душило, заливало обидой и гневом. Ведь это все – из-за Каси! Из-за нее я стала убийцей. Из-за нее вынуждена метаться, словно раненый зверь! А она – строит новые отношения, сладко спит в чужом доме и беззаботно улыбается во сне.
Обувь снимать не стала – ведь это не я, а Веруня в своих кроссовках мстит давней врагине. Я прошла в спальню, полюбовалась на нее в последний раз и обрушила молоток на счастливое Касино лицо.
Те две минуты, пока она хрипела и билась, я ничего не соображала. Но когда подруга моя стихла и только кровь из ее разбитой головы продолжала мерно, словно сломался кран, капать на пол, я поняла, что заигралась.
Фортуна часто способствовала мне в моем дьявольском плане, но теперь я с трудом верила, что мне удастся выйти сухой из воды. Однако все заранее запланированное я исполнила. Приехала на «Ниссане» к Вериному дому и поднялась к ней в квартиру.
Подруга моя лежала на спине и некрасиво храпела с открытым ртом. Я оставила возле ее постели ключи от «Ниссана», вынула из кармана портмоне с документами на машину – на них тоже попали кровавые брызги – и положила рядом.
С минуту я постояла у кровати, вглядывалась в одутловатое лицо с ниточкой слюны на подбородке. Насколько крепко мою подругу срубило? Что она сможет вспомнить и рассказать – когда к ней придут?
Для ленивых российских полицейских пьяница и наркоманка Вера Власова – идеальная кандидатка в преступницы. Мотив ненавидеть Касю – есть. Кроссовки и портмоне – в крови жертвы. Сегодняшний маршрут «Ниссана» легко отследить по видеокамерам.
Но если бы делом занимались только равнодушные к истине российские служители закона! Журналист Полуянов вряд ли купится на официальную версию.
Я, конечно, отправила ему с анонимного электронного адреса подсказку, где стоит «Ниссан». Это его отвлечет, но, рано или поздно, он поймет, что убивала не Вера, и вычислит меня. Слишком много следов я оставила. Ему расскажут про богатую подругу на Касиной свадьбе. Продавщица из поселка вспомнит якобы поклонницу Бардина Дайне, что приносила дары в день его смерти. Полуянов узнает о моей ориентации, каковая тоже многим известна, поговорит с консьержами, поймет, что Кася была моей любовницей… И все, мне конец.
Оставалось только бежать. В Белоруссию – и дальше, за границу. Разом перечеркнуть все профессиональные достижения и всю жизнь дрожать, боясь, что меня схватят. Как я проклинала сейчас тот день, когда решила мстить Касе! Ну зачем я поддалась эмоциям? Зачем возомнила себя Екатериной Медичи, великой интриганкой? Почему решила, что убивать – легко?!
Я уже бросилась собирать дорожную сумку. Дрожащими руками метнула туда свитер, походную косметичку – и остановилась. Нет! Не хочу я бежать и всю жизнь трястись, как пуганый заяц. В голову мне пришла идея.
Когда началась пандемия, мои иностранные работодатели сразу предупредили: тексты о России сейчас востребованы не будут. Благородно предложили уйти в отпуск – с минимальной оплатой. Но жить на гроши и умирать со скуки мне совсем не хотелось. Поэтому мы пришли к соглашению: я пока что ухожу из штата нашего агентства и пробую себя в роли блогера, а также пишу для фрондерских российских изданий. Новая работа меня захватила, тем более что темы я выбирала горячие.
Убедительно доказала, что, когда дело касается ковида, российская статистика – наука не точная, а заказная.
Очень интересовала меня и вакцина. Анализировать ее медицинскую эффективность я не бралась, но выяснила вопиющие факты: российскую якобы панацею тестируют, в нарушение всех конвенций о правах человека, на психически нездоровых людях – разумеется, без ведома их опекунов.
Мои материалы охотно печатали. Российская власть брызгала слюной. Меня пытались уговорить замолчать по-хорошему – подкупали, пробовали подставить, неоднократно угрожали по телефону. На следующей неделе предстояло первое судебное заседание по обвинению в клевете.
Хотя никто из западных читателей (в Европе мои материалы охотно перепечатывали) не сомневался: все в моих текстах правда, от первого до последнего слова.
И вот они, две чаши весов. На одной – позорное бегство с риском попасться и предстать перед судом за реальное преступление. На другой – возможность одним махом покончить со всем красиво и ярко. Да, я уйду, но в памяти людской останусь не преступницей – а героиней.
И, конечно, я выбрала второй вариант.
Лиза Горихвост получила ожоги семидесяти процентов тела. Для ее спасения применялись самые современные методы, на консилиум приезжали лучшие доктора. Иногда пациенты выживали и с более серьезными поражениями – медицина примеры знала.
Но проблема заключалась в том, что Лиза Горихвост совсем не хотела бороться. Она не отказывалась от пищи (да и не могла отказаться, потому что кормили ее внутривенно). Терпела все положенные манипуляции. Не пыталась вырвать подключичный катетер. Но когда доктора просили «Улыбнуться, и выше нос!» – только морщилась и закрывала глаза.
Западная пресса, прогрессивные российские журналисты, правозащитные организации устроили вокруг происшествия на Большой Дмитровке дикую шумиху. Навестить Лизу официально в подобной обстановке возможности не было, но Полуянов поднял все связи – в том числе побеспокоил мамину подругу, ставшую нынче большой чиновницей в Минздраве – и в реанимацию к пациентке проникнуть все-таки смог.