Пока девочки лепечут о чем-то между собой и едят куриные котлетки в форме зверушек, Мэтт опускает одну руку под стол и соединяет свои пальцы с моими.
– Спасибо, что пошла со мной, – тихонько говорит он.
Моя улыбка тут как тут.
– Спасибо, что пригласил. – Я крепко сжимаю его руку. – Хотя я думаю, тебе просто нужно было, чтобы кто-то постоял у окна с твоими детьми.
Он отвечает мне гримасой.
– Прости, что тебе пришлось за этим наблюдать. Не знаю, откуда у меня эта проблема с высотой, но… – Он театрально вздрагивает. – Боже, как я это ненавижу.
– Мне это нравится, – признаюсь я.
Он смотрит на меня с недоверием.
– Тебе нравится, что я полное ссы… слюнтяй, когда нахожусь на высоте? – Он окидывает взглядом девочек, чтобы убедиться, что они не слышали, как он почти сказал «ссыкло».
– Нет. Мне нравится, что ты не неуязвимый. – Я тянусь за своей содовой и делаю большой глоток. – Теперь, когда я знаю, что ты такой слюнтяй, мне меньше хочется заикаться и запинаться в твоем присутствии.
– Ха-ха. – Он не отрывает глаз от моего лица. – Я сейчас подумал, ты ведь уже давно не заикалась и не запиналась. – Его губы растягиваются в сексуальную ухмылку. – Неужели кто-то наконец-то теплеет ко мне?
Я потеплела еще в день нашей встречи. А наш первый поцелуй меня совершенно растопил.
Приходится держаться, чтобы не произнести это. Мне сложно понять свои чувства к Мэтту, я только знаю, что люблю проводить с ним время, и, да, я, определенно, чувствую себя спокойнее в его компании. Возможно, Дженни права – развод размолол мою уверенность в труху. Но она постепенно возвращается. Я чувствую себя сильнее. Я больше верю в себя.
– Может, быть, и теплеет, – с притворной неохотой признаю я. – Но я не знаю, чем помочь с этим страхом высоты. – Я подношу губы к его уху и шепчу: – Наверное, сейчас не самое подходящее время говорить, что я люблю прыгать с парашютом?
Его кожа белеет вмиг.
– О господи. Прошу, скажи, что ты врешь.
– Боюсь, нет. Я стараюсь прыгать пару раз в год, если ничего не мешает. Самый захватывающий опыт.
– Я больше тебя не знаю, – бесстрастно говорит он.
Меня пробирает смех, и я похлопываю его по плечу.
– Все нормально. Я бы никогда не стала вынуждать тебя прыгать со мной. У всех свои вкусы.
В этот момент нас прерывает Либби – она начинает настойчиво дергать папу за рукав.
– Папочка, мне нужно пи-пи.
– Ага. Хорошо. Пойдем, помогу тебе, да?
Он отодвигает свой стул, но тут встаю я.
– Я могу ее отвести, – предлагаю я. – Тебе не придется краснеть в мужском туалете.
Он смотрит на меня с благодарностью.
– Спасибо, Кр… Хейли, – исправляется он.
– Не за что. – Я подаю свою руку малышке. – Ты готов, Эдди? [28]
Она смеется высоким голосом.
– Я не Эдди!! Я Либби!!
– Она Либби! – звенит голосок Джун.
– Я знаю, просто шучу. – Я взъерошиваю шелковые волосики Либби и помогаю ей встать из-за стола. Я оборачиваюсь назад и вижу, что Мэтт придвигается к Джун и чем-то ее смешит. У меня сердце в груди начинает скакать, когда я вижу, как он улыбается, разговаривая со своей доченькой.
В дамской комнате я не забываю проследить, чтобы Либби помыла руки после кабинки. Когда она закрывает воду, у меня уже наготове бумажное полотенце. Она берет его и тщательно вытирает свои маленькие ручки.
Женщина средних лет улыбается, когда Либби возвращает мне использованное полотенце.
– У вас великолепная дочь, – говорит она с улыбкой на морщинистом лице.
Ее комплимент застал меня врасплох. Я смотрю в светлые глаза Либби и пытаюсь представить нас со стороны. После развода я часто задумываюсь о собственной семье. И эти мысли ведут меня в пропасть. Поэтому я вздыхаю и придумываю вежливый ответ. Но я даже не успеваю сказать «Я просто подруга семьи», как Либби уже вылетает из туалета. Поэтому я просто роняю «спасибо» и бегу за Либби, чтобы не потерять ее в потоках туристов.
После похода на башню мы еще час гуляем вдоль витрин торгового центра и рассматриваем рождественские украшения на них. Девочки визжат от восторга, когда видят блестящие товары, а Мэтт берет меня за руку.
Рай.
И когда он зовет меня подняться с ним в квартиру и остаться на ужин, я соглашаюсь, хотя отказаться было бы правильнее.
– Я могу чем-то помочь? – спрашиваю я, когда он направляется в кухню.
– Нет! – довольно отвечает он. На столе у него стоит медленноварка, и он надевает варежку, чтобы приподнять крышку. – Все уже готово.
Я тискаю Руфуса и заглядываю в емкость.
– Чили? Пахнет великолепно.
– Рецепт моей мамы, – говорит он, помешивая блюдо. – К тому же здесь нет глютена. – Он достает из заднего кармана листок бумаги, разворачивает его и разглаживает на столе. «Мэттью», – написано в начале. Потом следует много абзацев мелким шрифтом. Его палец пробегается по строчкам, доходит до низа, где абзац озаглавлен «ЗАПРЕЩЕННЫЕ ПРОДУКТЫ» и выделен ярко-желтым.
– Ага. Рис все еще легален. Значит, сделаю рисовый гарнир.
– Все еще… что?
Он кривится.
– Кара установила сотни правил, и я стараюсь нарушать их по минимуму.
– А письмо – это постоянное руководство?
Он смеется, но его смех звучит печально.
– Это только на сегодня. К каждой встрече она готовит новое, обновленное руководство. Раньше она не распечатывала их и не выделяла абзацев, так что это нововведение.
Я по-настоящему прикусываю язык, чтобы воздержаться от комментариев. Мне не хочется поносить его бывшую. Но я несколько часов провела с Мэттом и детьми, и мне даже в голову не пришло, что все так сложно.
Он на пару минут выходит на улицу с Руфусом, а когда возвращается, отводит его к девочкам в комнату. Мы с ним остаемся в кухне, и я сижу на стуле, пью пиво и наблюдаю, как мой горячий мужчина варит рис. Но я также делаю свой вклад в наш ужин – выкладываю салфетки и столовые приборы на стол и наливаю молоко в две пластиковые кружки.
– По половинке, – предупреждает Мэтт. – Они часто разливают.
– Поняла.
– Руфусу нравится, когда приходят девочки.
Конечно же, когда мы рассаживаемся за стол, Руфус находит себе место между их стульями и ждет, пока на него с неба свалятся случайные крупинки риса или еще что-нибудь.
Я пробую отменное чили Мэтта и сожалею, что подала ему магазинную лазанью. Но, по крайней мере, десерт, который он достает из шкафа, тоже не домашний.
– УРА, печеньки! – кричит одна из девочек. – Мама разозлится.
– Нет, не разозлится, – быстро заверяет он. – Они органические и с низким содержанием сахара.
– Правда? – шепотом спрашиваю я, когда он открывает пачку. Это кокосовые макароны в шоколадной глазури, и выглядят они жутко аппетитно.
Он виновато пожимает плечами, и я давлюсь своим смехом.
– Зато они без глютена, – шепчет он. – Не все же сразу.
Он прав. Не все сразу. Последние несколько часов я не переставала представлять, какой была бы моя жизнь, если бы я вышла замуж за кого-то, кто не захотел бы развестись, и мы бы завели детей. С Джексоном мы всегда планировали ребенка. Или, по крайней мере, я думала, что планировали. Но, пока мне еще нет даже тридцати, никакой срочности я в этом не вижу. К тому же сейчас мне нужно развивать свой бизнес.
Мэтт ненадолго уходит, чтобы переодеть девочек в пижамы. Кажется, они готовы на что угодно, лишь бы не чистить зубы. Поэтому они начинают играть в догонялки, а потом Либби пытается оседлать Руфуса, как лошадь. Он только зевает и опускается обратно на пол.
Потом они садятся на диван читать книжку и вскоре просто умоляют почитать еще.
– На этом все, – говорит Мэтт и захлопывает книжку. – Время ложиться в постель было две минуты и семь секунд назад, – в его словах я слышу отзвуки его бывшей. Я ухмыляюсь, а он игриво подмигивает. – Пожелайте Хейли спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Хейли, – пропевают обе.
– Сладких снов, девочки. Было весело пугать вашего папу.
Они хихикают, а Мэтт смотрит на меня искоса. Наверное, властный альфа-самец готов признаться в своем страхе только один раз в день. Мэтт загоняет девочек в их спальню и через пару минут снова возвращается.
– Мне пора идти, – нехотя говорю я и поднимаюсь с дивана.
Он удивленно смотрит на меня.
– С чего бы тебе уходить? У нас выдался прекрасный вечер – все мои любимые девочки под одной крышей. – Он целует меня в лоб, и по телу у меня разливается тепло. – К тому же ты только что пережила семь часов цирка Эриксонов. Ты заслужила бокал вина и тисканья на диване.
Я, конечно, сдаюсь и уже пять минут спустя потягиваю каберне и смотрю с ним нарезку лучших моментов игры между «Питтсбургом» и «Монреалем».
Еще пять минут спустя мы уже целуемся, как парочка подростков после комендантского часа. Рука Мэтта у меня под рубашкой, его большой палец обводит мой сосок через тонкое кружево моего бюстгальтера. Своим сильным коленом он раздвигает мои ноги, и я словно вспыхиваю огнем. Клянусь, я слышу такой же звук – вууух, – когда включаю плиту у себя в квартире. Мои руки поглаживают его грудь, и я лащусь к нему, как довольная кошечка.
Он одной рукой хватает меня за запястья и поднимает их над моей головой, прижимая мои ладони к спинке дивана. Потом его горячий и уверенный поцелуй опускается на мою шею. И снова – вууух. Крепкие, полные губы посасывают мою кожу. Вуууух-уууух. Я растекаюсь по его дивану.
На глазах у всего Торонто.
В то время как его дочери спят в нескольких футах от нас.
– Мэтт, – задыхаюсь я, поднимая подбородок к нему. – Мы должны остановиться.
Он отрывает от меня руки, и я больше не чувствую его горячего дыхания на шее.
– Прости, – хрипит он. – Думал, тебе нравится.
– Угу-у, – соглашаюсь я, но пытаюсь взять себя в руки. – Но… девочки.
Его большой палец возвращается на мой сосок. Я знала, что не зря всю жизнь пускала слюнки на хоккеистов. Мэтт действительно умеет владеть руками.