Опустив голову, я зажмурилась. И напрасно: перед глазами тотчас в подробностях встала та ночь. До самой смерти мне не забыть, как я проснулась в новенькой комнате с розовыми стенами, на одной из которых большими печатными буквами было написано мое имя, и увидела, что вокруг все в дыму. Мне не забыть, как первый же вдох обжег мне горло и грудь. В ужасе я выпрыгнула из кровати и увидела, как розовая краска пузырится на стенах, а затем открыла дверь в ванную – и весь мир взорвался. За секунду до того, как это случилось – и этого мне тоже не забыть, – дым стал коричневато-желтым. Воздух прорезали осколки стекла, которые впились мне в кожу. Огонь был повсюду. Языки пламени ползли по полу, лизали стены и потолок. Все это напоминало ослепительную вспышку. И были крики. Жуткие крики, которые не сравнятся ни с одним воплем из фильмов ужасов. Некоторые из них были моими, некоторые – Кевина.
– Было так горячо. Краска лопалась. Воздуха не было и… – Я дышала урывками и поняла, что сказала это вслух, только когда его губы снова коснулись моего виска.
– Я знаю, что тебе чудом удалось выжить, – проговорил Джекс, проводя большими пальцами по моей талии. – Твой отец вытащил тебя первой и оставил на улице. Потом они с мамой попытались вернуться, снова подняться наверх, но там уже все было охвачено огнем. Они не могли подняться… твоих братьев было уже не спасти.
Я снова попыталась отодвинуться, но Джекс мне не позволил. Холод в груди сменился тупой болью.
– Томми так и не проснулся. – Помню, мама обмолвилась об этом. После вскрытия выяснилось, что малыш погиб от отравления угарным газом. И это к лучшему – когда пожар потушили, от его комнаты остались одни головешки. – А Кевин… Кевин не спал.
И Джекс опять тихо ответил:
– Я знаю.
Когда я медленно открыла глаза, мои ресницы были мокрыми.
– Их гробики, – прошептала я, снова зажмурившись, и словно увидела их прямо перед собой, – были такими маленькими. Знаешь, кажется, что таких даже не делают. Конечно, я понимаю, что бывают гробики и меньше, но… эти были такими крохотными.
Джекс коснулся губами уголка моего правого глаза, осушая слезинку. Господи, грудь просто разрывалась от боли. Пронизывающий мое тело и душу холод немного отступил.
– У них не было шанса, – прошептала я и глубоко вздохнула. – Пожар начался прямо возле их комнат, на потолке и стенах. Огонь так быстро распространился…
Джекс ничего не отвечал.
– Нашей семье выделили большую сумму денег, когда выяснилось, что пожар… случился из-за нарушений при проводке электричества. Папа положил кое-что на счет, с которого планировалось оплатить мне учебу. Вот эти деньги мама и… выкачала. Но у нее и самой было много денег – сотни тысяч. И она, видимо, все просадила. – Я отпустила одеяло. – Папа скоро ушел от нас. Он не смог с этим справиться.
– Засранец, – буркнул Джекс.
Открыв глаза, я уже собралась защитить отца, но остановилась. Да, он был засранцем. Я давно с этим смирилась. Сделать следующий вдох мне было уже проще.
– Я никогда никому об этом не рассказывала. Даже друзьям. Не то чтобы я с этим так и… не справилась. Я справилась. Я была совсем маленькой, когда это случилось, но до сих пор скучаю по братьям. Это так чертовски больно.
– Так и есть.
Наши взгляды встретились, и мое сердце перевернулось в груди. Я поняла, что Джекс еще не закончил.
– Я знаю, что этот шрам не единственный. – Парень поднял руку и провел пальцем по шраму. – Я знаю, что у тебя есть и другие.
Отвернуться я не могла. Будь я проклята, если мне этого не хотелось, но он смотрел на меня, и взгляд его полных нежности шоколадных глазах будто проникал мне прямо в душу.
– Калла, я знаю, что ты обгорела. – При этих словах в груди у меня екнуло от стыда и от облегчения. – Я знаю, что тебе сделали несколько операций, и знаю, что сделано было далеко не все.
– Мама… она…
– Она завязла в собственном дерьме. Забыла или не смогла справиться, – кивнул Джекс. – Она никогда не признавалась, в чем причина. Понимаю, от этого не легче, но Мона ужасно винит себя за это. Тут никаких сомнений нет.
Да, но это ничего не меняло. И не могло изменить. Не знаю, может, я просто бессердечная стерва, но кое-что никогда не забывается. Такова жизнь.
– Я никогда… Никто никогда не видел моих шрамов, – почти шепотом сказала я. – Они ужасны.
– Они часть тебя.
Я медленно кивнула. Мысли путались. Я снова заглянула Джексу в глаза. С первого дня он знал, что я скрываю множество шрамов. Черт, да он знал это, даже когда еще не положил на меня глаз, потому что ему рассказывали мама и Клайд. Мне было не по себе, оттого что они посвятили в эту историю совершенно незнакомого человека, но сердиться на них я не могла. Я смотрела на Джекса, не в силах больше ворошить былое.
– Я тебе нравлюсь.
Парень улыбнулся.
– Это уже не новость, милая. Ты мне нравишься, хотя я и знаю о шрамах.
– Но почему? – Этот вопрос я задала уже не впервые.
– Я ведь уже объяснял. – Он снова положил обе руки мне на талию, и у меня перехватило дыхание. – По-моему, настало время показать.
– Показать? – недоуменно переспросила я.
– Да, показать.
Парень подхватил меня под мышки и приподнял над кроватью. Я плотнее обхватила коробочку с соком. Джекс подвинул меня выше, прямо к изголовью, удобно укладывая на одеяло, потом решительно отобрал остатки пунша.
И приступил к наглядной демонстрации того, что он действительно от меня без ума.
Глава двадцать первая
Когда я открыла глаза, в большое квадратное окно пробивались лучи утреннего солнца. Меня разбудили мягкие губы, которые запечатлевали легкие, горячие поцелуи у меня на шее.
Фантастика. Уголки моих губ дрогнули, и я ахнула, когда язык Джекса коснулся чувствительной точки у меня под ухом. Его рука скользнула поверх футболки с моего живота на бедро, и моя спина сама собой изогнулась.
Просыпаться так было здорово.
Прошлая ночь стала… буквально ночью оргазмов. Хотя сон выдался недолгим, я проснулась такой отдохнувшей, словно выспалась на год вперед. Не думаю, что это была исключительно заслуга того удовольствия, которое Джекс дарил мне своей умелой рукой. Скорее причина была в том, что прошлой ночью кое-что случилось. У меня с груди словно упал камень. Стена между нами рухнула.
А существовала ли она когда-нибудь?
Забавно, что стены, возможно, и вовсе не было, по крайней мере со стороны Джекса. Он знал о пожаре, о моих братьях, о деньгах и об ужасных шрамах. Он знал это, еще до того как мы столкнулись лицом к лицу. И его это нисколько не смущало. Сей факт не укладывался у меня в голове. Я сомневалась, что вообще когда-нибудь смогу понять его мотивы, но когда прошлой ночью парень принялся поцелуями и ласками доказывать свои слова, я лишь укрепилась в своей решимости перестать пытаться это объяснить.
Мои шорты валялись на полу спальни Джекса. Когда его рука скользнула под тонкую резинку моих трусиков и коснулась обнаженной кожи, я прикусила губу. Другой рукой он провел по моему бедру и подхватил меня под колено. Он поднял меня за ногу и подтянул мою попу ближе к своему животу.
Оказавшись в такой интимной позе, я почувствовала уже не просто трепет. Мои груди потяжелели. Джекс коснулся влажным, чувственным поцелуем моей шеи, и я мгновенно промокла, с трудом сдерживаясь, чтобы не начать извиваться под его руками.
Прошлой ночью Джекс… тоже не кончил. Доведя девушку до экстаза, он повернул меня к себе спиной – и все. Я тут же задумалась, как он может столько давать, не получая ничего взамен, но меня переполняли эмоции – а задавать вопросы, пребывая в сладостной неге не хотелось, – поэтому спрашивать ни о чем я не стала, не желая разрушить магию момента. Тем более я в общих чертах представляла, что делать, чтобы это исправить, но мне нужно было время.
Однако уже наступил новый день, и я всерьез вознамерилась найти в себе необходимое мужество. Я перевернулась на спину, и Джекс посмотрел на меня – сонно и весьма сексуально. Не успела я и глазом моргнуть, как он уже прижался губами к моим губам и запечатлел на них неспешный и сладостный поцелуй. Я провела ладонью по его щеке, отросшая щетина щекотала мою ладонь. Парень приподнялся надо мной, уперся коленом в матрас между моих ног и прижался бедром к самой мягкой части моего тела. Его восставший член коснулся нижней части моего живота. От этого ощущения я перестала дышать.
– Доброе утро, – пробормотал он в мои раскрытые губы.
– Привет.
Уголок его рта чуть приподнялся.
Мое сердце забилось чаще по целой тысяче причин. Начать хотя бы с того, что он снова накрыл мои губы своими и поцеловал меня гораздо глубже. Его язык коснулся моего, а затем его правая рука пришла в движение – и мне показалось, что она стремится туда же, где ей так понравилось накануне. К моей груди. Я напряглась всем телом, как и в прошлый раз, и с трудом сдержалась, чтобы не схватить его за руку, как раньше. У меня получилось: я знала, что в этом нет никакого смысла. Если Джекс хотел коснуться меня, его было не остановить.
И он коснулся меня снова.
Его большая рука легла мне на левую грудь. Я понимала, что он чувствует шрамы, но это его не остановило, и лаская мое тело, он коснулся занывшего соска. Джекс был хорош… Так хорош, что даже сквозь футболку и майку умудрился заставить мой сосок затвердеть, чуть сдавив его пальцами. Кожу начало покалывать – сперва на груди, затем ниже. Я ахнула и застонала, не прерывая страстного поцелуя. Спина снова прогнулась. Джекс перешел ко второй груди и не разочаровал меня.
– Черт, мне нравится, как ты стонешь, – прорычал парень мне в рот и поцеловал меня еще раз. – Я хочу услышать это снова.
Он снова заставил меня стонать, и я прекратила сдерживаться. Мне хотелось прикоснуться к нему. Я понимала, что действовать надо немедленно, иначе его рука снова скользнет вниз – и тогда все мои планы пойдут прахом.
Сначала я погладила его шею, затем опустила руку ниже, ему на грудь, и чуть не забыла, что делаю, представив, какой кожа будет на ощупь, когда между нами не останется никаких преград. Но такое вряд ли произойдет, так что я вернулась мыслями к настоящему моменту, провела ладонью по его боку и по плоскому животу.