Она уезжала. Уезжала навсегда.
Так.
Ох, это ударило по мне гораздо сильнее, чем я ожидала, как бы все это ни было глупо.
Но другого выхода не было. Конечно, мама могла остаться, но тогда бы ее просто убили, как до этого убили Мака. Она медленно ходила передо мной неровными кругами и грязными ногтями чесала руку. Я сжала губы и сдержала всхлип.
– Ты ведь и сейчас под кайфом?
Она ускорила шаг.
– Нет, я не под кайфом. Мне просто кое-что нужно, малышка. Дела не слишком хороши.
Я закрыла глаза и глубоко вздохнула. Внутри меня нарастал гнев, который пожирал меня, подобно раковой опухоли. И этот яд копился во мне с тех самых пор, когда я была маленькой девочкой. И это было объяснимо, но когда я открыла глаза и снова увидела, как она чешет руку, нарезая круги по комнате, я вдруг почувствовала, что у меня больше нет сил и дальше хранить этот гнев в себе и цепляться за его острые грани. Я видела маму в последний раз в жизни. Она уезжала. Последние несколько лет она была для меня все равно что мертва, но теперь это становилось еще реальнее. Раньше я знала, что мама здесь или хотя бы где-то рядом, но теперь я даже не смогу узнать, где она и как она. Если с ней что-то случится, ни Джекс, ни Клайд уже не смогут мне об этом сообщить. Я никогда ни о чем не узнаю. Ее больше не будет в моей жизни.
Вздохнув, я села на диван.
– Мне очень жаль, – сказала она.
Подняв глаза, я увидела, что мама подошла ближе и теперь топчется прямо рядом со мной, яростно расчесывая воспаленную от уколов кожу. Мне стало не по себе.
– Я знаю.
Она остановилась, взглянула на меня, как олень на несущийся на него грузовик, а потом куда-то направилась. Нахмурившись, я повернулась и увидела, что мама подошла к обеденному столу, который Джекс, кажется, никогда и не использовал по назначению.
На нем лежали какие-то бумаги.
Дрожащими руками мама взяла эти бумаги и повернулась ко мне. Она подошла ближе и остановилась в нескольких шагах от дивана.
– Это… твое.
Удивленно подняв брови, я подошла к ней.
– Что это?
Высохшей рукой мама вытерла со лба пот, хотя в доме было довольно холодно.
– Возвращаю тебе твою жизнь.
Я недоуменно уставилась на нее, не понимая, что она имеет в виду. Мама протянула мне бумаги. Готовая ко всему, я взяла их и быстро просмотрела.
Затем я изучила их внимательнее.
Было всего три листка, причем один оказался длиннее остальных и был согнут. Когда я разогнула его, у меня перехватило дыхание.
– Мама…
– Он твой. Дом твой, – сказала она, проводя руками по щекам. – Я его не закладывала. Ни разу. Я… я просто оставила его.
Я этого не знала и предполагала, что она уже несколько месяцев не вносила залоговые платежи, потому в любой день ожидала судебных приставов. У меня не укладывалось в голове, что мама не стала использовать дом в качестве источника средств. Я снова посмотрела на бумаги, чтобы удостовериться, что это действительно правда. Да. Все было верно. Документ на право собственности был подписан мамой и каким-то мужчиной, имя которого было мне незнакомо.
– Тебе нужно просто поставить свою подпись, но вопрос уже решен. – Мама отошла от стола, а затем остановилась. – Дом твой. Продай его. Получишь не меньше сотни тысяч.
Руки задрожали, пол чуть не ушел у меня из-под ног. Я не могла в это поверить. Дом теперь был моим. Я могла продать его и выручить деньги, которых хватит на оплату большей части ссуды, а возможно, будет достаточно чтобы полностью ее погасить. Моя жизнь станет такой же, как прежде, вернее, гораздо лучше, потому что сейчас в ней есть много такого, чего не было раньше.
Я посмотрела на маму. Чувства, которые росли внутри меня, готовы были разорвать мне грудь.
– Мама, я не знаю, что сказать.
– Не благодари меня. Что бы ты ни сказала, благодарить меня не надо. – Она сглотнула. – Мы обе знаем, что я этого не заслуживаю.
У меня задрожала нижняя губа.
– Мама…
– Я люблю тебя, малышка. – Она шагнула вперед и остановилась на расстоянии вытянутой руки от меня, но тут же снова попятилась. – Я понимаю, тебе кажется, что это не так, но я люблю тебя. Я всегда любила тебя. И всегда буду тебя любить.
Закрыв глаза, я с трудом втянула в себя воздух.
– Я так горжусь тобой, – прошептала она.
Я вздрогнула, глаза открылись сами собой. Мама смотрела на меня, постепенно отходя все дальше, и я понимала, что могу ее обнять. Я видела ее в последний раз в жизни. Я должна была ее обнять. Она была моей мамой и, как бы сильно я порой ее ни ненавидела, я все же ее любила. И всегда буду любить.
Но она не дала мне шанса.
Мама отошла к задней двери, и я поняла, что так она просит меня, чтобы я не прикасалась к ней. Она уходила. Слыша, как колотится мое сердце, я смотрела, как она открывает дверь – ту самую, которую взломала, чтобы войти внутрь…
И тут я вспомнила о баре.
– Подожди, – сказала я, прижимая бумаги к груди. Я понимала, что окликнула ее не потому, что меня так уж волновал ее бар. Я просто пыталась отсрочить неминуемое. – Что будет с баром?
Мама нахмурила темные брови.
– О чем ты, малышка?
Так. Не могла ведь она о нем забыть.
– Что будет с баром, мам? Как ты им распорядишься? Ты переписала дом на меня, а бар? – Он отходил ко мне только после ее смерти, а мне уж точно не хотелось ни думать, ни говорить об этом.
Мама покачала головой.
– Малышка, бар мне больше не принадлежит. Уже… год или больше.
Пол снова ушел у меня из-под ног.
– Что?
– Я продала его за… – Она сухо усмехнулась. – Неважно, за что. Я продала его, малышка, и теперь он в хороших руках.
Волоски у меня на затылке встали дыбом, по коже пробежали мурашки. Мне вдруг подумалось, что лучше бы я сейчас сидела.
– И ты в тех же хороших руках. Мне всегда казалось, что… вы с Джексоном прекрасно подойдете друг другу. Он хороший мальчик. Хороший мужчина. Он умеет любить и заботиться, – продолжала мама, пока я пыталась устоять на ногах, опираясь на спинку стула. – Он отлично управляется с баром. Он вернет ему былую славу.
Я порывисто вздохнула.
– Бар принадлежит Джексу?
Мама кивнула и сжала дверную ручку.
– Я не хочу, чтобы ты им занималась. Ты же станешь медсестрой? Будешь заботиться о людях. Это хорошо. Это… это твой путь.
Погодите-ка. Что? Я недоуменно моргнула.
– Откуда ты узнала?
Она открыла рот, и ее сальные волосы снова упали ей на щеки.
– Мне пора, малышка. Всего хорошего. Я знаю, ты не пропадешь. Будь счастлива. Ты этого заслуживаешь.
С этими словами она бесшумно выскользнула в дверь, и я осталась одна, не в силах пошевелиться от горечи и сожаления. Мама ушла. На этот раз она ушла навсегда, оставив мне целый мир.
А перед этим разрушила его почти до основания.
Я чувствовала себя идиоткой.
Взяв бумаги, которые дала мне мама, я села с ними на диван и взяла с журнального столика телефон. Жаль, у меня не было машины. Но во время пенсильванской версии перестрелки возле корраля О-Кей[8] заднее стекло было разбито, а в корпусе появилось несколько пробоин, поэтому мой «Форд» уже во второй раз оказался в мастерской – и на этот раз я вряд ли могла рассчитывать, что его починят бесплатно. Впрочем, сейчас это было неважно. Мне просто хотелось выбраться отсюда. Потому что голова у меня шла кругом, а грудь сдавило.
До полночи оставалось часа полтора. Джекс должен был скоро вернуться, и я сначала решила позвонить ему или написать сообщение, но в конце концов бросила телефон на журнальный столик.
Какой же я была глупой и невнимательной!
Теперь вся картинка сложилась. Я должна была раньше догадаться, что мама больше не имеет никакого отношения к бару. Чистота, четко организованная работа и аккуратно подшитые документы в офисе так и кричали, что им управляет кто-то другой. К тому же Клайд говорил, что мне не стоит переживать из-за бара. Похоже, так и было.
Мама продала его Джексу, а он мне об этом не сказал. Мне не сказал об этом и Клайд, но я не спала с Клайдом и не была в него влюблена, так что отказ Джекса делиться со мной такой малозначительной мелочью казался мне гораздо более важным.
Я не знала, что и думать. Я даже не могла понять, почему парень ничего мне не сказал, особенно после того, как я пришла в офис и стала изучать все его бумаги, полагая, что имею на это полное право, хотя на самом деле у меня этого права не было.
Обхватив щеки руками, я смотрела на документы на мамин дом, который теперь был моим. Этот дом – мой билет из ямы, куда меня загнала мама. Теперь, когда дамоклов меч из долгов, который висел надо мной последние несколько недель и о котором я старалась не думать, чтобы не сойти с ума, исчез, испарился… я могла подумать и о других проблемах.
Джекс мне врал.
Я не знала, как к этому относиться, не могла разобраться в тех чувствах, которые то и дело вспыхивали во мне. Через столько лет я наконец встретилась и поговорила с мамой, и теперь она ушла навсегда. Джекс скрыл от меня очень важную вещь, и доверие к нему было подорвано. Разбито на мелкие кусочки.
Если он солгал мне об этом, если он скрыл от меня такое, то что еще он мог от меня скрывать? У меня были основания сомневаться и задавать вопросы. Прошлый опыт успел научить меня: когда люди что-то скрывают, всегда оказывается, что на самом деле они скрывают гораздо большее.
Да я и сама была тому примером.
Я опустила руки и взглянула на телефон. Наклонившись, я подняла его со столика и сделала то, чего никогда прежде не делала.
Мне было неловко звонить Терезе. Время было очень позднее, а судя по ее спутанным волосам и измятой одежде Джейса, я, похоже, нарушила их уединение.
Но она ответила на звонок как настоящий друг. Более того, они с Джейсом приехали обратно к дому Джекса, забрали меня и отвезли в отель, где занимали один люкс с Кэмом и Эвери.