К несчастью, у Кенни практически отсутствует чувство пространственной ориентации, и через минуту она уже не может сообразить, где находится.
Она видит лифт и идет к нему. Начинает нажимать на кнопки, предположив, что одна из них доставит ее к отделению неотложной хирургии. Увы. Она минует педиатрическое отделение, онкологическое…
И потом останавливается на этаже, где находится родильное отделение.
Она выходит из лифта. Слышит слабый писклявый плач младенцев и машинально хватается за живот. Он плоский, и у нее сжимается горло. Ей хочется одного – сесть и свернуться клубочком, прячась в себя, пряча в себе своего ребенка, которого в ней больше нет.
В одиннадцатом классе, в тот день, когда был устроен осенний бал, влажность достигала ста процентов.
Лиз даже не пыталась завить волосы. Джулия помогла ей поднять их наверх и уложить в прическу; Кенни орудовала утюжком и лаком для волос. Нарядившись и приведя себя в порядок, они пошли на пляж фотографироваться.
Явился Джейк. Он был пьян, и на фотографиях это было заметно. Лиз сказала ему, чтоб он не садился за руль; он сказал, чтобы она расслабилась, потом – чтобы отвалила, и она к тому времени уже была настолько зла на него, что решила: пусть едет.
Он прибыл на бал целым и невредимым. Они протанцевали, может быть, пару песен, а потом Джейк исчез. Лиз схватила другого парня, недоумевая, почему ее это удивляет. Охота за «мусором», да – неужели она и впрямь ждала, что Джейк изменится? Люди не меняются.
Она пошла за напитком и с минуту постояла у входа в спортзал, наблюдая. Оттуда несло жаром и вонью, как из мужской раздевалки, а пол был влажный от пота. В конце концов она все же вернулась в зал и схватила за руку Томаса Бейна. Рубашка у того была настолько мокрая, что липла к телу.
Ей было все равно. Она танцевала и танцевала и закрывала глаза, и, когда диджей объявил, что танцы окончены, и снова зажегся свет, она схватила Джулию и Кенни, намереваясь вместе с ними пойти куда-нибудь повеселиться.
В итоге они никуда не пошли.
Сидели в «Мерседесе» Лиз на школьной парковке и перечисляли все, в чем были уверены.
Во-первых, что Кайл Джордан, если узнает, тотчас же бросит Кенни. Кайл занимается теннисом, претендует на спортивную стипендию в одном из университетов, в которые он подал заявки, и ни за что не поставит под угрозу свое блестящее будущее; к тому же он говнюк. Они ни в коем случае не поставили бы его в известность, ведь он мог бы бросить Кенни и за более пустячный грешок.
Во-вторых, что они сохранят это в тайне. Кроме Кенни, Лиз и Джулии, об этом никто никогда не будет знать. Лиз достанет для Кенни все, что нужно. Кенни ни при каких обстоятельствах не должна сообщать родителям. Они ее убьют. В самом буквальном смысле вышвырнут на улицу.
В-третьих, что Кенни придется избавиться от ребенка.
– Постойте. Как это? – спросила Кенни, нарушив воцарившееся молчание.
– Кенни, – заявила Лиз, глядя перед собой, на темную парковку, – ты не можешь оставить ребенка. Это ж ясно как дважды два.
Кенни съежилась в комочек, руками обхватив себя за талию и головой уткнувшись в колени.
– Лиз, – произнесла она, стараясь подавить дрожь в голосе.
Лиз не стала ее слушать.
– Мы постараемся записать тебя на аборт как можно скорее. Пока не слишком поздно. Давно ты поняла?
– Лиз.
– Кенни, черт бы тебя побрал. Что, нельзя было купить гондоны, если они у тебя кончились? Ты живешь всего в миле от автозаправки. За пару секунд бы обернулась. Блин горелый! Да хоть у нас бы попросила. Боже, Кенни. Я все время таскаю в сумочке контрацептивы. Черт. Ладно. Неважно. От ребенка мы избавимся.
Глава 64За четырнадцать минут до того, как Лиз Эмерсон разбилась на своей машине
Один-единственный раз сделав небольшой крюк, Лиз снова вернулась на автостраду. Отерев глаза, она задумалась о третьем законе Ньютона. О равенстве силы действия силе противодействия. Суть этого закона она никак не могла уразуметь. Тела в состоянии движения, тела в состоянии покоя, сила, масса, ускорение – эти понятия она еще сумела как-то осмыслить. Когда же они приступили к изучению третьего закона Ньютона, о силах действия и противодействия, мистер Элизер поместил на свой сайт ссылки и видео и сказал: дерзайте. Предполагалось, что такой подход научит их мыслить критически и оптимально использовать свое время, а также заставит освоить технические приемы XXI века и прочую ерунду.
Естественно, почти все ученики, усевшись на столы, стреляли друг в друга резинками.
Лиз любила стоять у руля и обладала всеми задатками лидера – умела манипулировать людьми, но она была немного ленивой. Она никогда не делала сегодня то, что можно было оставить на завтра, и всегда верила себе, если в качестве оправдания использовала отговорку «как-нибудь».
А это неизменно приводило к тому, что приходилось сидеть за уроками далеко за полночь, чем, собственно, она и занималась поздним вечером накануне контрольной по третьему закону Ньютона. К несчастью, мистер Элизер приготовил для них сюрприз: вместо теста с выбором ответов предложил написать эссе.
В заключение Лиз написала: НЬЮТОН БЫЛ НЕОРДИНАРНЫЙ ЧЕЛОВЕК, И, МИСТЕР ЭЛИЗЕР, Я БУДУ ВАМ КРАЙНЕ ПРИЗНАТЕЛЬНА, ЕСЛИ ПОЛУЧУ ТРОЙКУ ЗА ЭТУ КОНТРОЛЬНУЮ.
Он поставил ей тройку с минусом и предупредил, чтобы к экзаменам она выучила эту тему. Лиз клятвенно пообещала, что непременно подготовится, ибо в то время она была абсолютно уверена, что так и сделает, как-нибудь. Но очень скоро ее жизненные обстоятельства начали быстро меняться в худшую сторону, и Лиз махнула рукой на физику. Предэкзаменационная неделя должна была стать последней неделей ее жизни; она точно знала, в какой день поднимется с постели и больше в нее никогда не ляжет, и ее обещание досконально разобраться в учении Ньютона-девственника теперь казалось еще менее реальным, чем сон.
Лиз считала, что глупо пытаться осмысливать его сейчас, ведь есть бесконечное множество вещей, которые она никогда не поймет. Чем третий закон Ньютона важнее всего остального? Через несколько минут она, Лиз Эмерсон, перестанет существовать, и все, что ей известно, исчезнет. Какая разница, что ей ясно, а что – нет?
Она задумалась обо всем, что совершила, обо всех тех ужасных процессах, которым она дала толчок, и никак не могла взять в толк, почему ни одному из ее действий не было противодействия. Она думала о пристрастии Джулии к наркотикам, о ребенке Кенни, о неприятностях, что она причинила Лиаму, обо всех тех людях, которых втоптала в грязь, и задавалась вопросом, как так получилось, что все эти пакости сходили ей с рук. Всегда. Ее ни разу ни за что не наказали. Не исключили, не сослали, не депортировали, хотя ее, наверно, следовало и исключить, и сослать, и депортировать – заслужила.
Лиз Эмерсон за свою короткую катастрофическую жизнь принесла окружающим много горя, и никто ее за это даже не упрекнул.
Лиз не сознавала, что в ее случае действие и противодействие выражается в следующем: ей аукнулось зло каждого жестокого, отвратительного, мерзкого поступка, который она совершила.
Глава 65Невозможное
Кенни всегда вполне устраивала роль ведомой – и это хорошо, потому что она всегда была ведомой. Она до того привыкла следовать чужим указаниям, что, когда встал вопрос об аборте, Кенни согласилась, почти не задумываясь о том, чего она сама хочет.
Конечно, в этом случае Лиз была права. Видит бог, родители отреклись бы от нее. Она никогда не поступила бы в вуз. И весь Меридиан – половина города посещает ту же церковь, что и она, и во время проповеди о грехе прелюбодеяния все присутствующие думали бы о ней, – косился бы на нее презрительно весь остаток ее несчастной никчемной жизни, в которой она была бы лишена дома, родителей и возможности учиться в университете.
После того, как Лиз высадила ее у дома, Кенни пошла к себе, где разрыдалась так отчаянно, что ее стошнило, но каким-то чудом ей удалось убедить себя, что это токсикоз, хотя срок у нее был примерно полтора месяца. Она полезла в душ и там вдруг по-настоящему осознала, что беременна. Когда экспресс-тест на беременность показал, что она в положении, сердце чуть не выскочило у нее из груди, но потом она убедила себя, что это ошибка, и не стала ничего предпринимать. Когда месячные так и не пришли, она наконец-то поставила в известность Лиз и Джулию, и теперь, положив ладони на живот, Кенни впервые поверила, что в ней зреет новая жизнь.
И вот, в какой-то момент во время мытья головы, смывая шампунь и нанося на волосы кондиционер, она перестала глупить и почувствовала, что любит своего будущего ребенка.
Ее изумляло, что в ней что-то есть, нечто живое, которое дышит – говоря образно, конечно, – и растет с каждым мгновением. И вдруг она стала ей очень дорога – жизнь. Она никогда не ценила ее так, как сейчас.
Она хотела этого ребенка.
Кенни всегда любила детей.
Прежде она вообще не знала никаких забот. Родители ее чрезмерно опекали – если не родители, то брат. Кенни росла в полнейшем благополучии, ее оберегали, баловали, и за свою жизнь она мало чему научилась, разве что лгать, – необходимый навык, если она хотела иметь хотя бы некое подобие личной жизни. Психически Кенни была моложе, чем Лиз и Джулия, и ей это не нравилось.
В тот вечер в ванной Кенни рыдала долго и безутешно, как никогда. Плакала и плакала, пока из душа не полилась ледяная вода. Плакала, потому что хотела невозможного.
После того как мама забарабанила в дверь ванной, спрашивая, почему она там торчит так долго, Кенни вышла из душа, оделась и всю ночь не могла уснуть.
Сидела в темноте, перебирая возможные варианты. Держа ладони на животе, она обнимала зреющую в ней жизнь и пыталась найти путь, достаточно широкий, по которому они могли бы идти вдвоем.
На ее счете в банке 639 долларов и 34 цента, которые она скопила за лето, работая в «МакХрени». На эти деньги, возможно, удастся протянуть месяц, снимая жилье в одном из отвратительных домов у шоссе. Правда, родители, на правах опекунов, вряд ли позволят ей пользоваться счетом.