– Никак не получится, детка! Мне в Россию въезд заказан. Не знаю, как и протяну тут три дня без тебя.
Он, хохотнув, завалил меня на диван, горячо выцеловывая шею и шепча как обычно что-то совершенно бесстыдное.
– Подожди, – отбивалась я. – Миша, подожди! А почему тебе заказан въезд в Россию?
– Не вникай, солнышко! – отмахнулся Миша, продолжая сосредоточенно расстегивать на мне платье. – Просто так получилось.
В аэропорт меня должен был отвезти один из Мишиных телохранителей. Я уже знала их по именам. Тот, темноволосый, с расплющенным носом – Адам. А блондин с ямочкой на подбородке и на удивление глупой улыбкой, который и должен был везти меня – Костя. Миша вышел со мной во двор, на секунду прижал к себе уже у машины и вдруг сказал:
– Детка, к тебе после концерта зайдет один мой знакомый, передаст кое-что. Украшение. Брось его в косметичку со своими побрякушками, когда будешь паковать багаж, идет?
– Что? – охнула я и резко обернулась к нему.
Миша улыбался своей обычной безмятежно-нахальной улыбкой, но светлые глаза его внезапно сделались серьезными, отстраненными и… беспощадными.
Я вдруг поняла, что ровным счетом ничего не знаю об этом человеке, казавшемся мне до сих пор лишь беспечным прожигателем жизни.
Но фильмов-то с подобным сюжетом я смотрела достаточно, поэтому быстро вывернулась из цепкой Мишиной хватки и зашипела:
– Ты за кого меня держишь? За полную идиотку? Я не повезу никакую наркоту…
– Детка, при чем тут наркота? – скривился Миша. – Неужели ты думаешь, я стал бы тебя так подставлять? Я же от тебя без ума, маленькая моя! Это просто… ну один мой хороший приятель попросил раздобыть для него определенный антиквариат. Я же знаток и ценитель, сама понимаешь. Но если оформлять все официально, там одних налогов за перевозку выше крыши. А так… никто ничего и не заметит. Брось, безобидно обдурить государство – святое дело же.
Он был так убедителен, так, по обыкновению, вальяжен и небрежен, что я неожиданно для себя сказала:
– Ладно, – и села в машину.
Концерт, в котором мне довелось тогда поучаствовать, показал мне весь наш тогдашний музыкальный олимп во всей его аляповатой красе. Дело было смайстрячено кое-как, непрофессионально, плохо организовано, и в то же время во всем чувствовался запах очень больших денег. Звезды эстрады кичились друг перед другом тем, у кого больший штат охраны, у кого больше стразов на костюме. Были и вопящие на все закулисье:
– Твою мать, кто спер мои перья?
Звездочки-однодневки с крутыми «папиками», выставляющиеся друг перед другом. И уже заматеревшие потасканные дивы в мини-юбках…
Тут же крутились вороватые импресарио, продававшие и перепродавашие втридорога билеты, чтобы обвести вокруг пальца сразу всех и большую часть навара положить в свой бездонный карман.
В общем, концерт удался, хотя мое небольшое выступление, кажется, не особенно выделялось среди всего этого нарочитого фальшивого пафоса.
…Антикварной побрякушкой, которую мне действительно передал в Москве после концерта Мишин приятель, плюгавый человечек бомжеватого вида, оказалось кольцо – явно старинное, потемневшее от времени, с какой-то странной вязью по ободку и крупным темно-красным камнем, в глубине которого вспыхивали и гасли багряные искры.
Я, как и советовал Миша, бросила его в косметичку с концертной бижутерией. Среди кучи переливавшихся на все лады кристаллов Сваровски, браслетов, цепочек, колье, диадем и серег кольцо действительно потерялось, сделалось незаметным.
Однако в аэропорту меня трясло. Когда моя сумка въехала по конвейерной ленте в просвечивающее устройство, мой желудок скрутило таким спазмом, что я едва не рванула оттуда прямо в туалет. Не знаю, кем меня считал Миша, но полной идиоткой я все же не была и понимала, что вещь эта – не простой антиквариат, а что-то невероятно старинное, ценное и скорее всего краденое.
Дома Миша привычно притиснул меня к своей могучей груди, расцеловал, назвал умницей и тут же отобрал украшение. Зато вечером, плотоядно ухмыляясь, торжественно вручил мне довольно крупную сумму, бросив довольно:
– Твоя доля, мой ангел!
Именно так я и поняла, чем на самом деле занимался Миша. Он был, наверное, крупнейшим в мире специалистом по незаконно приобретенным, краденым, поддельным и прочим раздобытым криминальным путем предметам искусства. Миша служил посредником между самыми богатыми и влиятельными заказчиками и самыми пронырливыми, искусными и ловкими ворами, нечистыми на руку служителями музеев, оценщиками, реставраторами и прочими людьми из этого мира. Сеть его ценных связей была разбросана по всему миру. Он же был единственным связующим звеном между ними, благодаря которому действовала эта купля-продажа, оживлявшая черный рынок в мире искусства и ювелирных украшений.
В половине стран (включая и бывшую родину) Миша к тому времени успел уже засветиться, въезд туда грозил ему арестом и серьезными сроками. В другие же страны Миша летал совершенно свободно, полагаясь, вероятно, на свою поразительную удачу.
Разобравшись во всем, я осознала, что никакой бешеной внезапной страстью Миша ко мне не пылал. Нет, я, бесспорно, ему нравилась, особенно в постели, но связался он со мной вовсе не поэтому. Ему просто нужен был очередной курьер для особо важных и ценных заказов – курьер, которому открыт доступ в те страны, куда Миша не может наведаться сам. Хорошее прикрытие – человек, который совершенно официально может, не вызывая подозрений, мотаться по свету туда-сюда по нескольку раз в месяц. А для кого же еще постоянные разъезды более естественны, как не для начинающей певички, достаточно известной, чтобы имя ее не вызывало подозрений у таможенников, и не настолько раскрученной и влиятельной, чтобы смела ставить Мише свои условия?!
Он отлично все рассчитал, этот великий комбинатор!
В первый же вечер оценил, что я достаточно сообразительна, хороша собой и в то же время наивнее, скажем, той же Вероники.
Справедливости ради, мне не за что было обижаться на Мишу. Я ведь и сама изначально рассматривала его как выгодную ставку, как способ сбежать от Панкеева и как-то устроиться в жизни.
Вот только… вот только у меня и в самом деле начали проклевываться чувства к нему.
Но я решительно положила им конец. Наше сотрудничество было обоюдовыгодным и давало кое-какие весьма приятные бонусы.
Но не более того!
Продолжалось все это более двух лет.
За это время я научилась всякому. Помню, везла из Греции древние скифские золотые украшения, попросту нацепив их на руки и шею – в числе ничего не стоивших броских побрякушек. Помню, как прятала холст одного из голландцев в чемодане среди собственных постеров и афиш. Изображала в аэропорту лесбийский поцелуй с собственной гримершей, чтобы отвлечь охреневшего от такого поворота событий сотрудника службы безопасности от экрана просвечивающего устройства, на котором как раз в эту секунду должна была появиться инкрустированная шкатулка – чуть ли не из самой Оружейной палаты. Возможно, что именно оттуда она и взялась. Для Миши, казалось, не было ничего невозможного. Помню, я как-то со смехом спросила его:
– Ну, хоть Джоконда-то в Лувре – подлинник? Или ее ты тоже давно подменил?
А он глумливо ухмыльнулся мне в ответ и шепнул:
– Детка, только не говори никому, идет?
Я внезапно открыла в себе новые грани.
Оказывается, я была довольно ловкой, сообразительной, наглой, умевшей виртуозно врать, выкручиваться и импровизировать. Может быть, потому меня в свое время и зацепил так Миша, что я почувствовала в нем нечто родственное, даже сама о том не подозревая. Авантюрность и полукриминальная ловкость, дремавшие где-то глубоко внутри, внезапно пробудились во мне и вырвались наружу. Миша не уставал нахваливать – не меня, правда, а собственную проницательность, позволившую ему разглядеть скрытый криминальный талант в малоизвестной джазовой певичке.
А я…
Я понимала, что увязаю все глубже, что рано или поздно могу попасться, что Миша, по большому счету, ничем не рискует и – арестуй меня власти – пальцем о палец не ударит, чтобы меня вытащить. Я понимала также и то, что все его слова о моей головокружительной карьере оказались фикцией. Ему совершенно невыгодно было, чтобы я обретала серьезную известность и самостоятельность. Я была особенно полезна ему именно в нынешнем состоянии – какое-то смутно знакомое имя, кажется, слышал что-то такое по радио, ах, ну да, что-то вроде «Забыть тебя» или «Позвать меня»…
Но… У меня ведь не было особенного выбора, правда? Уйти от Миши, попробовать начать все самой, с нуля…
Это было чересчур страшно – с моей-то фобией нищеты и беспомощности. А с Мишей всегда было интересно, сыто и, что уж скрывать, достаточно денежно.
Свою долю я откладывала, как скупой рыцарь. Перекидывала в банках со счета на счет, тайно лелея мечту, что однажды скоплю достаточно, чтобы послать Мишу и всю его криминальную лавочку ко всем чертям и заняться карьерой всерьез.
Не знаю, как долго все это могло бы продолжаться, если бы однажды я совершенно случайно не наткнулась в собственном ноутбуке на письмо, которое, вероятно, просто забыли удалить из корзины.
Письмо было от крупнейшей английской звукозаписывающей компании. Они предлагали мне связаться с ними: возможно, я захочу свой следующий альбом выпустить в сотрудничестве с их студией.
Я посмотрела на дату в конце письма.
Черт, черт! Два месяца назад! Они, наверное, и думать обо мне уже забыли. Затем пробежала глазами приписку, которую поначалу не заметила – в ней говорилось, что студия звукозаписи уже трижды пыталась связаться со мной через моего менеджера, но ответа от него так и не получили, поэтому обращаются напрямую.
Сволочь Бен! Крыса с дырявым ухом! Он же ни словом мне ни обмолвился!
Впрочем, я догадывалась, что в первую очередь винить во всем нужно не Бена. Распоряжение явно исходило не от него.
Миша…